Цветовая классификация в ритуале ндембу
Проблема первобытной классификации
В последнее время заметно оживился интерес к тому явлению, которое Дюркгейм [6] назвал «первобытными формами классификации», и этому оживлению чрезвычайно способствовали Леви-Стросс, Лич, Нидэм и Эванс-Притчард. Большое внимание было сосредоточено на дихотомической классификации в системах религии и родства или на других типах изометрических единиц, основанных на четверичном или восьмеричном принципах. Этот интерес очевиден и в том, как Нидэм воскресил труды Р. Герца [10], и в недавних исследованиях самого Нидзма [18] и Бейдельмана [2], посвященных символике латеральности и оппозиции правого и левого, а также социальной обусловленности этой символики. Во время моих собственных изысканий в области ритуальной символики ндембу я часто сталкивался с образцами латеральной символики и совершенно иными формами дуальной классификации, с которыми оппозиция правого и левого могла или не могла быть соотнесена. Поскольку одним из основных предметов моих изысканий была проблема социального конфликта и способов его разрешения, то я также не мог пройти мимо проблемы символизации и формализации этого конфликта. Множество конфликтов основывается на оппозиции принципов матрилинейности и вирилокальности и, стало быть, логично предположить, что оппозиция между полами служит источником ритуала и символа. Наблюдения подтвердили это, однако мне пришлось заодно убедиться, что не только половой дуализм, но практически и любую форму дуализма следует рассматривать как часть более широкой, трехчленной классификации.
Цветовая классификация в африканском ритуале
Трехчленная классификация связана с белым, красным и черным цветами. Только эти цвета имеют у ндембу первичные (непроизводные) обозначения. Все прочие цвета передаются либо производными терминами (как в случае chitookoloka — «серый», который происходит от tooka — «белый»), либо описательными и метафорическими выражениями, такими, как в случае «зеленого» — meji anatamba, что значит «сок сладких листьев картофеля». Нередко те цвета, которые мы сочли бы отличными от белого, красного или черного, у ндембу лингвистически отождествляются с ними. Синяя ткань, например, описывается как «черная» а желтые и оранжевые предметы объединяются под одной рубрикой «красных».
Иногда желтые предметы могут описываться как neyi nselа — «подобные воску», но при этом «желтое» часто рассматривается как ритуальный эквивалент «красного».
Когда я впервые наблюдал ритуалы ндембу, меня поразило частое употребление белой и красной глины в качестве ритуального украшения. Я предположил, что только эти два цвета являются ритуально значимыми и что я имею дело с бинарной классификацией. Действительно, такая точка зрения пользовалась определенной поддержкой в антропологической литературе по западным и центральным банту. Например, Бауманн, описавший племя чокве из Восточной Анголы, утверждал, что для этих людей «белое — цвет жизни, здоровья, лунного цвета и женщины, в то время как красный связан с болезнью, солнцем и мужчиной» [1, с. 40–41]. Далее он попытался привести в соответствие оппозицию между этими двумя цветами с оппозицией правого и левого, связывая красное с правым, а белое с левым. Но Бауманн также допустил, что белая глина «фигурирует в качестве жизненного начала», а значит, красную глину, если следовать его бинарной логике, надо рассматривать как цвет «смерти». Однако, обсуждая проблему красного украшения у неофитов в обряде обрезания, он пишет: «По-видимому, красный цвет представляет собой цвет не только болезни, но также и предотвращения болезни». Другие специалисты по западным и центральным банту отнюдь не разделяют интерпретацию Бауманна. Ч. М. Н. Уайт, например, утверждает, что «в ритуалах лувале красное символизирует жизнь и кровь» [28, с. 15], а чокве и лувале культурно очень близки. Уайт также пишет о том, что различные красные плоды и деревья «постоянно ассоциируются с плодовитостью и жизнью».
Мои собственные полевые наблюдения относительно ндембу скорее подтверждают точку зрения Уайта, нежели Бауманна, хотя действительно существует целый ряд ритуалов, в которых красное ассоциируется с мужественностью, как, например, в красных ритуальных украшениях военных вождей (tumbanji), резников и охотников, а белое — с женственностью, как в случае дерева mudyi, которое содержит белый млечный сок и считается высшим символом женственности и материнства. Но, с другой стороны, я обнаружил по меньшей мере равное число ритуалов, в которых белое символизирует мужественность, а красное — женственность. Например, в обрядах нкула, исполняемых с целью избавления женщины от менструальных расстройств, красная глина и другие красные символы репрезентируют менструальную кровь, «кровь родов» и матрилинейность — все женские характеристики. В обряде вубвангу, исполняемом для матери близнецов или для женщины, от которой ждут близнецов, измельченная в порошок белая глина, хранящаяся в фаллосообразном калебасе и высыпаемая на пациентку в то время, когда она стоит на бревне возле потока, олицетворяет, согласно толкованиям, «семя». Со своей стороны, растертая таким же образом красная глина, которая хранится в раковине речного моллюска и которой — после белой глины — осыпают пациентку, репрезентирует «кровь матери». Белую глину сыплет лекарь-мужчина, а красную — женщина. Я более подробно описываю этот обряд в другой работе, которая скоро будет опубликована, но главная идея ясна уже сейчас. Однозначной связи между цветом и полом не существует. Цветовая символика не обязательно соотносится с полом, хотя в некоторых ситуациях красное и белое выражают именно противопоставление полов.
Становится очевидно, что попытка Бауманна противопоставить символические ценности белого и красного является совершенно искусственной и натянутой. Следует предположить, что мы здесь имеем дело с чем-то более широким, нежели бинарная классификация. Несомненно, в ряде ситуаций белое и красное противопоставляются, однако то, что и один и другой цвета могут символизировать одно явление — иными словами, область их значений пересекается, — говорит, что нам следует оперировать более чем двумя членами оппозиции. Само собой разумеется, как я уже указывал, что здесь присутствует третий фактор, или понятие. Это — черный цвет, в некоторых отношениях более интересный для нас из всех трех.
Цветовая классификация в ритуалах жизненных переломов у ндембу
Прежде чем анализировать каждый из этих цветов по отдельности или в контрастных парах, рассмотрим некоторые ситуации, когда все появляются совместно. Как говорили мне ндембу, связь между цветами «берет начало от тайны (или загадки — mpangu), связанной с тремя реками: белизны, красноты и черноты (или темноты)». Это загадочное выражение является частью тайного обучения во время обрядов обрезания (mu-kanda) и во время фазы изоляции в обрядах похоронных сообществ chiwila и mung'ong'i. Говорят, что до недавнего времени девушкам также сообщали эту тайну (mpang'u) в период исполнения обрядов совершеннолетия (Nkang'a), но я не нашел подтверждений этому.
Сам я не наблюдал посвящения неофитов в тайну трех рек, но я записал некоторые сообщения надежных информантов. Первое из сообщений исходит от женщины — члена сообщества chiwila, которое исполняет сложный обряд инициации девушек в связи со смертью кого-либо из членов женского культа. Chiwila более не существует на территории Северной Родезии, но моя информантка была в молодые годы инициирована у ндембу в Анголе. Она описала мне, каким образом вновь посвящаемых обучают тайне одной из «рек» (tulong'a) — в данном случае «реки крови» (kalong'a kamaschi) или «реки красноты» (kachinana). Префикс 'ка-' иногда означает, что слово определяет разряд жидкостей, чаще всего воду. Таким образом, kuchinana означает «быть красным (или желтым)», chinana — корень слова, a kachinana означает «красную жидкость» или «красную реку», a keyila — «черную реку».
Моя информантка рассказала мне, что неофитов — мальчиков и девочек — собирают под длинным навесом без стен, именуемым izembi. Старший наставник, которого называют Sama-zembi («отец mazembi»), берет мотыгу и роет в земле канавку внутри хижины. Эта канавка имеет вид креста (neyi mwambu), но может также иметь форму топора ндембу (chizemba) или мотыги (itemwa). Затем он берет острые тростинки — вроде тех, из которых плетут циновки, — и втыкает их в землю вдоль обеих сторон канавки. Вслед за этим он таким же образом расставляет в ряды множество маленьких рогов антилоп, которые заполнены целебным снадобьем, изготовленным из измельченных листьев (nsompu). Канавка наполняется водой, после чего Samazembi обезглавливает (в этом случае всегда употребляют слово ku-ketula — «срезать») жертвенную птицу и сцеживает ее кровь в «реку», чтобы вода в ней окрасилась в красный цвет. Не удовлетворенный этим, он добавляет туда же другие красящие вещества, такие, как истертая в порошок красная глина (mukundu или ng'ula) и истолченная смола дерева mukulu.
