На краю бассейна стоял Гиви с большим стеклянным кувшином.
— Нет у Васильича компота, — обиженно сказал он, неодобрительно поглядывая на выходящего вслед за Юлией из воды Виктора. — Честно, нет. Я проверил. Говорит — к вечеру наварит. Я тебе воды принес, холодненькой.
— Гиви, какой ты молодец, — искренне обрадовалась Юлия, пытаясь отжать из волос соленую воду. — Ты бы знал, как я мечтала именно о простой пресной воде! Я же сейчас как сельдь атлантическая пряного посола… Польешь, а?
Гиви с готовностью поднял над ней кувшин, и Юлия принялась старательно смывать с кожи морскую соль под тонкой струйкой ледяной воды, поеживаясь не так от холода, как от пристального взгляда Виктора, который стоял рядом и с нескрываемым интересом наблюдал за процессом омовения. Никаких признаков раскаяния. Разулыбался, как «Дирол» без сахара. И зубы у него наверняка искусственные.
Гиви, неодобрительно косясь на Виктора, со значением посочувствовал:
— Это сколько ж волосы теперь сохнуть будут? Вечером танцы, а ты обещала со мной потанцевать.
Ничего она, конечно, не обещала, но спорить не стала — еще не хватало с Гиви спорить, когда Катькин брат рядом уши растопырил.
— До завтра сохнуть будут, — хмуро буркнула Юлия. — Если фен не перегорит.
— У меня фен есть, — влез Виктор в чужой разговор. — Очень мощный. Я даже помочь готов. А? Двумя-то фенами быстрее будет!
Юлия демонстративно не услышала этого заявления, поэтому Гиви тут же предложил свой вариант:
— Юль, у меня тоже есть фен. Хочешь, помогу?
— Спасибо, Гиви, — с подчеркнутой теплотой отозвалась она. — Я все-таки сама попробую.
— Если что — зови. — Гиви вытряхнул их кувшина последние капли воды вместе с мелкими осколками льда, заметил, что Юлия вздрогнула, и хозяйским жестом смахнул лед с ее плеча. — Сразу зови, не стесняйся, я рядом буду.
Вот только этого ей не хватало…
— И меня зови, — подал голос Виктор. — И я рядом буду. Не стесняйся.
Юлия обернулась, уловила ехидное понимание в глазах Виктора и, резко отвернувшись, пошла к себе в каюту, гордо задрав голову. Что, впрочем, было неизбежно — мокрые волосы так оттягивали голову назад, что никакого вида, кроме гордого, просто не получилось бы. Жаль только, что каждый ее шаг был отмечен лужей. Наверное, больше всего она сейчас похожа на водяного из мультфильма. Фу, как противно.
А все из-за этого Виктора… С самого начала вся суета происходит из-за него. С первой минуты этого дурацкого круиза, с той самой минуты, когда она, только-только поднявшись на борт, услышала его совершенно неприличный ликующий вопль и увидела, как он бежит к ней, протянув руки, Юлия поняла, что покой ей только снился. Еще спасибо, что Катерина время от времени отвлекает братца какими-то поручениями, а то бы и вовсе хоть утопись… Нет, все. Сегодня мы поссорились. Я предупреждала. И вообще, давно пора положить конец этому безобразию…
Вообще-то никакого безобразия, конечно, не наблюдается. В поезде Виктор вел себя вполне сносно. И даже непонятно, почему это с первой минуты ее присутствия на борту теплохода он ведет себя как… Как неизвестно кто. Никто никогда не вел себя с Юлией так, как этот Виктор. То есть нормально он себя ведет, придраться не к чему, если не иметь в виду этого принудительного купания в бассейне… Да и это пустяк.
Но до чего же тревожно, когда он постоянно ошивается рядом, и когда говорит всякие глупости с этой своей рекламной улыбкой, и даже когда просто молчит и смотрит светло-серыми, как платина, глазами с легким зеленоватым оттенком. Такое чувство, что он ее преследует. Глупости, конечно. Зачем бы ему ее преследовать? Да и преследуют, по-видимому, все-таки не таким способом. Вот этот выводок одноклеточных из подвида толстеньких — эти да, эти, можно с уверенностью сказать, преследуют. И Гиви со своими друзьями — те тоже преследовали, пока она с Гиви нечаянно не подружилась. Но по поводу и одноклеточных, и тем более друзей Гиви Юлия ни капельки не тревожилась. В конце концов, у нее огромный опыт общения с людьми, у которых еще и не такие патологии наблюдаются. Правда, там все-таки дети, а здесь взрослые. Как бы вменяемые и как бы отвечающие за свои поступки, так что в случае чего она вправе этим как бы крутым пообрывать псевдоподии. В процессе как бы адекватной реакции… И почему это одноклеточных с такой силой тянет размножаться? На самом деле — как бы размножаться… Потому что любимая тема их разговоров — это противозачаточные средства. Вот ведь одноклеточные, а?
Или это она так безнадежно отстала от жизни? Катерина, например, не видит ничего странного в их поведении. Да и Алан, кажется, не в шоке от их окружения. Наверное, они привыкли к такому обществу. Наверное, это и есть нынче приличное общество. Валерия чувствовала бы себя здесь как рыба в воде, это точно. Папа, скорее всего, смеялся бы про себя и в порядке психологической аутотерапии обыгрывал бы их в карты, обдирал бы безжалостно до последней золотой цепи. А мама Нина? Как странно: она не может представить, как повела бы себя здесь мама Нина. Может быть, тоже пыталась бы отсиживаться в своей каюте, чтобы лишний раз не встречаться, а если уж придется, тоже старалась бы смотреть мимо? Ой, мама Нина, мы, наверное, обе устарели как явление. Мама Нина, я по тебе скучаю и хочу домой.
Юлия переложила фен в другую руку и раздраженно потрясла головой. Совсем еще мокрые волосы. Скорее фен перегорит, чем они высохнут. Как хорошо было бы сейчас сидеть дома на столе, свесив мокрые волосы мимо края столешницы, задрав голову, смотреть в потолок и с наслаждением чувствовать, как мама Нина неторопливо причесывает ее огромным деревянным древним конским гребнем с редкими, толстыми, отполированными до стеклянного блеска зубцами. Отвыкла она заниматься своей косой сама. Да и немыслимо это… Правда отрезать, что ли?
В дверь каюты энергично забарабанили, и послышался голос Катерины.
— Сейчас! — крикнула Юлия, выключая фен и торопливо ныряя в желтый махровый халат. — Минуточку, Кать, сейчас я оденусь.
— Ну, ты даешь! — изумилась Катерина, влетая в каюту с какой-то сумкой в вытянутых вперед руках. — Весь народ даже в бар практически голым ходит, а ты и у себя чуть ли не в шубе сидишь.
На самой Катерине были белые шорты, майка и резиновые шлепанцы — невиданно много одежды, если учесть ее преданность бикини и твердое убеждение, что в такую тропическую жару неприлично не раздеваться, а одеваться.
— Я тебе фен принесла, — сказала Катерина, расстегивая сумку и доставая из нее аппарат немыслимой элегантности. — Витька сказал, что ты в бассейн нырнула и волосы намочила…
— Виктор тебя обманул: я не ныряла в бассейн. Он меня столкнул, — объяснила Юлия, поворачиваясь и направляясь на прежнее место — к столу, на котором сидела перед приходом Катерины. — За фен спасибо. У меня есть, но одним я не справлюсь до ужина. Ты не занята? Может, поможешь мне немножко?
Катерина молчала, и Юлия оглянулась удивленно: как-то это было не похоже на Катерину, она никогда не молчала, разве только во сне.
— Ты что, Кать? — Юлия даже забеспокоилась, видя эти остекленевшие глаза и замороженную растерянную полуулыбку. — Что случилось?
Катерина моргнула, тряхнула головой и вдруг, быстро протянув руку, вцепилась Юлии в волосы и довольно сильно подергала их.
— С ума сошла! — ахнула Юлия. — Больно же!
— Знаешь, я тебе еще неделю назад сказать собиралась: отстегни ты этот свой шиньон, что ты по такой жаре такую тяжесть на башке таскаешь! — Катерина поискала розетку и включила свой фен. — Даже в голову не приходило, что у тебя это все свое… Во дела, а? Садись давай. Тут и правда даже двух фенов мало. Наверное, всю жизнь растила, да? Никогда не стриглась?
— Наоборот, всю жизнь стриженой ходила. Коротко! Почти как твой брат… — Юлия уселась на стол, откинув волосы назад, и включила свой фен. — Я с детства гимнастикой занималась, довольно серьезно. А такие волосы в гимнастике — тяжелая обуза.
— Да уж, — согласилась Катерина, взвешивая на руке все еще влажную массу волос. — Что тяжелая — то тяжелая… И как ты их таскаешь?
— Привыкла. Я перед окончанием школы стричься перестала. Мы тогда как раз опять переехали, и мне пришлось гимнастику бросить. А про волосы я забыла, вот они к выпускному и выросли. И так сильно! Я хотела отрезать, а папа сказал — не надо. А в университете я гимнастикой уже не всерьез занималась, а так, чтобы не забыть… И косу резать не стала. После первого курса уже такая коса была, что мне самой даже расчесывать ее трудно было.
— Сейчас я тебя причешу. — Катерина говорила негромко, бережно поддерживая пряди под струей теплого воздуха. — Надо же, прямо как шелк… Такая роскошь… Мужики от длинных волос прямо балдеют. Вот, наверное, мужу твоему что нравилось.
