Все взгляды были прикованы к знаменитому лондонскому специалисту, который, как известно, считался одним из величайших авторитетов в области токсикологии. Его слушали в полнейшей тишине, затаив дыхание. В нескольких словах он суммировал результаты вскрытия. Его свидетельство, освобожденное от медицинской терминологии и сложных специальных названий, сводилось к тому, что смерть миссис Инглторп наступила в результате отравления стрихнином. Судя по количеству яда, обнаруженного при вскрытии, миссис Инглторп, должно быть, получила не менее трех четвертей грана стрихнина, а может быть, целый гран или даже чуть больше.
— Возможно ли, что она проглотила яд случайно? — спросил коронер.
— Я считаю это крайне маловероятным. В хозяйственных целях стрихнин не используется, и на его продажу существует ограничение.
— Что-нибудь в вашем обследовании дает возможность определить, каким образом яд попал к жертве?
— Нет.
— Как мне известно, вы прибыли в Стайлз-Корт раньше доктора Уилкинса?
— Да, это так. Я встретил в воротах машину, отправившуюся за доктором, и поспешил в дом.
— Расскажите, что произошло дальше.
— Я вбежал в комнату миссис Инглторп. Она лежала на кровати, и все ее тело сотрясали типичные сильнейшие конвульсии. Она повернулась ко мне и, задыхаясь, произнесла: «Алфред… Алфред!..»
— Мог стрихнин находиться в чашке кофе, которую ей отнес муж?
— Возможно, однако стрихнин — яд довольно быстродействующий. Симптомы отравления появляются через час-два после того, как он попадает в организм. При определенных обстоятельствах его действие может быть замедлено, но в данном случае они не имели места. Как я полагаю, миссис Инглторп выпила кофе после обеда, часов в восемь вечера. Между тем симптомы не проявлялись до раннего утра, а это говорит о том, что яд был выпит значительно позже.
— Миссис Инглторп имела привычку в полночь выпивать чашку какао. Мог в нем содержаться стрихнин?
— Нет, я взял на анализ какао, оставшееся в блюдечке. Он показал, что стрихнина там не было.
Рядом со мной Пуаро тихонько хмыкнул.
— Вы что-то знаете? — прошептал я.
— Слушайте!
— Надо сказать, — продолжал доктор, — я был бы немало удивлен другим результатом.
— Почему?
— Стрихнин обладает очень горьким вкусом. Его можно распознать в растворе один к семидесяти тысячам, поэтому скрыть стрихнин может только что-нибудь тоже сильно горькое. Какао для этого не подходит.
Один из присяжных пожелал узнать, относится ли это и к кофе.
— Нет. Вот как раз кофе имеет горький вкус, который способен скрыть наличие стрихнина.
— Значит, вы считаете более вероятным, что яд оказался в кофе, но по каким-то неизвестным причинам его действие задержалось?
— Да, но чашка из-под кофе была полностью раздавлена, так что провести анализ ее содержимого не представилось возможным.
На этом показания доктора Бауэрштейна закончились. Выступивший за ним доктор Уилкинс подтвердил сказанное коллегой. Он категорически отверг предположение о возможном самоубийстве, заявив, что, хотя у миссис Инглторп и было слабое сердце, в остальном он находил ее абсолютно здоровой и обладающей жизнерадостным, уравновешенным характером. Такие люди не кончают жизнь самоубийством.
Следующим был приглашен Лоуренс Кавендиш. Его показания не внесли ничего нового, так как, в сущности, он повторил рассказ брата. Уже собираясь встать и уйти, Лоуренс вдруг задержался и, несколько запинаясь, обратился к коронеру:
— Могу я высказать предположение?
— Разумеется, мистер Кавендиш, — поспешно ответил тот. — Мы здесь для того, чтобы выяснить правду, и с благодарностью примем любое предположение, которое могло бы способствовать объяснению случившегося и установлению истины.
— Это просто моя идея, — заявил Лоуренс. — Разумеется, я могу ошибаться, но мне все-таки кажется возможным, что смерть моей матери не была насильственной.
— Почему вы пришли к такому выводу, мистер Кавендиш?
— Моя мать в день своей смерти и какое-то время до этого принимала тонизирующее средство, содержащее стрихнин.
— О-о! — многозначительно произнес коронер.
Присяжные, казалось, заинтересовались.
— По-моему, — продолжал Лоуренс, — были случаи, когда накопительный эффект лекарства, принимаемого в течение какого-то времени, был причиной смертельного исхода. Не кажется ли вам, что она могла случайно принять слишком большую дозу?
— Мы впервые слышим о том, что умершая принимала лекарство, содержащее стрихнин, в день своей смерти. Мы вам очень признательны, мистер Кавендиш.
Вызванный повторно доктор Уилкинс высмеял его предположение:
— Оно абсолютно невероятно. Любой доктор скажет вам то же самое. Стрихнин в определенном смысле яд кумулятивный, но он не может привести к подобной внезапной смерти. Ей предшествовал бы длинный период хронических симптомов, которые сразу же привлекли бы мое внимание. Это абсурдно.
— А как вы оцениваете второе предположение, будто миссис Инглторп могла случайно принять большую дозу лекарства?
— Три или четыре дозы не привели бы к смертельному исходу. У миссис Инглторп всегда было большое количество этого лекарства, которое она заказывала в Тэдминстере в аптеке «Кут». Однако ей пришлось бы принять почти все содержимое бутылки, чтобы это соответствовало количеству стрихнина, обнаруженному при вскрытии.
— В таком случае мы должны отказаться от версии с тонизирующим, так как оно не могло послужить причиной смерти миссис Инглторп?
— Безусловно. Такое предположение невероятно!
Присяжный, уже задававший вопрос о кофе, высказался, что мог совершить ошибку аптекарь, приготовивший лекарство.
— Это, разумеется, всегда возможно, — ответил доктор.
Однако и эта версия оказалась несостоятельной и была полностью развеяна показаниями Доркас. По ее словам, лекарство было приготовлено довольно давно и ее госпожа в день своей смерти приняла последнюю дозу.
Таким образом, вопрос о тонизирующем был исключен окончательно, и коронер продолжал допрос. Выслушав рассказ Доркас о том, как она была разбужена громким звоном колокольчика своей госпожи и, соответственно, подняла всех на ноги, коронер перешел к вопросу о ссоре, произошедшей после полудня.
Показания Доркас по этому вопросу были в основном те же, что мы с Пуаро слышали раньше, поэтому я не стану их повторять.
Следующим свидетелем была Мэри Кавендиш.
Она держалась очень прямо и говорила четким, спокойным голосом. Мэри сообщила, что будильник поднял ее, как обычно, в 4.30 утра. Она одевалась, когда ее напугал неожиданный грохот, как будто упало что-то тяжелое.
— Очевидно, это был столик, стоявший возле кровати, — заметил коронер.
— Я открыла дверь, — продолжала Мэри, — и прислушалась. Через несколько минут неистово зазвонил колокольчик. Потом прибежала Доркас, разбудила моего мужа, и мы все поспешили в комнату моей свекрови, но дверь оказалась заперта.
— Полагаю, нам не следует больше беспокоить вас по этому вопросу. О последовавших событиях нам известно все, что можно было бы узнать, но я был бы вам признателен, если бы вы рассказали нам подробнее, что вы слышали из ссоры, произошедшей накануне.
— Я?!
В ее голосе послышалось едва уловимое высокомерие. Мэри подняла руку и, слегка повернув голову, поправила кружевную рюшку у шеи. В голове у меня невольно
