покосилась на торт и сама себя остановила.
— Рина, стоп! А то лопнешь. Фу-ух!
— Спасибо тебе огромное от меня и Юлии, — поблагодарил я.
— Надеюсь, они передумали резать. Надеюсь, у меня получилось, и рецидива не будет.
— Там целая комиссия. Думаю, все хорошо.
— Хорошо… Так мы теперь с тобой в одной лодке, получается? — сказала она как-то обреченно и загрустила.
— Получается, — кивнул я. — Еще раз спасибо тебе.
Чем она недовольна? Сосредоточившись на ее желаниях, я ничего не понял. Не белый шум — просто сумятица. Но стало неуютно, и я засобирался домой, а Рина не стала меня останавливать. Тем более Димидко звал смотреть футбол, двенадцатого нам предстоял сложнейший матч с «Торпедо», и после игры в Ростове эксперты оценивали наши шансы на победу как невысокие, а нам сейчас каждый выигрыш важен.
Глава 8. Торпеда взорвалась
Ночью пришло сообщение от Семерки. Первой иррациональной мыслью было — неужели у Дарины ничего не получилось? Мгновенно проснувшись, я прочитал: «Не знаю. Вроде полегче но силнет». Даже по сообщению ясно, что ее сил не хватает даже на знаки препинания. Фух, раз пишет, значит, все в порядке, резать не стали — она просто не успела бы отойти после наркоза. И еще хорошо, что она не догадывается, почему ей полегчало.
Я вспомнил об откате, сосредоточился на ощущениях и понял, что сегодня я худший… гитарист.
Халява! Видимо, вверху кто-то решил, что добро нужно поощрять. А может, просто так выпало на рулетке.
Только глаза сомкнул, чтобы доспать два часа, оставшиеся до утра, как написал Тирликас. Думал, он будет меня отчитывать за шоу в больнице, но немного ошибся:
«До тренировки зайди ко мне».
Значит, отчитывать будет позже. Потому я вздремнул еще пару часов, но все равно поднялся до будильника. Когда уже доедал творожную запеканку, из комнаты вышел Погосян в трусах с сердечками, увидел меня и сделал вид, что не заметил.
— Доброе утро, Мика, — поприветствовал его я и понял, что он хочет меня убить, потому что все знает. — Присядь, разговор есть.
Он оседлал стул и буквально вгрызся в меня взглядом.
— Я знаю, что ты провел вечер с ней, — припечатал он. — Не отвертишься!
Следил за нами? Впрочем, неважно.
— Мика, она не будет с тобой. Так бывает: химия у вас, видимо, не сошлась. Рано или поздно у нее появится парень, и это буду не я. Что ты сделаешь, убьешь его?
— Убью, — кивнул он.
— Но за что?
— За то, что забрал мое.
Хотелось застонать. Вот же баран! Но я сказал как можно спокойнее:
— Рина — не «твое». Она своя собственная. Человек не может быть чьим-то, если он не раб. Раз уж ты не можешь забыть ее, пожалуйста, хотя бы будь благоразумным.
— Ты. Был. С ней, — почти прорычал он.
— Был, — кивнул я, глядя в его круглеющие глаза. — Сейчас я тебя удивлю еще больше: у мужчины и женщины могут быть не только постельные дела.
Он сжал кулаки.
— Да что ты лечишь! Какие такие у вас с ней дела?!
— Остынь, брат, — сказал направившийся в душ Микроб, шагал он бодро, не хромал.
— Как нога? — спросил я. — Трениться сможешь?
— Как бабка пошептала, — улыбнулся он. — Два дня поберегусь, потом продолжу.
Погосян пытался просверлить во мне дыру взглядом, шумно сопел.
— Мика, да включи верхнюю голову! — теперь уже я разозлился. — Рина не даст тебе! Никогда не даст. Ты убьешь ее избранника и сядешь, а она нового ухажера заведет. И что?
Думал, Мика будет быковать, но нет, потупился и пожаловался, скребя пальцами волосатую грудь:
— Ну люблю я ее! Страсть как люблю. А тут еще ты… — Он скривился, будто собрался заплакать. — Как нож в спину! Пообещай, что не будешь с ней?
С Дариной я быть не собирался, но обещать ничего не стал.
— Вот! — взбеленился он. — Потому что вы вместе!
— Потому что не играю в твои детские игры, — отрезал я и вышел из квартиры, направился на стадион.
В восемь Тирликас уже был в своем кабинете. Впустил меня не здороваясь, кивнул на стул. Я уселся, приготовившись отвечать на неудобные вопросы, но их не было.
— Кротова убили, — сказал Лев Витаутович и пояснил: — Майора, который тебя вербовал. Он догуливал последние дни в Болгарии и пропал. Тело обнаружили в море. Следов насильственной смерти нет.
Я выругался.
— Уверены, что это убийство? Хотя… выглядел он крепким…
— Да, — кивнул Тирликас. — Теперь о тебе знаем я, Ахметзянов и еще несколько наших. Человек, который вчера приходил в больницу, это кто?
— Хотел, чтобы Даринка посмотрела ногу Семерки, — брякнул я. — Она говорила, что диплом пишет по теме, но только мы вошли, Кисиль нас выгнал. А я нутром чую, что резать нельзя! Ошибается заведующий.
Витаутович усмехнулся.
— Как он был зол! Он ведь кандидат наук, между прочим. А ты усомнился в его компетентности.
Такое впечатление, что он был доволен моей выходкой. И про Дарину — ни слова.
— И что, все-таки будут резать? — обреченно спросил я. — Я ошибся?
— Комиссия провела осмотр и приняла решение ампутировать конечность. Но пока готовились и совещались, состояние Юлии стабилизировалось. Решение отложили на сегодняшнее утро, что там и как, не знаю, не звонил еще.
Глава 9. Глаза бы не глядели!
Увидев меня, Семерка просияла, сложила руки на груди и взмолилась:
— Санечек! Полдуши продам за сигарету. Вот реально дохну без них! Скажи, что ты позаботился о старушке и принес пачку!
У заведующего закончился рабочий день, и меня по просьбе Тирликаса пустили к Юле. Судя по тому, как она приободриась, все у нее хорошо.
— Нельзя тебе.
Она закатила глаза и ударилась затылком о подушку.
— Полпачки! Ну хотя бы одну! Одну, блин, штуку!
— Еще раз попросишь — уйду, — пригрозил я.
— Шантажист чер-ртов…
Я развернулся и зашагал к выходу, и Семерка бросила в спину:
— Еще одна смерть. В Ленинграде.
Слова будто загарпунили меня, я развернулся, и она продолжила:
— Самородок. Восемьдесят седьмая, Алина. Суггестор. Удар по голове, удушение, изнасилование. — Семерка передернула плечами. — Причем соитие для маскировки делали уже с трупом, потому что суггестор может заставить насильника засунуть собственный член себе в задницу. Я ее хорошо знала, она одна из лучших.
Я смотрел в окно. На улице сгущались сумерки.
— Вот так заходить к подруге, спрашивать, все ли хорошо.
Кому выгодны смерти одаренных? Тем, кому они мешают проворачивать свои темные дела. Таким, как Шуйский. Сколько их? Знают ли они обо мне? Кому можно доверять, кому
