– Потому что я защищал тебя.
– От чего ты защищал? Почему нельзя было сказать правду?
Она снова плакала. А Коля отходил все дальше, испуганно наблюдая за сценой.
Катя двинулась к обрыву.
Отец сделал шаг к ней:
– Катя, пожалуйста, дай я объясню.
– Знаешь, чего мне сейчас хочется? Хочется прыгнуть. И разбиться к чертям! – последнее слово она прокричала, будто и правда хотела, чтобы черти услышали ее из-под земли. – Ты не представляешь, что я сейчас ощущаю! Мне будто нож в сердце всадили. И кто это сделал? Родной отец! Я думала, мы с тобой друзья. Я думала, не разлей вода. А ты!!!
Катя сделала еще один маленький шаг и остановилась у самого края обрыва.
– Моя мамочка, мамочка… – плакала Катя.
– Катя, пожалуйста, будь осторожна, – чуть не шептал отец, подняв трясущиеся руки.
– А зачем? – спросила она. – Какая мне на хрен разница? Для меня эта жизнь кончится уже через несколько часов, моя жизнь теперь какая-то мозаика из обрывков, а ты…
И тут Катя оступилась.
Опора ушла из-под правой ноги, и Катя резко наклонилась. Она вскинула руки и завизжала. Отец бросился к ней, но расстояние было слишком большое. Катя полетела с обрыва. Она успела заметить огромные острые камни, которые поджидали ее внизу уже несколько миллионов лет, но вдруг каким-то чудом Катя зависла над обрывом, а в следующий миг ее буквально вздернули обратно на твердую почву.
Это Коля успел подскочить к Кате и схватить ее за футболку. Они повалились на траву. Катя упала сверху и разбила затылком нос Коле. Он этого даже не заметил. Он обхватил Катю руками и прижал к себе. Отец бросился к ним, но Катя стала отталкивать его руками и ногами, крича.
– Отвали от меня! Отвали! Я хочу сдохнуть! Это ведь она из-за меня! Мама из-за меня покончила с собой! Из-за меня! Из-за меня!
– Нет, милая, нет, – зачастил папа, защищаясь от ударов дочери. – Нет, это не из-за тебя, не из-за тебя.
Катя перевернулась на бок и свернулась в клубок. Коля наконец отпустил ее и встал, отряхиваясь от пыли и травы. На лице его застыл испуг. Кажется, он впервые спасал девушку от смерти.
Отец посмотрел на него с благодарностью и прошептал беззвучно одними губами:
– Спасибо.
Коля кивнул и попытался улыбнуться, но вышла какая-то кислая гримаса.
Папа сел к Кате и положил руку ей на плечо. Она больше не отбивалась. Тогда папа лег с ней рядом, но не прижимаясь к ней.
– Я помню, как качал тебя на руках, – сказал он. – Когда ты была совсем крохой, ты долго не могла уснуть вечером. Ты была и не жаворонком, и не совой, ты у нас всегда ложилась поздно и просыпалась рано. Мы с мамой часто шутили по этому поводу. Думали даже назначить дежурного, кто-то встает рано утром, а кто-то ложится поздно вечером. В итоге получилось так, что я укачивал тебя по вечерам, потому что на маминых руках ты не засыпала, а по утрам ты будила первого все равно меня. Я прекрасно помню эти дни. И я очень скучаю по тем временам, когда все было нормально. Но сейчас уже ничего не вернуть. По крайней мере для меня.
– И что это значит? – спросила Катя дрожащим от обиды голосом.
– Это была моя идея, – сказал папа, и не понятно, о какой именно идее он говорил. – Но я бы так не поступил никогда без твоего согласия. Никогда.
Катя повернулась к нему лицом и положила под голову ладонь. Она смотрела на папу, а он на нее. Оба расстроенные, оба со слезами на глазах. Два человека, живущие в бесконечном кошмаре.
– Мы очень надеялись, что это поможет сохранить тебе здоровье, – сказал папа. – Но… Я очень боялся, что когда-нибудь ты сообразишь, что происходит. И это закономерно. Тайное всегда становится явным. Глупо было думать, что ты не догадаешься. У тебя слишком развита интуиция, как шестое чувство. Помнишь, как ты в детстве раскусила меня, когда я притворялся Дед Морозом? Ты сказала: «Папа, а чего ты с бородой?» А я стал выкручиваться: «Я не папа, ты меня с кем-то перепутала», а ты подошла ко мне, оттянула бороду и сказала: «Дед Мороз, выплюнь моего папу из своей шубы». Мы так смеялись с мамой, что чуть животы не надорвали. Помнишь такое?
Катя улыбнулась сквозь слезы.
– Ты очень умная девочка. Я горжусь тобой, и мне очень жаль, что так вышло. Больше я никогда не решусь на подобный эксперимент. Я тебя никогда не обману. Клянусь.
Он достал из-за пазухи тетрадь, которая, видимо, была воткнута у него за пояс.
– Прочти это, – сказал он и передал дневник Кате.
15 февраля 2008
Папа предложил одну идею. Алексей Вадимович поддержал. Они ждут моего согласия. На раздумья у меня пять часов, потом я все забуду.
Они предлагают отвезти меня в какое-нибудь теплое тихое место, где нет связи, дневники запереть в сейфе и вести себя так, будто это происходит через пару месяцев после автокатастрофы. И так жить некоторое время, пока я не восстановлюсь. А если я захочу вести дневник, то каждый день давать мне новую тетрадь, как будто в первый раз. Это будет такой мини-отпуск от плохих новостей. Некая перезагрузка. Алексей Вадимович говорит, я очень сильно худею, почти не ем, почти не сплю. Анализы не очень хорошие. Меня мучает бессонница, панические атаки. Выпадают волосы, портятся ногти. Мне сложно об этом судить, для меня все это кажется странным. Но Алексею Вадимовичу я доверяю, потому что папа говорит с ним как с лучшим другом. И они говорят, что я увядаю
