– А своя у тебя есть? – спросила Цифра.
– Своей пока нету. Вот долг получу – куплю. А может, и нет. Думаю, сдёргивать отсюда.
Прижимаясь к стене, Седой неспешно обошёл комнаты, заглянул на кухню, в кладовку, посмотрел, нет ли каких-то тайников за шкафом, ну и в шкаф заглянул, само собой, на балкон выглянул.
– Чего тут искать? – сказала Цифра. – После трёх обысков уже хрен что найдёшь!
– А что у тебя три обыска делали? – заинтересовался Седой, беря со стола ее сумку и будто взвешивая на ладони.
– Да, на старой хате… Потом как-нибудь расскажу.
– А-а, ну, ладно. А здесь что? Нож?
– Да нет, – ответила она. – С чего ты взял?
– Да с того, что ты руку в сумке всё время держала.
– Нет ножа, сказала.
– Давай глянем.
Он щелкнул кнопкой и высыпал всё содержимое на стол. Вообще-то, если бы это сделал кто-то другой, Цифра расценила бы как наглость и послала бы на три буквы со всеми вытекающими последствиями, включая выставление за дверь и пинок в зад напоследок. А от Седого – ничего, стерпела.
– Говорила же тебе, нету ножа, теперь сам убедился! – вроде похвасталась она своей честностью и сама удивилась: тон вышел какой-то заискивающий, она таким никогда не разговаривала.
– А это что?
– Расчёска обычная парикмахерская.
Седой взял, покрутил. Да, металлическая расчёска на сужающейся к концу ручке. И держаться за нее можно, и локоны наматывать. Усмехнулся.
– Это не годится – слабая. Лучше шило положить, вроде случайно…
У Цифры кончики губ чуть поднялись вверх.
– Спасибо, Седой. Учту на будущее.
Седой бросил расчёску к другому барахлу – помаде, кошельку с деньгами, какому-то крему, массивному флакону духов с золотой крышкой…
– Зачем такой здоровый флакон тягаешь? Купила бы прыскалку в десять раз меньше…
– Подарок. Своя ноша не тянет.
– Кто подарил?
– А ты ревнуешь?
Седой усмехнулся, заглянул в коробку с антисептическими свечами, перебрал несколько пачек презервативов.
– Работаешь, что ли? – спросил он.
– Да нет, не работаю, – ответила Цифра, но тут же, перехватив его взгляд на свечи и презервативы, поняла, какую работу он имеет в виду. – А-а-а, вон ты о чем! Всё собираюсь заняться, да никак не выходит наладить дело.
– А что тут сложного? – спросил он.
– Привыкнуть надо. Людей приличных узнать, не будешь же первого встречного в себя пускать. А тут войдешь в кабак, а постоянные тёлки на тебя бросаются как собаки, всю «рыбу» разгоняют…
– Какую рыбу?
– Ну, они так мужчин называют…
Она поймала себя на мысли, что слишком откровенничает с незнакомым человеком, и не могла понять – что с ней происходит?
– Да и не только тёлки, – сказал он. – Я видел, как на тебя эти двое «наехали». А ты и правда ему бы глаз выколола?
– Хм, – хмыкнула Цифра. – Да в тот момент и правда выколола и сожрала б! Или дружка его заставила б сожрать! Меня иногда клинит, я тогда что угодно могу…
– Крутая ты чувиха! – сказал Седой, с любопытством рассматривая новую знакомую.
– Что за «чувиха»?
– Мы в молодости так девушек называли. Ну, как сейчас «телка»…
– А… Да ты тоже, вижу, не из города Динь-Динь, – одобрительно сказала она.
– Из какого города? – насторожился Седой. – Я в Китае никогда не был.
– Да он не в Китае, он в песне! – Цифра засмеялась нехарактерным для нее мягким звонким смехом. В нем не было издевки, насмешки, превосходства, как будто это и не она смеялась. Обычный женский смех.
– Мальчик-колокольчик из города Динь-Динь. Значит, ничего серьезного сделать не может. Вот ты не такой!
– А какой?
– Другой. У меня Ящик такой был.
– Что за Ящик?
– Отчим. Ему на голову когда-то ящик с бутылками упал, вот иногда и накрывало. Так он тоже здоровый был. Мог двоих завалить, только ты без оружия справился…
– А он что, с оружием?
– Ну, конечно. Мы же Калабашкины. Слышал про таких?
– Да нет, не слышал.
– Ну как? Банда Амазонок.
– И опять не слышал.
– Ты что?! Убийство на трассе. Семья. Он – бывший мент, и ребёнок с ними…
– Да не было меня здесь, приехал позавчера, – ответил Седой. – И что, ты тоже в этих делах участвовала?
– А куда мне было деваться? Ну, я, правда, со стороны смотрела, чаще отворачивалась. А если б вякнула что-то, меня бы грохнули да закопали рядом с ними…
– Да-а, – неопределённо протянул Седой. – А где они теперь?
– Кто?
– Отчим с мамашкой?
– Да на том свете, где им ещё быть. В аду, наверное, жарятся.
– Почему в аду?
– Да больше негде.
– Да-а, – снова протянул Седой. – Полотенце дашь?
– Дам.
Цифра принесла полотенце, и он пошёл в ванную. Она выждала немного, подошла под дверь, прислушалась. Когда стало ясно, что он действительно моется, она быстро метнулась к рюкзаку, сноровисто расстегнула, не заметив контрольные нитки, заглянула внутрь, откинула какую-то жёлтую майку, чёрные шорты, потом нашла завёрнутый в майку пистолет – «ПМ» и запасной магазин, полный патронов.
«Да, мужик хитровыделанный», – подумала она, быстро сложила всё на место и закрыла рюкзак. Потом полезла в сервант и перепрятала большой, толстый, квадратного профиля пистолет в кобуре с запасным магазином, который не так давно туда положила. Сейчас она засунула его под шифоньер. Залезла с ногами на диван и стала думать, что будет дальше.
Седой мылся долго, потом вышел – распаренный, размягчённый, в полотенце вокруг бедер. Цифра хотела что-то сказать, но не сказала.
– Еда у тебя есть?
– Что у меня, ресторан? – фыркнула Цифра.
Она, мягко говоря, не очень любила заниматься хозяйством – только когда мать заставляла или Ящик хотел жрать и требовал, чтобы она пожарила яичницу. Но в последнее время ни мать, ни Ящик ничего с неё не требовали, и дома она практически не готовила.
– А ты что, есть хочешь? – спросила она.
– Да нет, целый день не жрал, вечером в ресторан зашёл, наелся. Пока сыт.
– Ну, а сыт, так и флаг тебе в руки. Чем заниматься думаешь?
Он неопределенно улыбнулся.
– Сейчас?
Цифра отвела взгляд в сторону.
– Сейчас ночь уже. Вообще, что делать будешь?
– Да то же, что и все. Деньги мне тут должны, получить надо.
– Много? – спросила она.
– Два ляма зелени.
– Ничего себе! Мои знакомые пацаны совсем другими бабками крутят. Крошки и слезы.
– Познакомишь, может, пригодятся, – сказал Седой.
– Можно. Отчего не познакомить?
– Ну, иди мойся, – то ли попросил, то ли приказал он.
Цифра усмехнулась, но просьбу, а может, приказ, выполнила. Когда она зашла в ванну и включила душ, Седой нагнулся, проверил рюкзак, обнаружил, что контрольные нитки сорваны, заглянул внутрь и убедился, что все на месте. Значит, она видела всё, что ей видеть не следовало, но, вместе с тем, ничего не взяла и ничего не сказала. Значит, девка – кремень. Недаром она совала руку в сумочку во время драки. Если бы что пошло не так, засадила бы она этой расчёской за милую душу. Да и вилкой, наверное бы, глаз выколола. Хотя нет, в ресторане вряд ли. Это она по молодости понтовала: при свидетелях такие вещи делать нельзя. Но вообще, боец из нее получится матерый. При правильном воспитании… Молодежь учить надо!
Теперь он сидел на диване и размышлял: в каком виде выйдет хозяйка? В полотенце с открытой грудью? Или вообще голая, без затей?
Цифра вышла в халате. Мокрые волосы, смытый макияж, босые ноги оставляли на полу цепочку следов.
– Ну, что делать будем? – спросил Седой.
– Не знаю, – сказала она. – Вообще-то, я так просто с мужиками не ложусь.
– Конечно! – усмехнулся Седой. – Очень редко и по очень большой любви!
– Кончай под…ать! По любви! Ящик, он любовь не разводил. Дал мне в дых, а пока я очухивалась, он уже своё дело сделал. А мне тринадцать только исполнилось.
– Матери сказала?
– Да что ей говорить. Говори не говори, всё равно виновата я останусь – то в трусах вышла, то в коротком халате, а то под халатом у меня ничего нет. Зачем ей со своим мужиком ссориться? Проще на меня полкана спустить.
