Войска предстояло переместить в Васютниковские леса, в район населенных пунктов Подьяблоня, Васютники, Коротово, Афанасово. На все это давалось всего двое суток, причем в целях маскировки перемещаться предстояло только ночью.
К началу сентября дожди прекратились, и переброска войск, колесного и гусеничного транспорта была значительно облегчена. Зелень лесов сменялась на багряные оттенки, но все еще надежно прикрывала корпус от налетов вражеской авиации.
За рекой Гжать стрелковые дивизии отвоевали у немцев небольшой плацдарм. Туда и предстояло вывести корпус. Теперь он стоял у переправы, пополненный людьми и техникой — танками, артиллерией, минометами, противотанковыми ружьями. Корпусу были приданы самоходно-мотоциклетная бригада и истребительно-противотанковый полк — 20 орудий, что значительно усиливало огневую мощь.
1 сентября Гетман собрал командиров бригад и на карте проработал с ними план боя. Наступление намечалось на следующий день. Взаимодействуя с 331-й и 354-й стрелковыми дивизиями, танкисты должны были прорвать оборону противника на участке Бургово — Гончарово и к исходу дня выйти в район Марьино, Киселево, Заболотное, Акулино[96].
Ночью разведка обшарила передний край, выясняя расположение немецких противотанковых батарей в Бургово, Романово и Подберезье. Саперы между тем заканчивали строительство ложных переправ на реке Гжать. Все эти меры предпринимались с единственной целью — уменьшить потери людей и техники при прорыве обороны противника.
Шифротелеграммы штаба армии, поступившие поздно ночью, предписывали начать артподготовку в 6.00 2 сентября, через полчаса начинать танковую атаку.
Ночь перед боем Гетман отдыхал не более двух часов. С рассветом отправился на КП, расположенный в лесу, у деревни Абуражная.
Отгремела 30-минутная артподготовка, и корпус пошел в наступление. В первые минуты немецкая авиация начисто смела ложные переправы, а настоящие — в Бургове, Решетникове и Хреновой — почти не пострадали. Тут только Гетман по достоинству оценил бутафорию, которую они придумали вместе с начальником штаба Комаровым. Переправившиеся через Гжать войска устремились вперед.
Вначале командиры бригад сообщали о разбитых немецких дотах, об уничтоженных орудиях и минометах, о захваченных пленных. Умалчивали лишь о своих потерях. А для командира корпуса этот вопрос был наиглавнейшим: бой только разгорался. «Вот бicoвi дiти, я им покажу!» — в минуты особого напряжения Андрей Лаврентьевич срывался с русского на украинский, и присутствующие на КП помощники знали, кому-то после боя достанется на орехи.
Захватив деревню Романово, комбриги 200-й танковой и 1-й самоходно-мотоциклетной с трудом ее удерживали, но просили поддержать пехотой. Только где ее взять? Все резервы были задействованы в бою. Гетман отправляет на передовую офицера связи с запиской: «Командирам 200-й тбр и 1-й смцбр. Захватить и удержать Романово. Закрепиться в Романове и Бургове для последующего перехода в наступление»[97].
Немцы не случайно держались за эти населенные пункты. Здесь были сильные гарнизоны и мощные узлы сопротивления, отсюда они вызывали авиацию с ближайших аэродромов. На этом участке фронта продвижение замедлилось.
Что там произошло, Гетман решил выяснить сам. Захватив с собой лишь адъютанта лейтенанта Курило, он приказал шоферу Якову Ляленко гнать «бантам» (вездеход. — В. П.) в 100-ю танковую бригаду.
Через полчаса перед глазами командира корпуса предстала неприглядная картина: танки, пройдя несколько километров, остановились. Немецкая артиллерия била по переднему краю, но снаряды ложились не так густо — обычный обстрел. Гетман не удержался, выскочил из машины и бросился к ближайшему танку:
— В чем дело? Почему остановились?
Выглянувший из люка лейтенант, увидев перед собой командира корпуса, неуверенно произнес:
— Немцы лупят из всех видов оружия, пожгут машины.
— Сейчас дорога каждая минута, лейтенант. Промедлим — потерь недосчитаемся. Вперед!
Комкор бросился к другому танку и так, перебегая от одной машины к другой, заставил танковую роту двинуться в бой. Рядом рвались снаряды и свистели пули, но он не обращал на это никакого внимания: важно, что атака возобновилась.
После войны Яков Иванович Ляленко, майор запаса, в одном из писем напомнил генералу армии Гетману об этом эпизоде: «Под Ржевом танки пошли в наступление и, пройдя 3–4 километра, остановились. Командиры струсили. Я, Вы и Курило на открытой машине подъезжаем к танку, а пули со стороны немцев свистят. Вы крикнули командиру: „Вперед!“ — и танк пошел в бой. Подъезжаем ко второй „коробочке“. Вы снова кричите. Второй танк пошел. И так одна за другой машины тронулись с места… В этот момент Вам пулей прострелило фуражку».
Отвечая на письмо своего бывшего шофера, Андрей Лаврентьевич писал: «Разве можно удержать в памяти все фронтовые эпизоды? Война была долгой и страшной. Главное в той войне то, что мы выстояли. Конечно, каждый бой — это драма, это неимоверное напряжение физических и духовных сил. Видимо, поэтому мы и победили»[98].
Драматических эпизодов даже в тот, 1942-й, год было хоть отбавляй. Генерал А. А. Тюрин требовал тогда развить успех танками, расширить прорыв в обороне противника, чтобы ввести в него новые силы. С этой целью он подчинил корпусу 13-й кавалерийский полк. Бои разгорелись с новой силой.
И тут снова в 100-й танковой бригаде произошел невероятный случай, о котором нельзя не упомянуть. Бригада только что заняла несколько населенных пунктов — Брыковку, Подьяблоню и Колокольню. О чем и доложил комбриг в штаб корпуса. Не прошло и часа, как позвонил командующий группой генерал Тюрин:
— Андрей Лаврентьевич, что у вас происходит на левом фланге? Там по-прежнему идет бой. Как это прикажете понимать?
Сразу же возникло подозрение, что комбриг Иванов поторопился с рапортом. Такого за ним никогда не наблюдалось. Гетман не стал оправдываться, сказал только о том, что немедленно свяжется с комбригом, выяснит ситуацию и доложит в штаб группы.
Тюрин еще долго продолжал бушевать, приказал лучше контролировать действия своих войск, впредь давать правдивую информацию. А чтобы она была действительно правдивой, командные и наблюдательные пункты держать ближе к переднему краю.
Связавшись по радио с комбригом Ивановым, удалось выяснить: бригаду неожиданно атаковал немецкий минометный полк. С трудом удалось отбиться, подошли стрелковые дивизии.
Упрекнуть Иванова было не в чем. В бою непредсказуемых ситуаций может возникнуть сколько угодно. Тем более чувствовалось, что немцы откуда-то перебрасывают свежие подкрепления.
С командующим группой генералом Тюриным объясняться все же пришлось. Андрей Лаврентьевич убедил его, что вины комбрига Иванова, якобы давшего ложную информацию, нет. Неожиданно изменилась фронтовая обстановка.
Бои за Гжатью шли уже вторые сутки. Гетман, используя все свои силы, пытался разгромить 5-ю танковую дивизию немцев на рубеже Попцово — Субботники, чтобы потом вырваться вперед и захватить населенные пункты Остапово. Нероново и Изюбрево. Сюда уже подходила 415-я стрелковая дивизия[99].
На исходе дня на связь вышел начальник штаба 22-й танковой бригады подполковник Н. Г. Веденичев. Он сообщил: ранен комбриг Ермаков, которого пришлось отправить в госпиталь за реку Гжать. Андрей Лаврентьевич тут же приказал взять командование бригадой на себя и продолжать наступление.
За четыре дня упорнейших боев 6-й танковый корпус перемолол немало живой силы и техники немцев, разрушил крупные оборонительные узлы за Гжатью, но и сам понес большие потери. Наступательные бои на Ржевском выступе давно превратились в позиционные. Стало ясно, что дальнейшие наступательные бои могут погубить остатки корпуса. Это поняло и командование 20-й армии. В ночь с 3 на 4 сентября генерал М. А. Рейтер отдал приказ сдать боевые участки стрелковым дивизиям, а корпус отвести на исходные позиции[100].
Совершив марш в Коптеловские леса, Гетман рассчитывал на то, что ему удастся полностью восстановить боеспособность корпуса. Корпусные мастерские работали круглосуточно, ремонтируя разбитую технику. В бригадах не хватало не только танков, но и личного состава. В ближайшие дни ожидалось пополнение.
Только эти ожидания оказались напрасными. Обстановка на фронте резко изменилась. К западу от города Зубцов, в район населенных пунктов Сохатино, Мартыново и Михеево, немцы начали стягивать крупные резервы, танковыми и пехотными соединениями контратаковали войска 31-й армии. Надо было не только укреплять оборону, но и пресечь попытки противника завладеть инициативой на этом участке фронта.
7 сентября 1942 года 6-й танковый корпус был переброшен к Зубцову и поступил в оперативное подчинение командования 31-й армии. Гетман был вызван в штаб армии для получения новой задачи.
