Снегопад, без сомнения, благотворно повлиял на манеры Патрика Батлера. Раньше желания ей помочь Энн Герберт за ним не замечала.
— Спасибо, Патрик, я прекрасно справлюсь сама, — сказала она, улыбнувшись молодому человеку. Он разрумянился и выглядел совсем юным, стоя здесь перед ней в новом костюме. Том самом костюме, который Энн на прошлой неделе выбрала в единственно приличном комптонском магазине готового платья. Патрик пожаловался, что насчет одежды он полный тупица.
— Энн, ты сейчас должна пойти со мной. Пойдем, это ужасно важно!
Приглашение к немедленному тайному бегству, вероятно, означало какие-то чрезвычайные обстоятельства.
— Куда пойдем, Патрик? Мне сейчас не до прогулок по этому снегу.
— Ко мне в офис. Я бы повел тебя в кафе, но там слишком много ушей. Мне надо тебе срочно такое — такое! — рассказать.
Однажды Энн посетила редакцию «Графтон Меркюри». Несмотря на приложенные накануне героические усилия Патрика Батлера, беспорядок там царил устрашающий. Вот в маленьком станционном кабинете ее отца все вещи были более-менее на своих местах и пыль вытиралась почти вовремя. Так что мужчин вообще-то можно приучить к аккуратности. Просто некоторые из них беззаботны как дети.
— Это ведь ненадолго, Патрик? — спросила Энн, пока они продвигались вдоль Северных ворот к штаб-квартире местного органа печати.
— Не очень, — уверил Патрик, взбудораженный необычайно даже для своего темперамента. — Так скользко, Энн. Может, ты возьмешь меня под руку?
— Не стоит, здесь не скользко.
Наблюдавшие прогулку молодой пары граждане Комптона с умилением взирали на горячо о чем-то говорившего Патрика Батлера и порой что-то коротко ему отвечавшую Энн Герберт. Наиболее романтичным наблюдателям слышались свадебные колокола вместе с пасхальным перезвоном.
— Думаю, у нас никого, — сказал Патрик, когда они с Энн одолевали последний марш крутой скрипучей лестницы. — Питер сейчас на холмах: пошел взглянуть, не подмочил ли снегопад овечью шерсть, а Джордж в суде.
Энн оглядела безнадежный хаос. И только собиралась спросить, почему бы не нанять человека для уборки, как Патрик, плотно затворив дверь, приглушенным голосом сообщил:
— В соборе ночью случилось что-то ужасное! Ты ничего не слышала?
— О чем, Патрик? Из моего окна все хорошо видно. Утром ходил довольно многочисленный полицейский патруль, но что тут необычного?
— Полиция кишит на всей церковной территории. В Певческие палаты вообще не пускают. Все втихомолку, заградительных постов нет, но только попытайся куда-то пройти, мигом невесть откуда выскочит констебль и от ворот поворот. А почему, из-за чего, не говорят. Сколько ни спрашивай, говорят одно — «имеется приказ».
— Боже мой! Может, трещина в стене и опасаются, что рухнет ветхое здание?
— За эти домики, Энн, беспокоиться не надо. Столетиями прочно стоят. Я где-то читал — эта обитель старейшая в Европе. Нет, я думаю, тут другое. Какой-нибудь невиданный кошмар. Помнишь этого Пауэрскорта, детектива? Ходит там всюду, вид очень сосредоточенный, опрашивает разных чудаков. И еще вот: с утра вдруг приглашение прийти в четыре, побеседовать с деканом. Что бы это значило?
— Ты ведь просил у декана статью, что-нибудь про средневековое аббатство? Наверно, разговор пойдет об этом.
— Да ни черта не про аббатство! Здесь иное. Я чувствую. Знаешь, вернусь-ка я к собору и погляжу хоть издали. Можно мне проводить тебя до дома через эти горы снега?
Энн благодарно кивнула. До бакалейной лавки она так и не добралась, не купила фунт любимого чая Патрика. Однако внутренний голос ей подсказывал, что чаепитие сегодня отменяется.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт почти весь день провел, обходя сам собор и множество прилегавших к нему построек. В другое время его бы очаровало великолепие старинного ансамбля, но не теперь. Паруса мощных контрфорсов и колоннады капелл, цветные витражи и скульптурные ангелы на хорах, крутые своды и резные арки — ничто не трогало, не вызывало интереса. Весь день он думал, есть ли связь между убийством Артура Рада и смертью Джона Юстаса. Конечно, оставалась вероятность самоубийства канцлера, с выстрелом из какого-нибудь допотопного оружия, разносящего голову и заставляющего срочно заколотить гроб. А если Юстаса убили, то несомненно из-за денег. Огромных денег. Пауэрскорт еще раз перебрал осаждавшие его смутные подозрения относительно миссис Августы Кокборн. Допустим, она подделала завещание — тот самый, в три минуты оформленный Мэтлоком документ, под которым подписался некто невероятно молчаливый. Допустим, она выждала полгода, чтобы юрист успел забыть странную процедуру. Допустим, она убила брата и заявила права на наследство, не ведая о наличии двух других завещаний. Однако зачем ей, наняв сыщика, самой добиваться подтверждения, что брат ее умер не своей смертью? Подделка документа при этом теряет всякий смысл.
Но если обе смерти в Комптоне как-то связаны, и связаны тем, что последовали вблизи прекрасного собора, безгрешного как укрывший его белый снег, чем объясняются эти убийства?
Пауэрскорт вошел в Зал капитула, отдельно стоящее здание, куда столетия назад сходились на свои собрания члены монашеского ордена. Он опустился на каменную скамью, и ему представилось, как некий бенедиктинец в грубой рясе вслух читает положенную по календарю главу из Библии: что-нибудь мрачное, ветхозаветное, эпизод тяжких страданий сынов Израиля по Книге Неемии или пророка Осии. Зачем кому-то убивать певчего, распевавшего псалмы за теплый угол?
Детектив встал и отправился в храм, где шла репетиция хора. От коллег покойного Артура Рада он узнал много любопытного. Например, о том, что певчие пятнадцатого века, отъявленные выпивохи, буяны и распутники, иной раз были объединены в столь могучие гильдии, что их боялись уволить или лишить пенсии. И о том, что деятели Реформации за полвека искоренили порочную практику прошлого. Зато относительно мотива убийства Артура Рада Пауэрскорт не узнал ничего. Выяснилось только, что в кухню Певческой столовой ведут четыре коридора, ни один их которых ночью не был заперт.
Что символизирует такая казнь на вертеле? Какой-то библейский образ? А может, это жуткая шутка, проделанная с уже мертвым телом? Задумчиво бродя по хорам, Пауэрскорт читал укрепленные на спинках скамей памятные почетные таблички со старинными именами. Тут значились не только особо отмеченные за их рвение монастырские служители храма, но и миряне, жители епархии, когда-то много сделавшие для возведения и процветания собора в Комптоне. Кто знает, вдруг разгадка где-то здесь. Имена эти завораживали: Грантхем Южный, Йетминстер Первый, барон Уинтерборн, Тейнтон Правящий, Хэрстборн, Бэрбедж, Фордингтон, Райслингтон…
Если бедняга певчий Рад был уже мертв, к чему все эти хлопоты с огнем? Кто-то один и задушил, и насадил на вертел, и очень долго, терпеливо поворачивал тело над горящим пламенем? Или убийца и терзавший труп — два разных человека?
Йетминстер Второй, Алтарный Брат Меньшой, Чардсток, Нетсербери Духовный… Имена, прозвища такие, будто призраки средневековья вышли из тьмы веков и заняли свои места на хорах. Гримстоун, Грантхем Северный, Куум, Хэрнхем, Чизнбери, Чут…
Был ли соборный канцлер Джон Юстас дружен с хористом Артуром Радом? А может, там давняя вражда, кровная месть?
Вилсдорф, Вудфорд, Раском, Лайм, Хэлсток, Бэдминстер, Радклиф… Никакой подсказки. Вдруг вспомнилось, что завтра возвращается в усадьбу Августа Кокборн. И только двое суток до повторного собрания, нового обсуждения завещаний у Оливера Дрейка. Имена с памятных табличек продолжали преследовать Пауэрскорта на всем обратном пути по церковному нефу и через обширную территорию собора. Перечень этих старинных имен казался неким кодом, который не удавалось разгадать. Шиптон, Нетсерэйвон, Гранит Апостольский, Гиленгхем Младший, Биминстер Второй…
8
Без четверти пять Энн Герберт уселась в маленькой гостиной своего углового домика под сенью храма. Дети ушли к соседям лепить с ребятами во дворе снеговика. Снегопад прекратился, но ветер продолжал мести вьюжную пыль. Энн размышляла, не позволить ли себе новый диван. У мальчиков сейчас, кажется, полное, даже с избытком обмундирование, чтобы вволю носиться сломя голову. Или просто сменить обивку на старом? Новый диван! Решимость тут нужна, как для штурма боевой крепости.
Поглядывая то и дело на входную дверь, Энн ждала появления отнюдь не сынишек. Патрика звали на беседу к декану к четырем, время она запомнила точно. Дом декана практически рядом. И декан — ей ли было не знать! — отличался изумительной оперативностью. Дело о передаче вдове преподобного Фрэнка Герберта права занимать этот дом (по правде говоря, домишко) было им решено минут за пять, не больше.
