и подчинялось моим желаниям, моей воле.
— Ну ты, племяш, даёшь. Как это у тебя получилось?
— Если бы я сам это знал. Я хотел, чтобы получилось красиво. И вот. Вроде получилось.
— Не то слово. Это просто шедевр. Можно я это себе заберу?
— Так. Стоп. Что значит заберу? Сама спровоцировала тут тайны, перемигивания, смешки. Пытается меня вывести из себя, поставить в неловкое положение. А как только я решаю найти свой выход, так сразу птица обломинго от тебя прилетает. Нет тётушка. Ты из детского возраста уже вышла. Тебе не в куколки надо играть. Тебе пора уже своих детей заводить.
Лицо Людмилы стало меняться. Опять начинаются танцы нижней челюсти. Как же мне это нравится. Ну что? Может добить её и сказать, сколько у неё будет детей и каких? Нет! Слышите? Я ничего и никому не скажу!
Ну вроде никакого оттока сил и разрыва реальности я не почувствовал. Наверно потому, что я только подумал об этом, а не намеревался сделать. Фух, кажется пронесло. В гневе я бываю ужасен. В особенности для себя Хи-хи.
— Так для кого ты это творил? — спросила баба Марья.
— Со мной вчера познакомилась одна девочка и побывала у нас в гостях. Она специально, с потакания нашей красавицы Людмилы, оставила свою куклу. Видно ей понравилось, и она хочет прийти снова. Вот, в качестве ответного жеста, я решил изготовить колыбельку для этой куклы. И намереваюсь вручить ей сегодня.
— С каким смыслом ты собираешься это сделать?
— А тут самое интересное. Никакого смысла я в это не вкладываю. Это просто порыв творчества, так сказать. А смыслов накрутят на это, выше крыши. Не беспокойтесь. Ещё все устанут в этих смыслах разбираться. Я же полюбуюсь на это со стороны. Я маленький ребёнок и я хочу играть.
— Тебе не кажется, что у тебя выходят жестокие игры?
— С чего бы это? Пытаться охомутать пацана шестилетку, играя при этом на его чувствах. Потом ставить ему в упрёк жестокое отношение к другим, если вдруг он не поддался — это в порядке вещей. А иметь собственные желания и порывы, иметь своё чувствительное сердце и метущуюся душу, извините моветон. Это мне не позволено. Так?
Вот, сами видите, — указал я на колыбельку — что может эта душа, когда у неё есть собственный выбор. Вы хотите у меня это отобрать? Вы знаете, что я чувствую порог дозволенного. Вы знаете, что я, даже при всём желании не смогу нарушить целостность мира. Так не надо меня упрекать в том, чего я не собираюсь делать.
Тут челюсть Людмилы заняла крайне нижнее положение. А-а, так она не в курсе моей вчерашней беседы с прабабушкой. Ну так она подозревала, что я свой. Вот теперь получила полной подтверждение.
— Фух. Спасибо. Как-то выговорился и легче стало.
Мне действительно полегчало. А лицо прабабушки расплылось в лучезарной улыбке.
— Я довольна. То, зачем я приехала, произошло. Вот Люда, подросло уже новое поколение. И я надеюсь оно будет сильнее и мудрее нашего. Мы уже уходим. А у тебя будет хорошая поддержка. — и уже обращаясь к нам обоим — Храни Вас Тара!
Глава 9
Когда положил куклу в получившуюся колыбельку, то выяснил, что она вышла немного больше, чем изначально рассчитывал. Всё-таки я руками вытянул древесину. До сих пор не могу понять, как это получилось. И кукла теперь смотрится в ней несколько сиротливо. Создавалось ощущение незавершённости. Вроде всё плавно, изящно, но при этом не эстетично. Чего-то не хватает. Много пустого места. Ну раз много пустого места, значит надо его заполнить. Озарение. Заполним его постельными принадлежностями. Всяких обрезков тканей в кладовке видел много.
Спросив у бабушки разрешение на использование этих обрезков, принялся за дело. На чём мы спим? Правильно, на перинах. Забежал в курятник, благо куры на улице, и набрал куриного пуха. Перья сюда не подойдут. Теперь начнём шить.
Шить я умел, даже здесь уже пуговицы сам прошивал, а во взрослой жизни чего только не приходилось делать. Когда я служил на флоте, под конец службы ещё и баталеркой заведовал. Баталерка, это где хранились все вещи подразделение, в армии её каптёркой называют. Так вот, была в моём хозяйстве швейная машинка. Вещь дефицитная и весьма востребованная. Особенно если готовили форму на выход. Как же, мореманы, надо выглядеть с иголочки. Мало своих, так ещё с батальона народ упрашивать приходил. Перед демобилизацией, так вообще очередь выстраивалась. Вот и навострился я из стандартной формы делать идеальный фасон. Даже учитывал разные строения фигур у заказчиков. А так как желающих было много, то всю нудную и кропотливую часть стал сбрасывать на них. Приходит такой заказчик, одевает парадные штаны, висящие на нём как мешок. Я просто собирал в ладонь лишнюю ткань, в разных местах. При этом не делал никаких отметок и ничего не наживлял. Потом брал эти штаны, выворачивал на изнанку и закладывал в машинку. Вот спроси меня как я определял, в каком месте прострачивать надо. Я не ответил бы ни тогда, ни сейчас. Ну я же зажимал ткань, чувствовал сколько убрать надо, вот и убирал это. Хорошенько прострачивал. Клиент одевал штаны. Вот сразу видно фасонистого моряка. Задница в меру обтянута, в верхней части бёдра прорисованы, к низу всю уходит на изящный клёш. Слишком большой клёш не делал. Он бы смотрелся аляповато, да и мода конца 80-х диктовала свои приоритеты. Клиент доволен? Ещё как доволен. А распарывать старые швы, обрезать лишний материал, по-хорошему ещё и обметать края ткани. Это, если хотят, пусть сами ковыряются. К мастеру очередь на полгода вперёд.
Вытащил из кладовки на веранду швейную машинку, ну точно такая как на службе у меня была. И начал своё шаманство. Почему шаманство? Так размеры без всяких измерений брал. Вот передо мной колыбелька, вот кукла. Я что? Слепой? Не вижу ничего?
За спиной встала Людмила.
— Это когда ты так с шитьём управляться научился? Не зря я тебя с девочкой спутала. Есть в тебе что-то. Только не могу понять, что?
— Да чего тут шить? Сложил вдвое ткань. Две с половиной стороны, мелкой строчкой, прошёл и наперник готов. Теперь смотри. Выворачиваем другой стороной, через не простроченную дырочку закладываем пух. Ага, так достаточно будет. Чуть подвернём края ткани в районе дырочки, чтобы махры не торчали, и по самому краю нашу дырочку застрачиваем. Вот и всё. Перинка готова. Вот скажи, женщина, чего тут сложного?
— Да всё тут
