— Какая муха тебя укусила, Виктор? Нет, дорогой, психология брака — с этим, пожалуйста, к Регине и только к Регине! У нее есть время на эти благоглупости, вычитанные в женских журналах и услышанные по телевизору. А меня уволь! Давай лучше еще выпьем.
Артур, казалось, был укрыт от всяческих сомнений непроницаемой броней самоуверенности… Ну что ж, будущее покажет, кто из них лучше защищен в этом мире, думал тогда Виктор. Тогда… А вот теперь он сидел в грохочущем кафе, залитом мертвящим светом синих ламп — «У них тут как в морге…» — и не сводил пристального взгляда с входной двери, ожидая, что в любую минуту в них может показаться коренастая фигура Артура. Да, веночек оказался пострашнее, чем он предполагал!
Конечно женщины играли главную роль в жизни Виктора, но ведь там, где женщины, там и мужчины! Обманутые мужья, отвергнутые любовники. Это были русские мужчины, и обычно он сводил все конфликты к простой формуле: «Разве баба может разрушить настоящую мужскую дружбу? Ты что, в самом деле не знал, на ком женат? Ну тогда я даже рад, что открыл тебе глаза! Пойдем лучше выпьем!» И если муж был достаточно прост, дело заканчивалось совместно распитой бутылкой водки. Если же муж оказывался интеллигентом, то в ход шла психология посложнее. Виктор сам был убежден и умел внушить другим, что муж, которому изменила жена, должен проанализировать ситуацию и постараться понять, что же такое другой мужчина смог дать его жене, чего не умел дать ей он сам? И разговор, начатый в повышенных тонах, с угрозами и даже попытками начать немедленную расправу, кончался тем, что бедняга муж чувствовал себя не столько обманутым, сколько просвещенным И готовым исправить свои ошибки, чтобы не допустить измены в будущем. Но Виктор знал, что уж если женщина ступила на дорожку, ведущую В сад запретных плодов, никакая мудрость не поможет мужу вернуть ей привычку к верности! Сам же Виктор был достаточно осторожен и никогда не возвращался на пепелище разоренного семейного очага, прекращая отношения с чужими женами сразу же, как об этом становилось известно мужу. А вот с обманутыми и простившими его мужьями иногда поддерживал приятельские отношения годами. Но с Артуром он допустил оплошку, что-то сделал не так… Может быть, Артур впал в ярость потому, что его, Виктора, не было рядом, когда раскрылась измена Регины? Как теперь узнать, что наплела ему эта безмозглая болтушка? И как же ему теперь быть? Артур знает его адрес — вот что самое скверное в этой истории. Бежать? Но куда он убежит без документов и денег. Документы остались в квартире, а денег просто нет… Встретиться с Артуром и попытаться поговорить, разрулить ситуацию? Не получится… Раз уж Артур бросил фирму и примчался в Мюнхен на расправу с Виктором, да еще заранее прислав венок на его будущую могилу, значит никакими разговорами делу не поможешь. Тут не годились его старые испытанные методы: мужик, способный убить оскорбителя, просто не даст выхолостить себя до конца дружеским сеансом психоанализа! Так что же делать? Куда бежать, к кому? Возле Жанны место уже занято, Милочка сама в Мюнхене проездом, и он так и не узнал, у кого она остановилась, и денег у него не осталось даже на то, чтобы снять на неделю самую дешевую гостиницу. Придется ночевать на Главном вокзале. А где гарантия, что на вокзал не явится Артур? «Что же мне делать, куда мне пойти? Что же мне делать, куда мне пойти?» — стучало у него в голове в такт назойливым ударным из репродукторов. Голова у него раскалывалась. Похоже, что не только от простуды, но и от страха. Может быть, ему снова доехать на метро до своей остановки и там дождаться, пока не появится кто-то из знакомых соседей, а потом вместе с ними дойти до дома? Не станет же Артур стрелять в него, если рядом с ним будут идти люди… Но почему он решил, что Артур станет стрелять? А, ну да: он видел у него пистолет, на который у Артура наверняка имелось разрешение от полиции. И если он ждет его так долго, считая от первого появления венка, то он уже достаточно раскалился, чтобы стрелять в него и в присутствии свидетелей. У него же будет оправдание для суда — он находился в состоянии аффекта, узнав об измене жены. Или аффектом считается только состояние в первые минуты после того, как измена обнаружена? А черт его знает, проверять-то не хочется… Да в любом случае, что он такое рядом с Артуром — миллионером, образцовым семьянином и уважаемым гражданином Германии? Так, проходимец, неуемный ходок по бабам, безработный и вообще лицо без гражданства. «Лицо без гражданства — гражданин без лица! Лицо без гражданства — гражданин без лица!» — начали выстукивать репродукторы… Но с чего он решил, что Артур станет в него стрелять? А может, он при- ехал просто набить ему морду? Тоже неприятно, но все-таки…
Виктор подозвал официантку и попросил счет. Черт! На лестнице не было ни души. Он осторожно заглянул вниз через перила — никого, и только тогда начал осторожно спускаться, стараясь держаться поближе к стене. На площадке пролетом ниже он увидел на стене телефон-автомат. Повинуясь внезапному импульсу, он достал из кармана мелочь, подошел к нему и снял трубку. Он набрал номер и, холодея, стал ждать ответа. Он не знал еще, что скажет Регине, но уже на что-то начал надеяться…
— Равич у аппарата! — раздался в трубке спокойный голос Артура. Ледяной ком отвалился от сердца, и Виктор повесил трубку. Страх начал таять в коленях, они подогнулись, и он сполз по стене. Минут пятнадцать он просидел так, в позе бродяги, опустив голову на руки, пока его не тронули за плечо.
— Эй, парень! Ты что, обкурился? Здесь не место для кайфа, сюда полиция каждые полчаса заглядывает. Вставай, иди на воздух! — Над ним стоял официант сверху, явно спустившийся по сигналу кого-то из посетителей. Виктор послушно встал и, не пускаясь в объяснения, спустился по лестнице и вышел на улицу. Он вдохнул холодного, как всегда свежего мюнхенского воздуха, и в голове немного прояснилось. А теперь домой, домой, домой! Потом горячий душ и немедленно в постель. Спать! Уснуть и обо всем забыть. А завтра с утра — к врачу. Видно, он действительно страшно простужен, отсюда и все эти бредовые мысли и страхи. Жаль, что рядом не будет ни Жанны, ни Милочки. Они бы нашли для него аспирин, уложили бы в постель, дали крепкого чая, успокоили бы, приласкали… Он оборвал себя: «Ну, хватит о милосердных женщинах! Ты бы еще Катерину вспомнил простуды ради!». На минуту из забвения выплыло лицо Катерины, приблизилось, поглядело на него с укором и почему-то с жалостью — и снова растаяло. И чего он так струсил, с чего предался угрызениям совести, когда его единственный по-настоящему тяжкий грех остался там, в России? А это так далеко, что не стоит о нем и вспоминать.
Виктор пришел к себе, и никто его нигде не поджидал, никто не встретил его в темном коридоре, никто не ждал и в пустой квартире. Хотелось сразу же нырнуть под одеяло, не разуваясь и не раздеваясь, как есть, но заставил себя разуться и раздеться и все-таки принял горячий душ, как и мечтал. Разогревшись и расслабившись, он забрался под одеяло и забылся тяжелым сном. А через некоторое время, кажется, недолгое, он проснулся от лютого озноба, встал, надел халат, а поверх одеяла набросил куртку, лег и постарался снова уснуть. Снова согрелся, уснул.
А под утро проснулся еще раз, мокрый как мышь. Он скинул куртку на пол, снял халат, который можно было выжимать, кинул его в угол и снова уснул, чувствуя, что головная боль не проходит во сне, а только притаилась и ждет, когда он встанет, чтобы снова на него накинуться.
ГЛАВА 5
ВЕНОК ОТ ИВАНА И КАТЕРИНЫ
АПРАКСИНА ПОЯВЛЯЕТСЯ
Он еще спал тяжелым влажным сном, когда кто-то позвонил в дверь — настойчиво, требовательно, упорно. Позвонил так раз, другой, а потом начал жать на кнопку беспрерывно. Виктор с трудом поднялся, поднял с полу влажный и холодный халат, накинул его и пошел к двери.
— Кто здесь?
За дверь стояла тишина. Он подождал, не повторится ли звонок. Все было тихо, и тогда Виктор повернул ключ, торчавший в замке изнутри, медленно отворил дверь и вышел в коридор. Почему-то дверь при этом заскрипела, чего раньше он никогда не замечал. В коридоре никого не было, но весь он, от смутно сереющего окна в глубине и до выхода на лестничную площадку был уставлен вдоль стен огромными венками из черных еловых ветвей и темно-кровавых крупных роз, и от каждого венка на пол коридора ложилась черная лента с золотой надписью «Благодарю за любовь». Не было, не было на его счету столько обманутых женщин, их было гораздо меньше! Виктор отступил к своей двери, протянул руку, чтобы нашарить ручку, но тут от окна в конце коридора, оказавшегося почему-то распахнутым настежь, пахнуло холодом, и дверь, подхваченная сквозняком, захлопнулась раньше, чем он успел ее придержать. Не помня себя от охватившего его ужаса, он бросился к дверям на лестничную площадку, цепляя ногами за жесткие широкие ленты, и венки с глухим стуком падали у него за спиной. Он ударом распахнул дверь на площадку и кинулся к открытой двери лифта, но вдруг заметил, что в кабине лифта кто-то стоит, вжавшись в угол между входом и боковой стеной, а черная тень прячущегося отражается на тусклой алюминиевой панели задней стены кабины. Он бросился назад в коридор и побежал к своей квартире, на бегу в панике нажимая кнопки соседских звонков. Их одинаковый трезвон сопровождал его бег, но ни из одной квартиры никто не вышел. Добежав до своей двери, он собрал последние силы и с размаха ударил в дверь плечом — дверь не выдержала, что-то хрястнуло в замке, и он ввалился в свою прихожую. Он бросился из нее в комнату, захлопнул за собой дверь и привалился к ней спиной. Стоял и прислушивался, дрожа… И вот, как он и ожидал, хлопнула лестничная дверь и в коридоре зазвучали неторопливые размеренные шаги. Он стоял, прижимаясь спиной к двери, с ужасом ощущая ее фанерную хлипкость и для крепости обеими руками ухватившись за выступы дверного косяка, такие узкие, что у него сразу же от напряжения свело кончики пальцев. Но тот, кто был за дверью, не стал в нее ломиться, а позвонил, хотя конечно же видел, что дверной замок сломан! Позвонил раз, другой, настойчиво, требовательно. И Виктор не выдержал. Он развернулся, открыл дверь в прихожую, подошел к наружной двери и распахнул ее ногой… и проснулся. Болела нога, болело плечо. Перед глазами был ламинатный паркет, а не дверная поверхность. Повернув голову, он обнаружил, что лежит на полу возле кровати, голый и застывший. Он поднялся на четвереньки, с трудом приподнял тело и перевалил его на постель.