Непредугаданное никем из пращуров внутреннее чутье подсказало приближение значительной массы. У Преображенского это чутье срабатывало с запозданием и не всегда, а вот опытные пилоты и командиры кораблей чуяли массу более тонны за десятки километров. По космическим меркам – малость, но, чтобы принять меры, этого чаще всего хватало. Как развился такой навык и почему закрепился даже у тех людей, которые не имели прямого отношения к космическим делам, вопрос к науке. Возможно, дело в генетических изменениях, спонтанно возникших у всех, кто пережил Четвертую войну и сохранил способность иметь потомство. А быть может, генетики привили космонавтам это чутье намеренно, еще до войны, вместе с очень полезной невосприимчивостью к космической радиации. Просто после «Генетической» войны больше всего здоровых людей оказалось именно среди тех, кто был «привит», фактически – среди мутантов.
Обо всем этом Павел никогда особо не задумывался. Принимал такие вещи спокойно, как норму. В конце концов, не изуродовали же людей эти генетические мутации, а усовершенствовали.
Сейчас угрозы столкновения не было, меры принимать не требовалось, и, наверное, поэтому «инстинкт гравитации» не сработал. Зато сработали корабельные системы маневрирования и стыковки.
Мягкое касание, и… стыковка. Князь расслабился. Лет триста назад этому маневру аплодировали в ЦУПе, теперь же стыковка дело обычное, как приветственный жест. Хай! Салют! Привет! И короткий взмах рукой. Так и стыковка. Почти неуловимый толчок, едва слышное шипение воздуха, короткий мелодичный сигнал – в основном, для красоты, и всё. Теперь можно встать и перейти на борт номер два.
Павел Петрович так и сделал.
– Смирно! Проверяющий на борту!
Лейтенант Хренов гаркнул так, что у князя едва не заложило уши. Этот коренастый брюнет с грубо вылепленным лицом и нахальным взглядом боевого старшины так и остался в глубине души младшим командиром. После Пятой Космической его непосредственный начальник капитан Казаков настоял, чтобы Хренов закончил военный институт и получил офицерское звание, но высшее образование не вытравило сержантских замашек.
Преображенский едва заметно поморщился. В полной тишине такая громкость казалась особенно неуместной, но от замечания Павел воздержался. Во-первых, служба есть служба, а, во-вторых, пусть встряхнутся ребятки, а то засиделись тут, в дальнем дозоре.
– Вольно, – Преображенский пожал лейтенанту руку. – Как дела?
– Служим Отечеству, – Хренов держался уверенно, и тут дело было не только в огромном опыте общения с начальством. С князем Преображенским, тогда еще подполковником космодесанта, лейтенант Казаков и старшина Хренов познакомились во время войны. Общее боевое прошлое делало служебные отношения более свободными, хотя и в рамках устава.
– Ваша светлость, – из рубки появился Казаков. – Здравия желаю! За время вашего отсутствия…
– В моем присутствии не нуждались, знаю, капитан, – Павел Петрович махнул рукой. – Я же сказал, вольно. Хренов…
– Я!
– Чаёк организуешь?
– На столе, ваш свет! Прошу в кают-компанию.
– Надо же, кают-компания у них, – князь усмехнулся. – В двухместном-то корабле. Хорошо устроились.
Под кают-компанию разведчики приспособили небольшой тамбур между жилой зоной и багажным отсеком. Согласно корабельному расписанию, здесь должны были храниться запасные скафандры и оружие, но экипаж распорядился пространством более рационально: скафандры разместили в нишах ходовой рубки, а оружие уложили в рундуки под койками в кубрике.
– Целых девять квадратов выиграли, – жестом приглашая к столу, сказал Казаков.
– Сами додумались?
– Нет, это нам еще дома опытные люди подсказали. Тут ведь приятнее обедать, чем за откидными столиками перед пищематом.
– А случится что, без скафандров останетесь, – Преображенский уселся в пластиковое кресло и взял чашку. Чай был горячим, с долькой лимона и сахаром. Всё, как Павел и любил. – Присаживайтесь, чего замерли.
– Рубка-то в пяти шагах, – Казаков едва заметно пожал плечами.
– А переборка между отсеками в двух с половиной. Закроется, и будете тут куковать. Ладно, не виню, надо будет с техчастью потолковать, пусть модернизацию обдумают. Оно ведь верно: если сутки в этой жестянке провести, то и на коленке можно пищу принять, а если вот так в засаде таиться… месяца два…
Казаков поперхнулся чаем.
– Виноват, ваша светлость! Сколько?!
– Шучу, – князь Преображенский похлопал капитана по спине. – Не больше трех недель. Так думают наши аналитики.
– А побыстрее они думать не могут? – буркнул Хренов. – Или мы мало информации поставляем?
– Умеешь ты вопросы задавать, лейтенант, на которые нет и не может быть ответов, – Павел рассмеялся. – Это не каждому дано. Информации от вас поступает достаточно, в этом вы молодцы, вот только… ситуация пока не созрела.
– Это аналитики так говорят? – уточнил Казаков.
– А у тебя есть собственные соображения? Давай, давай, выкладывай, – князь поставил чашку и отодвинул ее к краю, словно бы освобождая на столе место для «соображений». – Я для того и прилетел.
Князь не стал уточнять, что выслушать соображения разведчиков было только одной из нескольких целей его миссии. Ведь по большому счету необязательно лететь к черту на рога, рискуя демаскировать наблюдательный пункт. (В этом плане, конечно, имелась подстраховка, но не настолько мощная, как хотелось бы.) О текущих делах можно побеседовать и в гиперэфире. Но у князя имелись другие задачи. Казаков это прекрасно понимал и без уточнений.
– Я не в курсе, какие выводы сделали Ривкин и ваша команда, – капитан на секунду задумался. – Если повторю их слова…
– Ты не виноват, – закончил Преображенский. – Говори, не стесняйся. А я послушаю и прикину, стоит содержать целый аналитический отдел или лучше их жалованье разделить между полевыми офицерами.
– Хорошая мысль, – негромко заметил Хренов.
– Тебе тоже есть, что сказать? – Павел иронично взглянул на лейтенанта. – Снова вопросы без ответов?
– Так точно, но я позже.
– Годится, – князь вернулся к Казакову. – Слушаю, капитан.
– Не знаю, что вам сообщает агентура с Эйзена, мы только ретранслируем передачи, без декодирования, но даже по косвенным признакам несложно понять, что счет идет на часы и минуты, ваша светлость.
– Подробнее.
– Взгляните, ваша светлость, вот Эйзен, – капитан включил персональный комп, и над столиком повисла объемная схема города. – Вот здесь выносные причалы для пассажирских лайнеров, в контрапозиции – военные причалы и базы «береговой охраны». Если принять гражданскую погранзону за юг, а военный полюс за север, то на условном «востоке» мы видим сложный модульный комплекс явно гражданского назначения. По официальной информации это научный городок с автономной энергостанцией, но у нас с Хреновым появилось обоснованное подозрение, что в случае необходимости весь этот «нарост» может отстыковаться и уйти в свободное плавание. Мы на досуге просчитали модель такого корабля, и все сошлось. Вот, полюбуйтесь.
– Занятно, – Преображенский внимательно рассмотрел новую голопроекцию. – Ривкину баранка. Ему и в голову не приходило провести такие расчеты.
– Просто со стандартных точек съемки этот «научный городок» не виден, хотя и не спрятан. Если подлетать со стороны Харона, он как на ладони.
– Если хочешь что-то спрятать, прячь на виду, – добавил Хренов.
– Верно, и что это нам дает?
– Ну-у, это пусть Ривкин вам скажет, – лейтенант хмыкнул. – Мы думаем, проблема стоит его драгоценного времени.
– Хренов, отставить, – строго произнес капитан.
– Отставить душить инициативу, капитан, – Преображенский жестом остановил Казакова. – Этот странный «пригород-корабль» мы обязательно изучим. Продолжайте.
– «Запад» тоже вызывает подозрения. Основные потоки коммерческого транспорта идут через расположенный в этом секторе торговый порт, но лишь половина судов швартуется у причалов кольца. Другая половина идет прямиком в приемные шлюзы Литейных цехов.
– Привозят сырье?
– На первый взгляд, да, – Казаков пожал плечами. – Только непонятно, почему такими маленькими партиями и с тех же баз, на которые потом уходит готовая продукция. Вот взгляните, это суточный рапорт. Мы сопоставили позывные, порта приписки, тоннаж и прыжковые данные судов. Получилось, что девять из десяти судов приписаны черт-те к каким колониальным и «солнечным» портам, кроме земных и марсианских, а десять процентов – к Эйзену, но все сигналят почти одинаковыми кодами. То есть, коды разные, но генерированы одной шифровальной программой, наш навигатор это подтвердил.
– Неплохо поработали, – князь удовлетворенно потер руки. – Что еще? Тоннаж и прыжковые данные?
– Тоннаж разный, зато прыжковые показатели у всех на уровне истребителей. Не странно ли? Зачем коммерческому судну такие параметры?