Филипп обнял ее плечи:
– Оно больше и прекраснее, чем можно описать словами.
Она улыбнулась.
– Я и не мечтала о таком замечательном свадебном подарке.
Он смотрел на нее сверху вниз со странным беспокойством.
– Я рад, что вы это одобряете.
Энни заглянула в глубину его глаз, пытаясь понять, о чем он сейчас думает.
– Наше знакомство было таким коротким. Мы были вместе почти каждый день в прошедшие три недели, но я чувствую, что знаю о вас немногим больше, чем в тот вечер, когда мы встретились.
Он насмешливо улыбнулся:
– Я не могу ручаться, что вы не будете сожалеть о том, что вышли за меня замуж. Возможно, я буду не самым лучшим мужем.
Энни не хотела дальше слушать. Вырвавшись из его сильных рук, она заглянула в его красивое лицо и сказала с лукавым кокетством:
– После всех моих промахов за эти дни, мне кажется, это вы должны в первую очередь раскаиваться.
– Я ни в чем не раскаиваюсь, – сердито бросил он и неожиданно крепко и страстно поцеловал ее.
Она еще не пришла в себя, как он уже выпустил ее из своих объятий.
Филипп подошел к своему огромному черному жеребцу, вскочил в седло, повернулся к ней и крикнул:
– До завтра.
Завтра.
Глядя ему вслед, Энни задумалась. Совсем скоро они соединят свои жизни ради счастья узнать друг друга.
Или для разочарования.
11
– Мадемуазель…
Услышав осторожный голос, Энни с удовольствием потянулась и открыла глаза. В щель между светло-зелеными занавесями пробивался яркий солнечный свет. Значит, утро уже прошло.
– Мари! – Энни села в кровати. – Ты должна была давно меня разбудить.
Мари подошла поближе, держа в руках халат.
– Вы так сладко спали, мадемуазель, что мне жаль было вас будить. Я и не хотела, но вам принесли посылку, и я подумала, что вам будет интересно узнать, что в ней.
Энни насторожилась:
– Надеюсь, она не от принцессы?
– Нет, это из монастыря.
– Слава богу! – Энни облегченно вздохнула и откинулась на подушку. – Подарок ее высочества доставил мне слишком много хлопот. – Она выскочила из постели и сунула руки в халат. – Посмотрим, что мне прислали матушка Бернар и сестры. Неси скорей!
Мари исчезла в гардеробной и вернулась, с трудом волоча по деревянному полу небольшой сундучок.
– Он не очень большой, но такой тяжелый, что я не могу поднять его одна. Позвать кого-нибудь из слуг?
– Не надо. Я уверена, мы справимся сами.
Вдвоем они еле-еле втащили его на кровать.
Рассмотрев причудливую резьбу, Энни, безуспешно попытавшись открыть сундучок, спросила:
– А ключа к нему не было?
– Нет, мадемуазель, но – ох, простите. – Мари сунула руку в карман фартука и вытащила сложенное письмо. – Священник, который привез сундучок, сказал, чтобы я передала его лично вам и чтобы этого никто не видел.
– Священник? – На конверте был почерк отца Жюля. Сердце Энни дрогнуло. – Можешь идти. Я позвоню, когда надо будет принести завтрак.
Энни подождала, пока дверь за служанкой закрылась, села на стул и стала читать:
«Март 31, 1652.
Мое дорогое дитя.
Я покидаю тебя, мирно спящую в Мезон д'Харкурт. Я снова прошу у тебя прощения и буду просить еще и еще, пока ты, как я надеюсь, не сделаешь этого.
Я доверил этот подарок старому другу, и он обещал вручить его перед свадьбой.
Много лет назад я пообещал твоему отцу заботиться о тебе и охранять тебя, если с ним что-нибудь случится. Этот сундучок и его содержимое принадлежат тебе. Хотя эти книги и старая шкатулка кажутся не слишком ценными, обещай мне обращаться с ними как с самым дорогим сокровищем. Держи шкатулку всегда при себе, это все, что осталось от твоего наследства, которое твой отец смог передать своему ребенку. Если ты постараешься, то сможешь, изучая его содержимое, найти много ценного.
В этот особый день я молю бога благословить тебя. Я пытался, как умел, охранять тебя. От души желаю тебе счастья, как и все сестры.
Постарайся вспоминать обо мне с добрым чувством.
Твой смиренный слуга и любящий тебя отец во Христе
Жюль».
Энни отложила письмо и долго сидела, уставившись в пространство. Опять тайны. Она надеялась получить хоть какие-то ответы, но нашла только почву для новых вопросов.
Она села на край кровати и стала ощупывать резную крышку сундучка. Должен же он как-то открываться. Она нажимала пальцами в разные места узора и вдруг почувствовала, как что-то чуть сдвинулось от ее прикосновения и крышка сундучка, щелкнув, открылась.
С почтительным трепетом Энни заглянула внутрь. Легкий отсвет от корешков толстых томов озарил ее лицо. Остальное место занимали изящные томики латинской и французской поэзии. Дрожь возбуждения охватила ее.
– Силы небесные! Собрание трудов Макиавелли. – Даже если бы сундучок был полон драгоценными камнями, это не привело бы ее в такой восторг.
Стук в дверь заставил ее поспешно прикрыть крышку сундука.
Мари внесла поднос с завтраком:
– Я вижу, мадемуазель сумела его открыть. Что там внутри?
Энни поколебалась. Книги настоящее сокровище для нее, но, с точки зрения окружающих, вряд ли подходящее чтение для дамы.
Да и вообще. Если узнают, что в доме есть такие запретные книги, могут привлечь к суду за ересь. И уж во всяком случае, эти книги у нее отберут. Энни не могла допустить этого. Она сказала Мари полуправду, достаточную, чтобы удовлетворить ее любопытство:
– Там просто несколько книг моего отца.
Разочарованная, Мари поставила поднос на стол.
– О! Неудивительно, что он был такой тяжелый.
Энни подозвала Мари поближе. Тщательно подбирая слова, она прошептала:
– Эти книги – все, что осталось от моей семьи. Поэтому они очень дороги для меня. Но только для меня. – Она таинственно улыбнулась. – Я надеюсь, ты поможешь мне сохранить это в тайне. Могу я просить тебя, Мари, проследить, чтобы они были всегда со мной? – Она помолчала. – Это будет секрет. Только твой и мой.
Мари с достоинством выпрямилась.
– Я люблю поболтать, мадемуазель, но умею держать язык за зубами. И я знаю, куда спрятать сундучок. – Она открыла большой сундук, куда они складывали все туалеты для свадебного путешествия. – Если мадемуазель поможет мне, мы спрячем его сюда. – Они сняли сундучок с кровати, опустили на дно большого сундука и прикрыли ворохом одежды. Мари отряхнула руки от пыли. – Ну вот. Спокойно, надежно, никто не увидит и никто не сломает.
Энни внимательно посмотрела на сундук с багажом, и в голове у нее промелькнула смутная, неопределенная мысль: что-то она пропустила в письме. Надо будет при первой же возможности перечитать его.
