В большой казарме, на облупленных стенах которой еще красовались выгоревшие довоенные плакаты и были видны следы от висевших некогда портретов, начались интенсивные занятия по изучению материальной части немецких танков — всяких узлов и устройств, схем электропитания, механизмов заряжания… Во дворе на приколе стояло два немецких танка — средний танк Т-III с 37-миллиметровой пушкой и громадный T-IV, весом около двадцати пяти тонн. Здесь будущие танкисты изучали устройство танка в натуре, по очереди залезая внутрь и до автоматизма отрабатывая команды, которые подавал инструктор. В ближайшее время должны были начаться занятия на полигоне — где-то недалеко за городом, но Рольфу этого было не суждено дождаться.
Ровно через десять дней после прибытия в Орел произошло событие, круто изменившее жизнь молодого человека. Против своей воли становясь солдатом вражеской армии, он еще как бы оставался заложником ситуации, жертвой жизненных перипетий, которые оправдывали Рольфа хотя бы перед самим собой. Но, сделав один шаг, ему неминуемо пришлось бы делать второй. И назавтра Рольф оказался бы уже на поле боя, лицом к лицу с бывшим товарищем по школе ФЗО или своим земляком, ставшим бойцом Красной Армии. Он должен был встать перед ними с оружием, как враг, как солдат другого государства, поставившего своей целью поработить народ страны, в которой он жил. Сидя в немецком танке за рычагами управления или в качестве стрелка-радиста, он должен был стать частью злобной и безжалостной машины уничтожения, которая вторглась в пределы чужой страны, сжигая, громя и уничтожая все на своем пути. Став солдатом армии противника, Рольф должен был в конце концов разделить участь многих из них — погибнуть на поле боя или изведать все тяготы и унижение плена. Но в отличие от немцев из Германии, которым было куда вернуться, хотя страна их была повергнута в руины и, казалось, уже никогда не возродится из пепла, таким, как Рольф, возвращаться было совершенно некуда. Участь предавшего свою родину всегда трагична, позорна и безысходна.
Но тогда, в марте сорок третьего, ничего этого Рольф Дитман не знал да и, наверное, не задумывался столь глубоко о возможном развитии событий. Не знал он и того, что судьба уготовила ему еще один резкий поворот, который уже не оставит ему никаких шансов на будущее. Став на путь предательства, он не знал, что в один прекрасный день перед ним разверзнется земля и откроется страшная пропасть. Пропасть предательства…
Советский капитан продолжал допрос. Он ставил Рольфу Дитману вопрос за вопросом, уточнял отдельные обстоятельства, пытаясь воссоздать картину его службы в немецкой армии. Конечно, капитана контрразведки больше всего интересовало, какие задачи решал конкретный карательный орган и, главное, какую агентуру и где он оставил. Именно это было наиболее важным в те апрельские дни 1945 года, когда Советская Армия добивала восточнопрусскую группировку противника.
Пленный продолжал:
— Двадцать пятого марта 1943 года нашу роту построили в полном составе, пришел командир с одним обер-лейтенантом, сотрудником СД, и по списку вызвал двадцать человек русских немцев, в том числе и меня. Нам приказали собраться для отправки в другую часть…
«Странно все-таки это звучит — русских немцев», — отметил про себя капитан и спросил:
— В какую часть вас зачислили и чем вы там занимались?
— В тот же день обер-лейтенант привез нас на Черкасскую улицу, кажется, в дом номер сорок пять. Там с нами побеседовал «шеф» — штурмбаннфюрер Карл Раабе. Он сказал, что мы будем проходить службу в «Сихер-гайц-полицай» и «Сихер-гайц-динц»…
— «Зихерхайтсполицай» и «Зихерхайтсдинст», — поправил капитан.
— Ну, да. Сокращенно — СД, что в переводе на русский язык означает: первое — «полиция безопасности», а вторая — «служба безопасности». Обер-лейтенант сказал нам, что мы будем служить переводчиками при допросе следователями политических заключенных, а также арестованных за кражу и другие виды преступлений…
— Скажите, Дитман, вы сразу поняли, куда вы попали? Ну, что это за орган такой — СД?
— «Шеф» Раабе нас сразу предупредил, что орган, в котором мы будем работать, является секретным, и все, что мы будем делать в стенах этого органа, мы никому не имеем права рассказывать. Что, работая в этом органе, также не имеем права встречаться с гражданскими лицами и говорить им что-либо о методах работы СД. А если кто-либо из нас будет рассказывать тайные методы работы СД, то он подлежит расстрелу. После этого Раабе сказал, что мы попали в «Зондеркоманду 7Б», фельдпост 18555[74], что означает в переводе на русский — «особая команда», которая непосредственно подчинялась «Оперативной группе Б», находившейся в то время в Смоленске…
Из Докладной записки 8 отдела 4 управления НКГБ СССР от 10 августа 1944 года
«…Деятельностью оперативных команд (эйнзатцкомандос) полиции безопасности, действовавших и действующих на оккупированной немцами территории, руководят соответствующие оперативные группы (Эйнзатцгруппен) полиции безопасности, подчиненные непосредственно начальнику Р.С.Х.А.[75], а через него — ГИММЛЕРУ.
На оккупированной в прошлом территории Советского Союза действовали 4 оперативные группы полиции безопасности и СД:
1. Оперативная группа „А“…
2. Оперативная группа „Б“ — на территории центральной армейской группировки (Белоруссия, Смоленская, Орловская, Московская области). Начальником ее был СС бригадефюрер НЕБЕ, бывший начальник Управления криминальной полиции Главного управления имперской безопасности. В конце декабря 1942 г. его сменил СС бригадефюрер НАУМАН.
3. Оперативная группа „Ц“…
4. Оперативная группа „Д“…
Оперативные группы создали оперативные команды (эйнзатцкомандос). Каждая команда действовала на территории одной из армий, входившей в состав армейских группировок.
Кроме того, для работы в оккупированных крупнейших городах Советского Союза оперативные группы создали особые команды (зондеркомандос) полиции безопасности и СД…
Оперативные команды (эйнзатцкомандос) и особые команды (зондеркомандос) имели 4–5 „внешних отрядов“ (ауссентруппе), которые в зависимости от обстоятельств направлялись в населенные пункты в районы действия команды».
Капитан Исаев, слушая показания немца, сопровождаемые стрекотом пишущей машинки, вдруг подумал: «Сколько же их я видел за последнее время! Предателей, изменников, провокаторов! Странно, мне кажется, что они почти все на одно лицо. Какие-то безликие, с бегающими глазами, дрожащими руками, втянутой в плечи головой. Наверное, там они были не такими — наглыми, грубыми, самоуверенными…» Правда, этот молодой немец не производил на капитана такого впечатления. Какой-то щуплый, испуганный. Казалось, он таким был всегда. Запутавшийся, заблудившийся в дебрях войны парень, которого теперь не ждет ничего другого, кроме закономерного конца всех предателей…
Тем временем Дитман продолжал рассказывать:
— На пятый день нам всем выдали форму СД, а старую форму танкистов мы сдали обратно. Меня оставили при «зондеркоманде», а остальных распределили и разослали по «труппам»[76], что в переводе на русский означает «оперативная группа»…
Исаев слегка усмехнулся. «Действительно, по трупам. Они теперь все — трупы. И этот тоже».
— Находясь на службе в «зондеркоманде», вы принимали присягу?
— Да, в июне сорок третьего я вместе с другими переводчиками принял присягу на верность службе Германии.
Рольф отчетливо помнил тот день, когда их построили во дворе большого четырехэтажного дома, где размещалась «зондеркоманда». Раньше в этом доме была средняя школа. В больших классных комнатах кое-где еще стояли парты, а на стенах висели черные грифельные доски. На небольшой спортивной площадке, где с довоенных времен сохранились турник и лестница с перекладиной и канатами, были построены все вновь прибывшие, в том числе и Рольф. Они стояли лицом к строю, образованному сотрудниками четырех отделений штаба «зондеркоманды». Ее начальник штурмбаннфюрер[77] Раабе, стройный блондин лет тридцати пяти, с истинно арийским, чуть с горбинкой носом произносил слова присяги, а Рольф и еще четверо «новобранцев» повторяли за ним чеканные фразы: «Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер империи, быть верным и мужественным. Клянусь тебе и назначенным тобой начальникам беспрекословно повиноваться до самой смерти. Да поможет мне в этом Бог!».
В какой-то момент Рольфу показалось все это чистым безумием — он, бывший гражданин Советского Союза, вдруг принимает эсэсовскую присягу. В каком страшном сне могло ему присниться, что он, одетый в униформу вражеской армии, будет произносить имя Гитлера как высшего божества, ради которого он должен пожертвовать всем — совестью, честью, Родиной и самой жизнью! Но все было взаправду — и штурмбаннфюрер Раабе, и ряды солдат в полевой форме с двумя молниями на черных петлицах, и офицеры с нашитыми на рукава ромбами «СД», и слова присяги на верность Адольфу Гитлеру. Не удержавшись на краю пропасти, Рольф падал на самое ее дно. Это не оставляло ему никакой надежды на спасение.
