История вопиет о справедливости.
Восток и Юг, присосавшиеся к телу Белой цивилизации, замерли в ожидании бескомпромиссного удара, который положит начало тотальной войне на выживание. В противостоянии рас не бывает компромиссов. Вид, не способный сражаться за свое будущее, должен умереть.
– Постарайся вернуться, – просит меня Света.
Ее руки словно раскаленные обручи сжимаю меня.
И тогда я нахожу успокоение и веру.
Победа.
Мы имеем право утверждать, что она существует – даже в начале пути.
Мы идем на антиотбор в целях сохранения крупиц жизни.
Из единственного оставшегося белого зернышка вырастет новое дерево.
Победа.
Я надеюсь.
Я верю.
10
По телевидению в новостях передают о том, как власти пытаются остановить внезапный миграционный поток. Но все знают, что законных путей для этого нет. Конституция гарантирует свободу передвижений. Журналисты задают молчаливым людям одни и те же вопросы, однако никто не разговаривает со СМИ, обслуживающими антибелый режим.
Мы с Колючкой смотрим выпуски новостей по маленькому телевизору у него в машине. Нам удается это лишь в перерывах между поездками в городе и за его пределами. Мы возим взрывчатку, оружие, подручные материалы. Никогда не представлял себе, что такая работа способна превратиться в рутину.
Два дня назад мы с Генералом уволились из фирмы. Вчера уволился и присоединился к нам тот парень, завербованный самим Генералом. Полчаса назад я узнал, что он вместе с отрядом добровольцев едет в боевой тренировочный лагерь. Отчасти я завидую ему, выходящему на передний край. Он приходил ко мне попрощаться, он улыбался счастливо и крепко жал мне руку.
Говорят, Белые переселяются из южных районов в северные. Возникают стихийные лагеря, словно это последствия войны. Ходят слухи о неизвестных людях, которые снабжают группы переселенцев деньгами, документами, провизией, подвозимой грузовиками. Циркулируют слухи о крупных партизанских формированиях. Некоторых активистов милиции удалось поймать, но получить какие-либо сведения до сих пор не получается. Дума настаивает на введении в стране военного положения, чтобы правительство имело полномочия на принятие чрезвычайных мер. Лавина сдвинулась с места и теперь ползет вниз. Многие понимают, что теперь остановить процесс невозможно. Сенаторы твердят об угрозе в связи со вспышками насилия, имевшими место в Англии, США и других традиционно Белых странах. Федеральная Служба Безопасности докладывает, что некие силы открыли беспрецедентную охоту на сотрудников спецподразделений, на высших руководителей Службы и функционеров Министерства Юстиции. Режим растерянно оглядывается по сторонам, не понимая, откуда мы взялись.
Взломаны секретные базы данных. Хакеры бесчинствуют в Интернете. Новости так и сообщают. Растерянные и испуганные лица дикторов. Невнятные комментарии либеральных политиканов. Обескураженная физиономия Президента.
Параллельно с Белой миграцией происходит черная, но в противоположном направлении. Оккупанты, заполонившие Белые города, подвергаются мощнейшему прессингу. Испуганные античерной агитацией чужаки бегут за границу. По городам прокатываются массовые погромы. Передвижные агитационные точки остаются для органов внутренних дел неуловимыми. Улицы завалены листовками. В течении двадцати четырех часов произошло несколько взрывов, уничтоживших практически полностью центры террористических религиозно-сектантских организаций. Анонимные группы до зубов вооруженных боевиков вступают в столкновения с мафиозными структурами, в основном с этническими. По оценкам специалистов, в стране вот-вот разразится гражданская война. Пропаганда, развернутая режимом имеет целью напугать обывателя, пробудить в нем гражданственность и «лучшие либеральные чувства». Но даже я, не такой уж и искушенный в этом человек, новичок, вижу, что усилия тщетны. Кое-где люди стихийно выходят на улицу, требуя отставку правительства и суда над Президентом. Колючка говорит мне, что стихийности на самом деле никакой нет, что эмиссары Сопротивления свое дело знают.
– Я и сам хотел бы этим заниматься, – вздыхает он, – выйти на улицу открыто, как в старые добрые времена, понимаешь…
Я думаю о взрывчатке, спрятанной в этот момент в нашей машине. На улицах усиленные милицейские патрули, а на выездах из города можно заметить замаскированные тут и там бронетранспортеры.
Время летит стремительно. Иной раз трудно определить спал ты сегодня вообще и сколько. В такие моменты ты понимаешь только одно – война началась, пути назад нет. Дальше будет тяжелее.
Часто Колючка исчезает на много часов, и в это время я сижу на съемной квартире и принимаю сообщения от различных мобильных групп. Я выучиваю все шифры, приходящие на сотовый и рацию и передаю их Генералу либо человеку по прозвищу Фантом. Мне передают инструкции для Ласточкиного Гнезда, Крысы Бетховена, Весеннего Бриза, Ледового Тороса. Либо для Путешествия к Антарктиде, Лунного Модуля, Красного Быка, Рассерженной Бабушки.
Это группы сопротивления, осуществляющие непосредственную диверсионную деятельность.
Я включен в систему координации.
Я – часть грандиозного проекта по возвращению Свободы.
Вчера был взорван вокзал, на котором в ожидании поезда собралось несколько сотен нелегалов. Люди Сопротивления заранее позаботились о том, чтобы под удар не попали Белые. Пока город в шоке, пока правозащитники кричат во всю глотку о «беспределе, творимом фашиствующими элементами», мы действуем по плану. На телевидении толпятся брызжущие слюной евреи. Они просят помощи у кровавых псов из Моссада и Б’най Б’рит.
В квартире, где я сижу, нет ничего. Если необходимо будет отсюда бежать, бросать нечего и не жалко. Продавленные полы, истертый ковер в большой комнате, кое-где грязные стекла потрескались и на трещины налеплен потемневший скотч. Обои вздулись и висят, словно старческая кожа. Ползают тараканы, и в минуты затишья, когда не слышно грохота транспорта на улице, особенно громко шуршат их лапки по ребристой ветхой бумаге. В квартире, за исключением ископаемой кровати, пары табуреток и кривого столика, нет никакой мебели.
Мы ждем. До первого серьезного выступления, когда на нашей стороне будет армия, остаются считанные часы.
Мы с Колючкой едем на очередную встречу. Я пью пиво из банки и жую бутерброд.
– Военно-транспортный самолет, который ведут верные нам люди, пробивается, предположим, к Москве, – рассказывает Колючка, – а на его борту – тысячи кубических литров некоего вещества. Вероятно, этот самолет собьют, когда в ПВО сообразят, что он задумал что-то нехорошее. Но на сверхнизких высотах он пролетает над городом и распыляет свой груз. Вещество при соприкосновении с кислородом становится более активным. Аэрозоль накрывает десятки кварталов, ветер разносит ее еще дальше.
Для чего же все это? Химическое оружие?
Мы проезжаем мимо участка улицы, где милицейские патрули разом проверяют несколько машин. Люди выведены наружу, и у них изучают документы.
Колючка улыбается. Он абсолютно к этому безучастен, тогда как я покрываюсь ледяным потом.
– Белым твердят, что все расы и народы равны и в биологическом отношении одинаковы. Зачем же тогда правительства крупнейших стран разрабатывают оружие на основе расово-генетических различий? То, что уничтожает лишь азиатов, либо негров, либо представителей расовых субстратов? Это оружие существует. Сопротивлению удалось заполучить его в свои руки. Насколько мне известно, сейчас наши специалисты работают над его производством в более широких масштабах. Естественно, если позволяет техническое оснащение. Но даже того, что у нас имеется, можно с успехом использовать в самом большом мультинациональном вертепе у нас в России. Москве. Против расового оружия нет противоядия.
– Как же оно действует?
– Умирают все представители южных народов, не имеющих отношения к Белым нациям. Москва наводнена оккупантами, и вести с ними там уличную войну мы пока себе позволить не можем. Проявления болезни самые различные. Поражения иммунной системы, разрушение внутренних органов и прочее – лучше тебе поинтересоваться у врачей. Смерть скоротечна и относительно безболезненна. Вероятны заболевания также среди представителей метисовой прослойки, в которых сочетались черты разнорасовых родителей, но так как эти гибриды получились в результате расовых преступлений, они – не наша забота. Руководство Сопротивления считает, что наше чудесное вещество – единственная серьезная на данный момент возможность сократить число инородцев в столице.
– И Белые не реагируют на него? – спрашиваю я.
– Нет. Люди чистой расовой принадлежности могут не беспокоиться. К тому же отток русских из города продолжается. Чем сильнее мы сумеем раскачать ситуацию, тем лучше.
