— Не знаю, не знаю,— стушевался Гросс.— Мне показалось, что вы предлагаете нечто похожее на спектакль, который еще неизвестно, будет ли иметь успех.
— Это будет не спектакль, доктор Гросс,— отчеканивая слова, сказал генерал Зигмаль.— Это будет решительный и поучительный удар по распоясавшимся у вас на заводе врагам Германии. Фронт, армия,— генерал Зигмаль показал на своего штабного коллегу,— учат нас решительности.
Штабной генерал сказал:
— Я знаю этот славянский сброд. Страх для них — прекраснейшее воспитательное средство.
— Ну, расстреляйте десять человек, пятьдесят! Сто, наконец! — горячился Гросс.— Но зачем этот, повторяю, спектакль, который может лишить моральных сил весь коллектив работающих на заводе людей?
— Вы, доктор Гросс, большой ум в области техники,— снисходительно сказал генерал Зигмаль,— а мы умеем делать нечто иное. В данном случае вы просто не понимаете, какое воздействие будет иметь наша акция.
— Насколько я понял из привезенного вами документа,— все еще не сдавался Гросс,— речь идет о том, что в двух снарядах на опытном полигоне был обнаружен грубый брак. Но мы-то выпустили тысячи снарядов.
— Не брак, а настоящее вредительство! — крикнул Зигмаль.
— Хорошо — вредительство,— согласился Гросс.— Так это дело рук пяти, максимум десяти мерзавцев. Расстреляйте их, и это будет актом справедливости. Но дело-то в том, что подавляющее большинство работающих на заводе людей и не помышляют о саботаже. Зачем же их наталкивать на эту мысль?
Генерал Зигмаль улыбнулся:
— Доктор Гросс, извините меня, но вы очень наивный в политике человек! — Генерал неожиданно крикнул: — Каждый из них в потенции саботажник и враг Германии! Каждый! Каждый! — Лицо его побагровело.
— Вы знаете, он прав,— мягко заговорил штабной генерал.— Даже если подойти к этому вопросу с позиции элементарной психологии, разве каждый из них не мечтает о нашем крахе? Ведь это означает для них свободу, жизнь. И как раз не случайно, что беда обнаружилась именно теперь, когда мы терпим на фронте временные неудачи. Это их окрыляет, И поэтому полезно в данном случае продемонстрировать твердость руки и уверенную жестокость. А как это лучше сделать, право же, это целиком в компетенции СС.
Гросс сдался.
Генерал Зигмаль посмотрел на часы:
— Когда явятся ваши образцовые инженеры?
— В двенадцать.
— Я останусь. Очень интересно посмотреть на такие экземпляры. И у меня, кстати, появилась одна мысль...
Генерал не договорил. В этот момент в кабинет вошли два эсэсовца. Один из них стремительно прошел к столу и вытянулся перед своим генералом:
— Докладываю: контрольные клейма привели в седьмой и девятый секторы. Произведено первое оперативное дознание, и мы обнаружили двух саботажников. Они допрошены. Один из них почти сознался.
— Кто они?
— Один русский, а другой... Тут, господин генерал, неприятный сюрприз: другой немец, из так называемых антифашистов. В заключении находится с тридцать пятого года. Вот он-то почти сознался.
— Как он сюда попал? — заорал генерал Зигмаль, смотря на Гросса.
— Он прибыл сюда в прошлом году с партией рабочих и специалистов, переведенных фирмой с других заводов,— громко ответил эсэсовец.
— Фирма ответит за это! — Генерал Зигмаль ударил кулаком по столу,— Ваши штатские, господин Гросс, позволили себе не подчиниться приказу рейхсминистра- Гиммлера о проверке кадров с нашей помощью.
— Я их не оправдываю,— сказал Гросс,— но объяснить это можно только одним: спешкой. А она вызвана острым недостатком рабочей силы.
— Но вы видите, что происходит? Мы десять лет охраняем рейх от врагов, занимаемся этой, на ваш взгляд конечно, неприглядной деятельностью, а вы тут одариваете этих врагов лаской.
— Эти инженеры врагами не являются,— сказал Гросс, смотря в сторону.— Они работают не хуже немецких.
Генерал усмехнулся:
— Хорошо, посмотрим! — И обратился к эсэсовцам: — Арестованных отвезите в Веймар и возьмитесь за них как следует. Даю вам сутки. Эти свиньи должны сказать все. Держите связь с людьми, которые остаются на заводе, чтобы брать саботажников в работу немедленно, не давая им опомниться.
— Слушаюсь, господин генерал!
Эсэсовцы ушли.
— Это же черт знает что! — помолчав, заговорил генерал Зигмаль, точно рассуждая вслух.— Фюрер, лучшие умы Германии создают секретнейшее оружие победы. Казалось бы, можно быть уверенным, что к этому святому делу не дотянется ни одна грязная рука. А что на деле? — Он обернулся к Гроссу: — Вы не взялись бы, доктор Гросс, вместо меня поехать с докладом об этом происшествии к рейхсминистру СС Гиммлеру?
Штабной генерал тихо засмеялся. Он представил Себе Гросса, этого обрюзгшего розовощекого интеллигента, пытающегося объяснить Гиммлеру, почему он ласково относится к заключенным инженерам.
Зигмаль удивленно посмотрел на смеющегося штабного генерала и, помолчав, спросил у него: -
— Вы сами присутствовали на полигоне, когда были обнаружены поврежденные снаряды?
— Да. Я вхожу в приемочную комиссию от главного управления артиллерии.
— Что конкретно было обнаружено?
— В одном снаряде оказалась непросверленной форсунка, через которую происходит подача сжатого воздуха в камеру сгорания. В другом было сделано короткое замыкание электропитания.
— Любопытно, любопытно! — говорил генерал Зигмаль, пристально глядя на Гросса.— А все остальные снаряды в порядке?
— В условиях полигона проверить все снаряды немыслимо. Однако выборочная проверка следующих десяти снарядов ничего не дала.
— И все снаряды, доктор Гросс, именно с вашего завода.
— Снаряды с других заводов мы вообще пока не проверяли,— пояснил штабной генерал.
Генерал Зигмаль поднял руку:
— Это неважно. Меня сейчас интересует только тот факт, который уже установлен. Все снаряды, повторяю, с вашего завода, доктор Гросс. И на них стоит ваше фирменное клеймо. Кто у вас принимает продукцию?
— При мне имеется особая группа инженеров,— потерянным голосом ответил Гросс.— Один или два из них всегда присутствуют в главном цехе сборки. Они и оформляют прием продукции.
— Так, так.— Генерал вынул ручку и блокнот.— Назовите их фамилии.
— Извольте... Рейнгард, Любке, Гримм, Лидман, Гарднер и Кох.
— Кох?
— Да. Это племянник Коха.
— Так, так. Когда, вы сказали, явятся сюда обласканные вами инженеры?
—В двенадцать.
— Еще есть время. Я хочу сейчас же поговорить с инженерами вашей особой группы. Вызовите их.
17
Первым в кабинет вошел инженер Кох.
Это был совсем молодой человек с белыми, как лен, волосами.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул он, остановившись у двери и выбросив вперед правую руку.
— Хайль,— скрипуче отозвался генерал Зигмаль.— Проходите сюда, садитесь. Вы член национал-социалистской партии?
— Так точно. С тридцать третьего года. Меня приняли ро возрасту досрочно по личной рекомендации Бальдура фон Шираха.
— Вы знаете, что произошло на заводе?
— Так точно, знаю. И удивлен, что обнаружилось столь малое.
Генерал Зигмаль поднял брови:
— Как вас понимать?
— Очень просто. На заводе нет повседневной борьбы с саботажниками. В этом вопросе я наблюдаю непонятную инертность, если не сказать резче.
— А вы скажите резче.— Генерал взглядом пригласил Гросса послушать, что скажет Кох.
— Мне рассказывали, будто фирма не пожелала, чтобы на заводе постоянно работали сотрудники гестапо. Это мне непонятно. И вообще — пусть простит меня наш шеф доктор Гросс за то, что я скажу правду,— на заводе в наибольшей чести люди, чье политическое лицо является более чем сомнительным. Здесь у нас главной политической характеристикой является знание гаек и болтов.
— Так, так,— сказал генерал Зигмаль, со зловещей улыбкой глядя на Гросса,— А как могли быть выпущены с завода бракованные снаряды? Вы, я слышал, входите в группу инженеров, которые отвечают за это? Как могла случиться такая преступная халатность?
Инженер Кох ответил не сразу.
— За снаряды, которые принимал я, я могу поручиться.
— А за те снаряды, которые принимали ваши коллеги?
— Смотря о ком персонально идет речь.
Генерал Зигмаль заглянул в блокнот:
— Ну вот, скажем, Рейнгард?
— За этого я тоже ручаюсь.
— А Любке?
— Тоже.
— Гримм?
— Поручусь.
— Лидман?
— Нет.
— О, интересно! — Генерал сделал пометку в блокноте,
— Ну, а Гарднер?
— Поручусь, но с некоторым колебанием.
— Так, так.— Генерал Зигмаль подумал.— Вот что, Я прошу вас сейчас же поехать в Веймар в наше отделение. Спросите там майора Кюхлера. Скажите ему, что я прошу его поговорить с вами.
— Слушаюсь...— Инженер Кох встал, по-военному повернулся и вышел из кабинета.
