Начал действовать непреложный закон развития — накопление незаметных изменений перерастало в революционный взрыв.
За последнюю сотню лет никто уже не опровергал возможности существования жизни на других планетах. Но эта возможность воспринималась абстрактно, без связи с действительностью. Короче — большинство не относилось к этой проблеме серьезно. Только писатели-фантасты соревновались в попытках создать образ жителей иных миров и бросались из одной крайности в другую. То они скатывались до очеловечивания низших существ, подчеркивая этим идентичность всей бесконечно-разнообразной живой природы в ее высших проявлениях, то изображали их в виде ужасных чудовищ.
Но я несколько уклоняюсь в сторону. Надо сосредоточиться и опять мысленно пережить эти фантастические происшествия.
Далекий друг! Когда ты будешь читать мою повесть, не торопись высказывать свое порицание или похвалу. Не отбрасывай и не восхищайся. Подумай, взвесь искренне и честно, попробуй найти в себе отзвук на прочитанное. Тебе мешают привычные представления? Вспомни, что эти самые «привычные» представления когда-то тоже пробивали дорогу к сознанию сквозь дебри других «привычных» представлений, сданных теперь в архив знания.
Итак, я начинаю…
В августе 197… года я готовился к первому полету на Марс. Полету, который не осуществлен до сих пор. Корабль с атомно-реактивным двигателем стоял на космодроме. Целая армия специалистов в последний раз проверяла все его узлы и механизмы. Баки наполняли водой. Это горючее было признано наилучшим и тем более удобным, что вода была обнаружена и на Марсе.
В предстартовые дни я прощался с родными местами, гостил у матери, жившей на Брянщине, в деревне, окруженной густыми лесами. Каждое утро, еще до восхода солнца, я уходил в лесную чащу, к болотам, в самые дикие места. Мне хотелось унести в пустоту пространства воспоминание именно о такой нетронутой красоте — торжественной, строгой, спокойной. В этих прогулках меня всегда сопровождала моя невеста, Марийка, тоненькая и проворная, как козочка, похожая на миниатюрную статуэтку. Выражение ее загорелого личика с курносым носиком и большими серыми глазами постоянно менялось. Марийка то заливисто смеялась, то задумывалась, устремив взгляд на что-то, видимое ей одной. Но никогда она не была печальной, не вздыхала и не грустила о том, что мы расстаемся.
Мы с нею уже давно решили… нет, не решили, а поняли сердцем — любовь не знает расстояний, не боится разлуки. Марийка горячо шептала, смотря на синеву неба, видневшуюся между ветвями деревьев;
— Пойми меня… вот мы ходим с тобой, разговариваем, держимся за руки… целуемся… Ты уедешь — и всего этого уже не будет. Оно останется только в воспоминании, в представлении… И если я люблю — воспоминание будет жить вечно. Мне не обязательно касаться твоей руки, смотреть в твои глаза… Ты будешь рядом со мною, когда я этого захочу, то есть, всегда…
Именно таких слов я ждал перед полетом. Слов сумбурных, непоследовательных с точки зрения разума, но вполне логичных с точки зрения сердца. И я уехал. Окрыленный любовью близких и предчувствием чего-то необычайного.
Столица встретила меня тревожно. Люди толпами стояли возле уличных репродукторов, ожидая каких-то сообщений. На привокзальной площади я спросил одного из прохожих — в чем дело? Тот удивился:
— Неужели вы не знаете?
— Нет, я только что из деревни.
— Недавно передали, что через месяц с Землею столкнется большой астероид. Предполагают, что он упадет в Литве. Из опасной зоны радиусом в несколько сот километров население эвакуируют. Ну, понимаете… паника, тревога. А что, если ученые ошиблись в расчетах? И упадет эта штука не на территории Литвы, а сюда? Или на Париж? На Лондон? На какое-нибудь другое неподготовленное место?
Я не дослушал разговорчивого незнакомца, подозвал такси и помчался в Комитет Космонавтики.
Там меня уже искали. Секретарь направила меня в кабинет академика Любавина — председателя Комитета.
В кабинете было много людей. Здесь собрались выдающиеся ученые страны и представители правительства. Любавин, плечистый, крепкий человек, что-то говорил, энергично жестикулируя. Он взглядом поздоровался со мной, кивнул на кресло. Я сел.
— …ошибки, как будто, быть не должно, — говорил академик. — Расчеты повторены двадцать пять раз. И не только нашими вычислительными центрами, но и центрами Америки и Англии. Результат совпадает. Астероид с массою более миллиарда тонн должен упасть на территории Литвы. Эвакуация даже всего населения республики — не наилучший выход. Какая-то возможность просчета есть. Мы не можем пренебрегать даже тысячной долей процента вероятности, что астероид упадет в другом месте, где люди не будут подготовлены.
— Что же вы предлагаете?
Присутствующие обернулись к задавшему вопрос. Это был представитель правительства.
— Существует два проекта, — ответил Любавин. — Первый уничтожение астероида ракетами с водородными зарядами на безопасном расстоянии от Земли. Второй — посадка ракеты, подготовленной к полету на Марс, на поверхность астероида и ликвидация его водородными зарядами, которые заложит пилот ракеты. Первый проект не дает полной гарантии. Возможна ошибка. А малейшая ошибка повлечет за собой расхождение в тысячи километров.
— А второй?
— Второй… зависит от пилота ракеты.
Академик взглянул на меня. Я понял его взгляд и удивился, что кто-то может сомневаться. Раз надо — я полечу.
Было решено на всякий случай подготовить оба варианта. В мою ракету погрузили пять водородных зарядов и вибраторы для бурения скважин. Главный электронный центр вычислил новую орбиту. На подготовку ушло восемь дней. До встречи с астероидом оставались двадцать одни сутки.
Я вылетел 18-го августа, за два дня до проектировавшегося старта на Марс. Не было праздничных проводов, торжественных речей. Земля тревожилась, надеялась, ждала.
Ракета, пронизав земную атмосферу, легла на орбиту. Где-то далеко внизу, как сердитые шмели, гудели двигатели, разгоняя корабль до его нормальной крейсерской скорости пятьсот километров в секунду. Шар Земли уменьшался, меня охватила темно-фиолетовая бездна. Она изумленно смотрела миллиардами глаз на пылинку, осмелившуюся вторгнуться в ее пределы.
Я лежал в кресле пилота, прижатый к нему силой перегрузки. Смотрел в перископ и удивлялся: окружавший меня Космос казался привычным, близким и родным. Откуда такое чувство?
Я вспомнил бесконечные дискуссии, которые велись учеными и дилетантами в предкосмическую эру. Некоторые уверяли, что человек не выдержит межпланетного полета. Что он сойдет с ума в незнакомой обстановке. Что он — дитя Земли, и никогда не приспособится к условиям, не похожим на земные. Что нам никогда не суждено встретиться с разумными обитателями других планет…
Какая чушь! Вот я лечу в Космосе и всем существом ощущаю, что я — дитя Вселенной, а не только одной планеты. Я торжествую, радуюсь этой мысли, как радуется ребенок, впервые открывающий мир за пределами своей колыбели и родительского дома. Человек — крошечная искра Разума, но она таит в себе бесконечные возможности… И эта искра станет властителем Бесконечности. Только так! Только так!…
Космос! Будущая обитель человечества! Она необъятна и прекрасна. Она — мое наследство, и я ее хозяин. Освобожденный Разум побеждает инерцию привычки, косности и эгоизма. Он стремится вперед и вперед, рушит одну за другой твердыни тайн, с удивлением и гордостью видит, что все они легко вмещаются в его безграничном лоне. Воистину прекрасна судьба твоя, человек! Ты — бездонная чаша познания, которая вечно будет черпать искристое вино мудрости из океана Беспредельности!
Астероид
Несколько часов я летел с выключенными двигателями, упиваясь изумительным ощущением невесомости. Кто-то говорил, что невесомость — неестественное состояние, вредное и утомительное для человека. Неправда! Это неслыханное блаженство, освобождение от кандалов инертной массы. Недаром в детстве нам снятся полеты в пространстве. Полеты без помощи крыльев, силой одного только желания. Глубокая, таинственная сущность Природы, заложенная в нашу натуру, тревожит нас, зовет в межзвездные дали, где нет тяжести, где разум ощущает свою родственную связь с Вселенной…
Стрелка хронометра и сигналы приборов на пульте управления предупредили: пора тормозить! Снова завыли двигатели, теперь уже замедляя полет ракеты…
Локаторы нащупали в пространстве миниатюрную планетку. На экранах появилось светлое пятнышко. Пройдя через электронный инвертор, изображение увеличилось, приобрело четкие очертания. Начала работать портативная электронно-счетная машина, уточняя теоретические расчеты кривой полета. Отклонения не было.
