Шум впереди заставил его насторожиться и перехватить топор поудобней – на тропе, за поворотом, слышались отчетливые, торопливые шаги. Нечай замер и думал спрятаться за деревьями, но делать этого не стоило – тогда его не смогут разглядеть егеря. А то, что прячется в лесу, наверняка, отлично видит в темноте. А еще – чувствует запах и тепло человеческого тела. Стоило только остановиться, как туман пополз по ногам вверх, схватывая колени холодом. Интересно, слышат егеря шаги, что торопятся ему навстречу? И есть ли они вообще поблизости, эти егеря? Или Туча Ярославич устроил представление, заставив Нечая идти по тропе в одиночку? Кто его знает? Может, он просто кормит чудовище, прячущееся в лесу?
Нечай приготовился к нападению, всматриваясь вперед, когда сзади и чуть сбоку раздалось тихое, тонкое рычание, похожее на голос напуганной, отчаянной куницы. Но он тут же понял, что это не куница, что это вовсе не зверь – это холодное существо. Холодное и бездыханное. Это именно то, на что охотится Туча Ярославич. Не оборотень и не рысь. Он хотел оглянуться, но шею свело до боли, руки и ноги обмякли, едва не выпал на землю топор – ужас сковал Нечая с головы до ног. Тварь, которая смотрела на него со спины, источала волны этого ужаса – непостижимого, ничем не оправданного и непреодолимого.
В этот миг из-за поворота на тропе показалась маленькая бегущая фигура, и через секунду Нечай узнал Грушу: в материнском полушубке, достающем до щиколоток, в лапоточках поверх наспех намотанных онучей. Она бежала, раскинув руки, словно летела, и рукава снова согнулись подобно крыльям ласточки. Неуклюжей, толстенькой ласточки…
– Нет! – крикнул Нечай, забыв, что она его не услышит, – Нет! Стой! Остановись!
Ледяной ужас сменился отчаяньем, он бросился навстречу девочке, упал на колени и обхватил ее, прикрывая собой со всех сторон, вместо того, чтобы повернуться лицом к опасности. Ему казалось, что сейчас на спину ему прыгнет нечто, он ждал впивающихся в голую шею зубов и рвущих тело когтей, и стиснул Грушу в объятьях, чтоб до нее зубы и когти добраться не смогли. Он не боялся боли, он бы умер, сжимая руки: этой твари пришлось бы сожрать его целиком, чтоб достать ребенка.
Тонкое рычание за спиной повторилось, но исчез немигающий взгляд, буравящий спину – тварь отвернулась. А через секунду до его ушей долетел страшный крик: сначала это был крик испуга, потом – боли, пока не стал предсмертным хрипом. Но не успел он смолкнуть, как к нему присоединился второй. Туча Ярославич не обманул – егеря действительно шли следом. Нечай не шелохнулся: он бы ничем им не помог.
Белый туман ползал вокруг, и Нечай постепенно цепенел от холода. Он перестал думать, даже бояться перестал: чему быть, того не миновать… Тонкое рычание снова прозвучало за спиной, но взгляд холодной твари повернулся в другую сторону, назад, туда, где раздался конский топот, а потом – ржание перепуганных лошадей. Нечай слышал, чувствовал затылком, что происходит за его спиной, совсем близко. Кони поднимались на дыбы, кони бились под седоками и не слушались поводьев. Пока еще один визгливый, отвратительный крик не понесся над лесом: крик запредельной боли и смертного страха. И всадники повернули коней назад. Нечай не сомневался – кони будут скакать, пока не переломают ноги, пока не упадут замертво.
Он не оглядывался. По тропе в их сторону кто-то бежал – Нечай слышал топот спотыкающихся ног, жалобный вой и тонкий рык следом за бегущим. Мелькнула мысль, что человек ищет у Нечая защиты – Нечай не мог его защитить. Стук падающего тела: этот умер молча. Возможно, еще до того, как был настигнут.
Звук лопнувшей ткани был страшен: Нечай еще крепче сжал руки, обнимающие ребенка – как хорошо, что она этого не слышит… В пяти шагах от них кровожадное существо терзало плоть мертвого человека. Чавканье и довольное урчание… Голова Нечая закружилась и к горлу подступила тошнота: он видел только белый туман на тропе, но зажмурил глаза, словно это могло помочь ему не слышать. Крики теперь неслись от самой усадьбы, но никто не спешил им на помощь. Нечай на помощь и не надеялся: даже сотня людей не спасет от того, кто сейчас с наслаждением рвет куски мяса с мертвого тела.
Осторожные шаги и тихий рык раздались чуть в стороне, и Нечай едва не застонал: тварь была не одна. Что ей стоит кинуться на них, еще живых? Но второе существо присоединилось к первому: теперь они чавкали и урчали хором. А потом подошло третье, и четвертое… Сколько же их здесь? Груша не шевелилась и дышала очень тихо, а потом начала потихоньку высвобождать зажатые Нечаем руки. Он хотел помешать ей, но она не послушалась, и он испугался, что она начнет мычать, и тогда… и тогда… Почему никто не тронул их до сих пор? Почему их оставили в покое?
Груша обхватила его голову руками, поднялась с колен и потянула его вперед: она хотела уйти! Что будет, если он шевельнется? Нечай, повинуясь воле ребенка, начал разгибать колени. Чавканье за спиной смолкло, и он замер. Но Груша тянула его за собой, нетерпеливо и властно. Он поднял ее на руки – она продолжала прижимать к себе его лицо – и выпрямился. Раздалось короткое, тихое рычание, но тут же прекратилось. Не оглядываться. Теперь главное – не оглядываться. Нечай не понял, с чего это пришло ему в голову, но он, пошатнувшись, шагнул вперед. Не один – множество взглядов толкало его в спину: они гнали его! Гнали прочь, и не собирались нападать. Он пошел быстрей, унося Грушу от жуткой трапезы чудовищ, а потом побежал, спотыкаясь и рискуя уронить ребенка.
Он бежал до самого дома, и не чувствовал ни усталости, ни тяжести девочки. Только у ворот ноги его подкосились, и Нечай опустился на землю, привалившись к забору. Груша высвободилась из его объятий, провела длинным, жестким рукавом по его мокрому лбу и прижалась губами к волосам. Говорить Нечай не мог: внутри хрипело и квакало, воздух жег горло, словно кислота, и тошнота плескалась где-то под кадыком.
На лице девочки он не увидел страха. Она оставалась спокойной и по-взрослому рассудительной. Она жалела его, и рукава мешали ей гладить его по голове. Там, в лесу, она ничего не видела и не слышала, но почему-то Нечай не сомневался – она отлично знала, что происходит. Да ведь она прибежала его спасать! Она его спасала, а не он ее!
День четвертый
Полю нет конца и края. Каменистая дорога бежит за горизонт, извиваясь лентой. Зачем? Ведь поле ровное, как стол? Холод. Промозглый осенний холод. Начало октября, днем сыплет мелкий дождь, а ночью лужи покрывает тонкий ледок. Лапти стерлись три дня назад, и Нечай идет босиком. Ноги сбиты в кровь, и каждый шаг – это усилие, каждый шаг – преодоление препятствия. Тяжелые колодки не пускают вперед, не позволяют шагать шире. Колонна ползет медленно, и конные надзиратели-монахи скучают. Только попробуй отстать! Они хлещут по ногам. Хуже всего – упасть. Нечай не упал ни разу. Он молодой и сильный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
