И что, во имя Творца мира, этот еретик имел в виду, когда сказал, что Лорк ему "веру в людей" вернул? Что это за "вера в людей"? Чем Лорк так от других отличается, что именно он вернул ее?..
На расспросы Воллета он отвечал, что Талвеон не пожелал не только каяться, но вообще с ним говорить. То есть, не совсем не пожелал (стражник ведь неподалеку был, обрывки разговора слышал, ну как возьмет да поинтересуется у него Воллет?) - а так, твердил, что не виноват не в чем.
Ту же самую ложь, терзаясь угрызениями совести, Лорк повторил и перед старшинами. Но все это - и вранье, и угрызения - было еще не самое худшее. Хуже то, что он слишком мало знал. Чем так уж страшен Талвеон? Выдумал какую-то ложную философию, которая вере Двух Берегов противоречит. Это все знают. И Лорку прежде такого объяснения хватало. Но что это за философия? В чем состоит? Как от этой лжи уберечься, если не знаешь, какова она? Набрался Лорк смелости, задал Воллету вопрос. И так первый священник в ответ на него глянул, что молодого человека аж холод пробрал.
- Этого таким как ты знать не нужно.
Опять это "таким как ты". Опять происхождением попрекает первый священник. Материнским грехом, отцом-демоном... Да лучше б убили тогда, в младенчестве, чем всю жизнь попрекать. Ведь так, по его словам, с демонскими отродьями поступают. Лучше бы так и сделал, чем всю жизнь неведомой чужой виной мучить. К благодарности за благодеяние, которого он, Лорк, не просил, побуждать.
"А Талвеон сказал, что неправда все это..." Мелькнула мысль в голове - вздрогнул Лорк. Отступнику поверить готов... Это всё чары его, та сила неведомая...
Чары? Или истина?
И - как совсем с ума сошел, взял да и брякнул:
- Отец Воллет, а можно мне еще раз попытаться с Талвеоном поговорить? Вдруг покается он?
Брови первого священника строго к переносице сошлись:
- Нет. Другие братья с ним говорить будут.
Хотел еще что-то сказать Лорк, да осекся. Угадал подвох. Похоже, это поручение только проверкой было, после библиотечного-то случая... В библиотеке демонский сын свою греховную природу проявил, искушению поддался, так еще к еретику его послать. Как тут себя поведет? Уж наверняка тоже не устоит, подобного себе почувствует, потянется к отступнику... Ну и потянулся. Вздумал еще раз на визит в тюрьму напрашиваться. Не оправдал доверия. Точнее, последней его капли лишился.
Отец Воллет, правда, разговора этого продолжать не стал. И на следующий день, когда они пошли в советный дом, о провинностях Лорка не заговаривал. Но даже в самом его молчании чувствовалось осуждение. И что-то еще, почти грозное. Или Лорку только казалось так?..
Вернувшись из советного дома, Лорк несколько часов безвылазно просидел в своей келье. Пробовал молиться, но слова не шли с языка. Противоречивые думы не давали покоя, терзали душу.
И вопреки всему, вопреки чувству вины, которое Воллет всеми силами укрепить старался, появлялось другое что-то в мыслях. Нет, давно уже появилось, или всегда было, а теперь крепло, росло. "Я не такое чудовище, как он хочет представить, - думал Лорк, глядя на свое отражение в затененном стекле окошка, которое заслоняли росшие в саду обители деревья. - Наверное, я в чем-то хуже других людей, если совершаю поступки вроде этой сегодняшней лжи в советном доме, но все-таки я не выродок, не полудемон. Хуже я или лучше - зависит от моих поступков. Но не от происхождения. Не от того, какой была моя мать, какой бы она ни была. Не от того, кем был мой отец, кем бы он ни был".
Но как раз такие мысли отец Воллет и счел бы самыми чудовищными. Рожденный грешницей, в грехе, от омерзительной ночной твари не может думать о себе так, как думают о себе люди, появившиеся на свет в законном браке, знающие своих отца и мать. Он обязан осознавать свою безмерную греховность. Иначе... иначе зло одержало верх над его душой и она обречена на вечные муки.
Противоречия... От них голова кругом идет.
"Мне не веришь, того спроси, кто больше доверия вызывает". Так сказал Талвеон. А кто вызывает доверие? Вот это бы еще подсказал узник. Разве что... Нет, это уже окончательное безумие. Ну да... Но разве есть какой-то другой вариант?
***
Пообедав, Ярла поднялась в свою комнату и собралась углубиться в чтение отчетов стражи об убийствах. Но ее отвлекла Саулина. Постучалась и, воспользовавшись тем, что Ярла на ключ не заперлась, кудрявую свою голову в комнату просунула:
- Госпожа Бирг... Ой, то есть, не гос... То есть, Ярла, там вас посетитель один спрашивает.
Что еще за посетитель? Ярла не ждала никого. Неужели уже от Герена какие известия? Или кто-то из свидетелей новую подробность вспомнил да рассказать решил? А ну как на пользу делу пойдет?
Вот только вид у Саулины озадаченный. С чего бы?
- Что за посетитель? - уточнила Ярла.
- Двухбережный брат, - понизив зачем-то голос, сказала Саулина. И добавила, хихикнув по-глупому: - молодой такой...
Ярла плечами пожала: ну какие у нее дела могут быть с двухбережниками? С другой стороны - мало ли... Да и отказывать им, с порога гнать, пожалуй, не следует.
- Пускай проходит.
Появился "посетитель". Ярла тут же его узнала - еще бы не узнать. Утренний, из городского совета, молодой спутник того, который по левую руку от герцога сидел.
- Здравствуйте, - поклонившись и комкая зачем-то правой рукой левый рукав своей рясы, сказал двухбережник.
Ярла ответила кивком - может, не слишком учтивым.
Двухбережник неловко переминался с ноги на ногу на пороге. Вид у него был растерянный. В конце концов Ярле даже жалко его стало. Жалко?.. Вот еще новость.
- Садитесь, - указала она на стул.
Поблагодарив, гость уселся, но никакого продолжения не последовало, если не считать продолжением то, что он по-прежнему комкал свой рукав. Что за недотепу принесло? Ярла не знала, сердиться ей или смеяться.
- Раз уж это вы ко мне пришли, полагаю, и разговор начать должны вы. Что у вас за дело? Если у вас есть дело...
- Да, - закивал двухбережник, - дело... точнее, вопрос... - и снова замолчал.
Ярла почувствовала раздражение.
- А я думала, вы, святые братья, не жалуете убийц. Даже убийц ночных тварей. И никаких вопросов у вас к нам быть не может.
Говорить так с двухбережником, пусть и недотепистым с виду, неосмотрительно и рискованно. Но очень уж не любила Ярла ситуаций, в которых трудно сразу решить для себя, как относиться к человеку. С одной стороны - он носит рясу и, как видно, умом не блещет. С другой - в нем есть то, чего нельзя не оценить, чему нельзя не удивиться по-хорошему и не порадоваться.
Теперь Ярла смотрела на него не вскользь, а прямо, пристально, и еще яснее видела то, что заметила утром, в советном доме. Свет... Не абсолютный, конечно, потому что не бывает в людях ни абсолютного света, ни абсолютной тьмы. Но ясный намек на чистое пламенное сияния, которое, разгоревшись, способно смыть, преодолеть все побуждения к недоброму, все алчные и злые мысли. Возможно, впервые в жизни Ярла встретила человека, в котором "светлота" была столь явной. В глазах видуна такой человек неминуемо выглядит необычным - пусть даже у него почти детское, да к тому же нерешительное лицо, серые глаза и золотистые волосы, какие бывают у сотен, у тысяч других людей. Но на всем этом лежит отблеск внутреннего света, способный преобразить и более заурядные, чем у него, черты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
