Когда мы с Шестопаловым приезжали на поле и начинали поиски, к нам со всех сторон обязательно спешили чабаны или земледельцы. Каждый рассказывал какую–нибудь чудесную историю о случайной находке, которую сделал кто–нибудь из их знакомых. Это были какие–то мифические золотые львы, статуэтки, которые потом продавались за баснословные суммы. Причем от рассказа к рассказу эти суммы росли. Некоторые предлагали нам искать клады в горах. По местным легендам, там существует тайная пещера, вход в которую расположен высоко на вертикальной скале. Какой–то хан, пожелавший спрятать свои сокровища, пригнал к той скале целую отару овец. Он приказал резать скот, и так как дело было зимой, его джигиты кидали залитые кровью туши животных на стену скалы, и они, по легенде, примерзали к камню. По этой импровизированной лестнице джигиты подняли все богатство хана и сложили в пещере. С тех пор никто из смертных не мог попасть внутрь этой таинственной пещеры. Мы с Володей не хотели разочаровывать зевак и обещали им, что, как только у нас будет свободное время, непременно займемся поисками мифической пещеры.
Азарт вдохновляет человека на совершенно, казалось бы, непрактичные вещи. Посчитайте стоимость бензина, который мы сожгли с Шестопаловым, носясь из одного конца Чуйской долины в другой или пробираясь по горным дорогам в поисках затерянных городов. Прибавьте к поученной сумме наше с ним драгоценное время, которое могло быть направлено, например, на вскапывание картофельного поля или прополку садовой земляники. Помножьте на недовольство наших жен, огорченных «бесцельным» времяпровождением своих мужей. И положите все это на чашу весов. На другой чаше поместите наши скудные находки: полустертые медные и бронзовые монеты, горсть каких–то нашивок, бронзовых пряжек от сандалий и ремней и ржавые наконечники от стрел. И всё–таки вторая полупустая чаша перевесит, потому что ее тянет вниз незримая сила, которая кипит в наших душах. Мы жаждем открытий, нас манит возможность прикосновения к далекому прошлому. Хотя иногда я думаю, что мы с Шестопаловым с наслаждением бродим всего лишь по мусорной свалке средневекового поселения и как сумасшедшие радуемся находке какой–нибудь сломанной безделушки. Но мы с ним верим, что это не так, что впереди нас ждет какая–нибудь замечательная находка, которая будет интересна ученым. Ведь как были открыты терракотовые воины в Китае? Совершенно случайно. Рыли колодец и наткнулись на обломок статуи. Что сделали крестьяне? Побежали к археологам. Теперь терракотовое воинство – визитная карточка Китая, одно из достояний человечества.
Сейчас в Кыргызстане землю раздают местным жителям. Они ее распахивают, невзирая на наличие на ней каких–нибудь исторических памятников. Я лично видел, как на курганах, охраняемых государством, местные жители спокойно добывают глину. Просто подгоняют экскаватор и гребут ковшом нужный им строительный материал, в котором могут быть бесценные исторические находки. Сиюминутная нужда затмевает государственный интерес. Я слышал о случайных находках при таком разграблении городищ, и однажды даже видел золотой браслет караханидского времени, найденный какими–то земледельцами на выделенном им участке земли. Браслет был очень красив, весь украшен тонким изящным узором. Браслет состоял из сегментов, залитых черной эмалью, в центре которых было изображение журавлей. За него просили тысячу долларов. Мне было безумно жаль, что я не в состоянии выложить такую сумму за эту находку. Жаль не потому, что я не мог стать обладателем этой реликвии, а потому что Кыргызстан навсегда лишается ее. Она могла бы украсить наш Исторический музей. Как я впоследствии узнал, подобных браслетов тогда найдено было несколько. Были в том кладе и другие серебряные, золотые и бронзовые предметы. Сколько их сейчас находят люди по всей нашей республике? Куда они уплывают? Никто из наших сограждан не спешит стать Шлиманом и прославить свое имя. Лучше, считают они, нарушив закон, потихоньку продать коллекционерам или перекупщикам, которые отправят находку за границу. Там за нее дадут приличные деньги. Никто из них не думает о Кыргызстане, о том, что найденные предметы древности могут привлечь к нашей стране внимание туристов, ученых, и, может быть, внесут свой вклад в процветание Кыргызстана. Увы, свой карман ближе и дороже.
И снова и снова пылим мы с Шестопаловым по дорогам республики в поисках своих Трой и Атлантид. В конце концов, нам с ним просто нравится эта полевая жизнь. Нравится, когда вокруг просыпается природа, поют птицы, из–под ног в разные стороны разбегаются ящерки, воздух напоен ароматами цветущих трав и цветов, наполнен жужжанием насекомых… И мы, оставив душные квартиры, выходим на поиски, в одной руке держа металлоискатель, а другой сжимая саперную лопату наперевес. Пожелайте нам удачной охоты!
ПОВЕСТЬ
Золото Иссык–Куля
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Иссык–кульский монастырь
Отец Иреней
9 августа лета Господня 1916 по тракту, пролегавшему по северному берегу горного озера Иссык–Куль, медленно катила повозка, запряженная парой полусонных волов. Озеро, мирно дремавшее в гигантской чаше межгорной долины, сияло в лучах полуденного солнца подобно драгоценному сапфиру. Слева от дороги, то удаляясь на несколько километров, то приближаясь вплотную, возвышался горный хребет Кунгей–Алатоо. Справа от тракта склон полого спускался к аквамариновым водам озера. За необозримой синевой водной глади, казалось прямо из вод Иссык–Куля, подымались седые от вечных снегов вершины хребта Терскей–Алатоо, протянувшегося по южному берегу озера. Горные склоны и берега озера были сплошь безлесые, лишь кое–где вдоль берега встречались заросли колючего кустарника – джерганака, ветви которого сплошь были усеяны мелкими оранжевыми ягодами, облепиха – так называли кустарник русские поселенцы, да из–за далеких складок Кунгей–Алатоо выглядывали верхушки елей, которые росли на невидимых глазу северных склонах хребта.
Повозкой управлял мужик крепкого телосложения с окладистой бородой и густой шевелюрой. Одет он был в холщовую косоворотку с расшитыми цветными нитками воротником и рукавами, на голове красовалась широкая соломенная шляпа, защищавшая хозяина от жгучих лучей солнца. Рядом с ним на телеге сидел средних лет мужчина, по облику и одежде которого сразу можно было узнать обитателя одного из православных монастырей. Он с интересом слушал словоохотливого хозяина повозки.
– Вам, отец Иреней, совсем недалече осталось, – мужик вытянул вперед руку, – видите вон там, вдали, у озера домики – это село Курменты. А чуть ближе на мысу небольшая рощица и над деревцами маковки храмов – это и есть Светлый мыс. На нем стоит Свято–Троицкий монастырь, куда вы направляетесь. Деревца–то совсем молоденькие, не так давно насажены. Когда поближе подъедем, увидите – они крест наш православный рисуют. Валаамские монахи, которые к нам сюда в Киргизию пришли на помощь миссионерам веру укреплять и распространять ее среди киргизцев, так придумали саженцы посадить. Место на мысу святое, говорят, и в древности там християнский монастырь стоял, да под воду ушел. Поглотило его озеро. В спокойную погоду наши рыбаки стены под водою видят. Наверное, большой город когда–то рядом был. Часто сетями кирпичи люди достают. Киргизцы вон свои могилки этими кирпичами обкладывают, наподобие домиков, гумбезами называют. Кирпичи крепкие, даром что неведомо сколько веков в воде пролежали, лучше новых будут.
– А как жизнь здесь, Петр? – полюбопытстствовал отец Иреней, с видимым наслаждением оглядывая окрестности. Несмотря на палящее солнце, ветер с озера приносил прохладу и аромат цветущих лугов, покрывавших берега. Озеро в этих местах врезалось в берег длинными рукавами заливов, живописно змеящихся меж холмистых узких мысков. Поверхность воды сплошь была покрыта черными пятнами больших стай разнообразной водоплавающей птицы. Над ними с криками сновали белоснежные чайки.
– Грех жаловаться, отец Иреней, – отозвался Петр, – пшеница родится богатая, яблони, груши урожай дают, ягоды много всякой. В полях да в горах живности столько, что хоть палкой бей. И уток, и бекасов, в лугах зайцы, лисы. В камышах тигры да кабаны. В горах олени, медведи встречаются. В Иссык–Куле рыбы много. А про пчел и говорить нечего – столько цветов, медок получается ароматный, целебный. Поешь его, ни одна хворь не берет.
– Откуда–то родом будете? – опять задал вопрос отец Иреней.
– Из Курска родители. Только уже пять десятков лет прошло, как сюда на землю киргизскую они перебрались, я–то тут родился, – проговорил Петр и добавил: – Ни одного разу отец не пожалел, что так далеко забрался от России. Там–то все больше голодали, все земля плохо родила, а тут–то рай земной. Вот только киргизцы больно пошаливают.
