— Доверяла, — предпочитая сидеть на подоконнике и смотреть в окно, бывшая муза одну за другой курила тонкие вишнёвые сигареты. Дочь не знала об этой пагубной привычке и мать предпочитала об этом не распространяться. — Я многим тогда доверяла…
— Я могу его наказать.
Если бы не тончайший слух, Марго никогда бы не услышала фантастическое из всех возможных предложений. Шокированное молчание сменилось истеричным смешком и в конце концов прозвучал ответ.
— Мне нечем оплатить эту дорогостоящую услугу.
— Это… — явно раздосадованный, мужчина недовольно скривил губы. — Ты знаешь, я далеко не всегда беру деньги.
— Нет, Самаэль, — резко вскинув руку в отрицательном жесте, женщина медленно качнула головой, не сводя напряженного взгляда с нежданного и не званного спасителя. — Я простила и отпустила. И я не желаю позволять воспоминаниям вновь портить жизнь мне и моей дочери. Хватит с нас.
— Глупо, — произнес ангел с нескрываемым осуждением. — Я сейчас кое-что скажу, а ты подумай. Он работает там. И однажды они встретятся. И тогда кто знает, чью сторону она примет, если он вдруг решит, что не против иметь такую дочь. Не человека, признай. Правда ведь у каждого своя…
— Я знаю, как убить падшего, — предпочитая смотреть в тёмное окно, тихо произнесла бывшая муза. — И поверь, если он посмеет заявить на неё права, меня ничто не остановит. Но я сделаю это сама.
На кухню опустилось молчание. Каждый думал о своём и судя по подрагивающим женским пальцам, сжимающим очередную тонкую сигарету, да пустому взгляду, обращенному вглубь себя, думы были невеселыми. Но вот и эта сигарета подошла к концу и женщина, ещё сутки назад думавшая, что навсегда распрощалась с прошлым, спрыгнула с подоконника и направилась к двери.
— Пожалуйста, выполни этот контракт хорошо. Она единственное, что у меня есть.
— Я профессионал, — недовольно прозвучало уже в одиночестве.
Расслабленно и нарочито вальяжно сидящий за кухонным столом мужчина вдруг повернул голову и чересчур пристально глянул прямо в окно, где всего минуту назад сидела его собеседница. На мгновение в белесых глазах мелькнул багровый дьявольский огонек, но тут же пропал, словно и не бывало. На ином уровне бытия раздался душераздирающий вопль шпиона, не потревоживший трехмерный мир людей, а чувственные губы презрительно скривились.
— Триста шестьдесят два. Идиоты…
Невероятно душная и безобразно короткая ночь не принесла облегчения — мамины призывы подниматься я восприняла как пожелания приступить ко второму этапу экзекуций. Перенасыщенный событиями прошлый день вылился в ночь, полную фантасмагорических сновидений. Меня похищали, допрашивали, убеждали в собственной глупости и несостоятельности, манили тирамису по-демонски и призывали перейти на тёмную сторону. Обещали истинную ангельскую внешность, толпы поклонников, круглую сумму в условных единицах, славу, почет, признание, продвижение по служебной лестнице и даже крылья вкупе с бессмертием, лишь бы я не заглядывала в личные дела, заочно одобрив их владельцев. Лишь под самое утро калейдоскоп сменился глубоким сном, но лишь для того, чтобы я услышала буквально через пять минут.
— Оля, подъем! Уже семь утра, ты ничего не успеешь!
— Успею, — только и смогла буркнуть я, чтобы в следующее мгновение перевернуться на другой бок. — Нам до работы с мистером Скорость десять минут…
— А как же завтрак? — возмутились мне прямо в ухо и бессовестно сдернули простынь, заменяющую летом одеяло. — Я сварила овсянку!
Это был шах и мат. Когда мама варила для меня свою любимую и нелюбимую мной (и она это знала!) овсянку, это могло значить лишь одно — она очень-очень взволнована. И если я не встану сию секунду и не отправлюсь завтракать, эту овсянку принесут в комнату и засунут в меня во что бы то ни стало.
— Мам? — я сумела повернуться на спину, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в мышцах, и хмуро поинтересовалась. — Что случилось?
— Ты о чём? — бессовестно фальшивя поинтересовалась родительница, копаясь в моём шкафу с одеждой. — Не то, не то… о! — обернулась ко мне, обнаружила ещё лежащей и недовольно вскинула бровь. — Оля? Время!
— Мам, мне уже не пятнадцать, — я нахохлилась и возмущенно сложила руки на груди, — и я вполне способна встать и одеться сама.
— Уверена? — в вопросе проскользнуло ехидство. Меня смерили скептичным взглядом и с вызовом предложили. — Ну попробуй. Встань.
И я попробовала…
— У-у-уй!
И рухнула обратно. Болело всё! Каждая мышца, каждая клеточка, каждый, будь он неладен, нерв!
— А теперь расслабься, — надо мной нависло взволнованное мамино лицо, которое сквозь набежавшие слёзы показалось мне откровенно демоническим и злорадствующим. — Я тебя сейчас быстренько разомну, а вечером повторим. Переворачивайся на живот!
Привычным командирским тоном отдав указание и едва дождавшись его выполнения, мама приступила к обещанному разминанию. Это было адски больно! Я никогда не увлекалась йогой всерьез, со спортом не дружила, на массаж тоже ни разу в жизни не ходила, лишь изредка делая зарядку по утрам, так что даже в самых смелых своих кошмарах не могла представить, насколько болезненны бывают последствия от первого профессионального занятия. Сначала я крепилась, стыдясь своего слабого тела и его реакции. Затем начала тихонько стонать, когда мама скручивала мышцы особо болезненно. А под конец просто выла, не выдерживая боли.
— Всё, — прозвучало где-то на периферии сознания, когда я уже перестала воспринимать реальность. — Оля?
— Ну кто ж так разминает… — осуждающе поцокали надо мной мужским голосом и, перехватив за подмышки, куда-то потащили. — Включи воду, я продолжу.
— Самаэль?! — возмущенно воскликнула мама.
— Три тысячи лет как, — проворчали совсем рядом…
И меня засунули под ледяной душ. Возмущенный вопль вырвался из моего враз очнувшегося тела, сменившись натужным кашлем, рядом витиевато ругнулись, и вода вмиг стала почти кипятком. Они моей смерти хотят? Вырываться не получалось, вопить тоже, и в итоге я могла лишь сипеть и мысленно проклинать мучителей, начавших разминать моё тело уже под горячей водой. Было настолько больно и горячо, что лишь спустя несколько минут до меня дошло, что я в одних трусиках (и те мокрые!), а меня разминает не мама, а Самаэль. Осознание стало таким шокирующим, что я замерла, как истукан и до конца массажа боялась даже глубоко дышать.
— Ну вот, так намного лучше, — меня развернули, сунули в руки полотенце и, словно всего предыдущего было мало для моих расшатанных нервов, звонко шлепнули по попе. — Пять минут на одевание, пять минут на завтрак. Не успеете — пеняйте на себя. Штрафные санкции за опоздание — половина премии.
