- Когда ж ты поймешь, наконец, что мы в одну дуду дуть должны.
И поняла Азова.
По-прежнему бегала Азова по фабрике, возмущалась всяческими несправедливостями, но все больше так, по мелочевке, впрочем, рабочих-то как раз мелочевка и тревожила и раздражала больше всего, она была и заметнее и ближе к ним. Но в нужных, важных для Иванюты вопросах профком теперь всегда разделял мнение директора, все понимал и всячески поддерживал. Помощи от Азовой было, конечно, по-прежнему немного, но хоть вреда стало немного, спасибо и на том.
Белла Самсоновна все видела иначе и по-прежнему считала себя на фабрике первым, самым необходимым людям лицом. По утрам шла в кабинет Иванюты с нацарапанными на бумажке вопросами.
- Лучше б мы с тобой поехали на природу, выпили коньячку, побыли вдвоем, улыбался Иванюта, отодвигая бумажки. Азова вылетала из кабинета, махала руками посреди коридора: "У меня не та должность, чтобы со мной так разговаривать. Вот если я была каким-нибудь там... бухгалтером".
Ну, бухгалтерия при случае сумеет ей напомнить...
Азовой постоянно не хватало времени. Ни на что. Вот и сейчас ей надо ехать покупать подарки победителям волейбольных соревнований. Ну, кому можно доверить такой выбор? Выкупить путевки в санатории и дома отдыха на третий квартал. Успеть на собрание садового общества. А оттуда - на комиссию по содействию семье и школе. А до начала заседания надо закончить и выставить в вестибюле стенд о школьниках, что на каникулах работали на яйцескладе.
Никто не понимает ее трудностей и не ценит ее по достоинству. Рабочие возмущаются, что она редко бывает в бригадах - они ее для себя выбирали. Чтобы было кому поорать, излить свои обиды. И итээровцы возмущаются, что профком занимается чем угодно, но не условиями труда рабочих. Но все возмущения, удивительным образом, побурлив, уходят, как талые воды. И после долгого, утомительного, с привычными крикливыми выступлениями птичниц и примирительной речью директора, собрание, что раскритиковало Азову в пух и в прах, вновь почти единогласно избирает ее профоргом на новый срок. Пора, пора уж ей понять, что будет все так, как нужно директору. А Иванюта - не отнимешь у него этого- выше мелких личных обид. Сам он выбросил бы ее давно, но... другая будет лучше, хуже или кот в мешке? Хватит с него парторга. Появится дельная кандидатура - место освободить не трудно.
Азова в вестибюле, задрав голову, глазела на стенд "Голос профкома". Ну, словно впервые видит. Увидев директора, ринулась навстречу:
- Григорий Федорович! - лицо встревоженно-озабоченное, с этим выражением она говорит о похоронах, о распределении квартир, о подарках победителям социалистического соревнования...- Сегодня комиссия содействия школе. Надо...
- Идем, идем, - погладил Иванюта Азову по руке. - Поговорим у меня в кабинете. Водички хочешь? Жарко.
- Григорий Федорович, - в приемной Иванюту остановила встревоженная Людмила Степановна, - едут с телевидения по поводу пропавшего яйца.
- Пусть едут.
- К кому их направить?
- Ко мне!
Свобода - вернее то, что людям, привыкшим жить по циркуляру, казалось свободой - обрушилась на страну. А значит, и на журналистов. Вдруг стало можно писать, что хочешь, критиковать, бичевать, низвергать... И чувствовать себя смелыми и принципиальными. Сколько же нужно той смелости, чтобы творить то, что дозволили? А вот здравый смысл, аналитическое мышление, умение проводить журналистское расследование - сверху не спустили.
Газетные полосы и экраны телевизоров заполонили свалки мусора, трупы... Журналисты демонстрируют, свалки ширятся, убийцы убивают, и, кажется, чем больше демонстрируют, тем больше убивают...
Галина Серафимовна вошла в кабинет Иванюты с озабоченно-суровым выражением лица - мало ему своих... куропаток.
Подождав пока Сергей Чистяков, оператор, застрекотал камерой, Сазонова, глядя в камеру, не на Иванюту, сурово произнесла:
- К нам поступил тревожный сигнал от наших телезрителей, что ваша фабрика закапывает в землю погубленное из-за отсутствия тары яйцо. И это в то время, когда в городе дефицит продуктов. В том числе и по продаже яиц.
- Клевета, - отрезал Иванюта и чуть крутанулся на кресле, туда, сюда, чтобы ожило, заиграло знамя за его спиной. Затем сложил, как примерный ученик, руки на столе и, глядя в камеру, заговорил устало и одухотворенно. Он говорил гладко и долго, не требовалось ни вопросов, ни понуканий. Директор вспомнил и мощности фабрики, и пройденный ею путь от небольшого, можно сказать, курятника, до гордости края, кратко и сдержанно упомянул о заслугах трудового коллектива, подчеркнув, какие великие труженицы-женщины работают на этом доблестном предприятии. Сделал экскурс в прошлое, и со сдержанным гневом и болью, подробно остановился на событии прошлого года, когда краевая торговля отказалась от плановых поставок яйца, и оно погибло, и коллектив, что трудился так доблестно и честно, понес миллионные убытки. А в магазинах торговали яйцом, привезенным из Ростова-на-Дону. Почему? За что? Кому-то выгодно? Вот, и широкий развод руками, - поле деятельности для журналистов, вот тема, которая интересует каждого, каждого! жителя края, и его, директора птицефабрики, и весь его коллектив. Что дали в придачу к тому яйцу? Кому? Во что это обошлось труженикам края, что потеряли - и рабочие в заработке своем на фабрике, и те рабочие, что покупали привезенное яйцо, платя - из своих! заработанных! за несвежее! сколько оно было в дороге? яйцо!
Иванюта перевел убытки, понесенные фабрикой, в премии, что не получили, а могли бы получить, должны были получить, заработали! труженики фабрики, в квартиры, что можно было построить на те деньги для тех, кто еще - увы! - не имеет достойных наших тружеников условий жизни. (О том, что Охраменко недаром же он терпит возле себя эту мегеру - весной удалось скорректировать прошлогодний план с учетом всех объективных, скажем так, причин, и что премия за прошлый год оказалась в результате выше, чем коллектив рассчитывал, директор умолчал, то не относилось к поставленному вопросу.)
- Конечно, рабочие ни в чем не виноваты, они работали честно, и все они весь прошлый год получали полную зарплату, а вот все специалисты и лично он, директор, за то, что не смогли предусмотреть всех недочетов с продажей яйца, наказаны, все они, и он, директор, весь год получают не более восьмидесяти процентов зарплаты.
- А разве они виноваты? - грустный взгляд и долгая пауза.
- И мы вынуждены, - и голос директора отвердел на слове "вынуждены," поскольку торговля края от наших услуг отказалась, искать других покупателей, и заключили сделку с Китаем. А поставки надо выполнять! Наш коллектив свое слово держит твердо, - и Иванюта крутанулся туда, сюда, и знамя заиграло.Торговля с Китаем не может быть сорва-на, ведь это престиж предприятия, края, страны. Мы привезли из Китая одноразовые шприцы и - безвозмездно! - передали их больнице.
Какая часть шприцев была передана безвозмездно, а какая пошла за деньги, Иванюта уточнять не стал. Он и так сказал достаточно. Готовый материал.
И последний аккорд:
А то, что в городе нет яйца, он не знал, - и в голосе простецкий ужас .Ведь он в городе не живет. Он живет здесь, в деревне. А городские власти не побеспокоились, никто ему не позвонил, не сказал. Завезем завтра же, какой разговор. Что такое миллион штук? "Для меня это день работы". Наша птицефабрика не собирается сдавать своих позиций. Все для народа.
Иванюта в щель всегда закрытых портьер смотрел в окно: не пойдет ли журналистка на территорию разговаривать с людьми? Нет, сели, довольные, в рафик, помчались в город.
Затрещала рация.
- Сосна, я восемнадцатый, - раздался голос Фридмана. - Ну, что там? Яшонкин вернулся?
- Нет, Яков Соломонович, - ответила Головачева. - Яшонкин в поле.
В поле закапывали яйцо.
"Москвич" Дашкевича подъезжал к фабрике. Отчетливо был слышан разговор Фридмана с Головачевой. Варя встрепенулась:
- Опять яйцо закапывают? А как же они его списывают?
- На убытки, рассеянно ответил Михаил. Машину опять вело. Видимо, снова прокол, уже третий за день. Кататься на голой резине да еще по нашим битым дорогам. Фридман совсем совесть потерял со своими блатными.
- Ты же видишь, по телевизору каждый день о социальной справедливости говорят, а в жизни? Закрыли спецмагазины, отменили пайки, ну и что? У свинокомплекса целыми днями "Волги" стоят, берут свеженину по убойным ценам. А мы вообще сами развозим. Список на трех страницах - кому и по скольку. Вон Сачкова сама на яйцескладе для фининспекторов да банка яйца отбирает, покрупнее, желательно, двухжелтковые, а продают им как мелочевку, несортицу, за копейки.
Они подъезжали к развилке у убойного цеха. Шоссе здесь делало поворот. Варя потерлась плечом о плечо Михаила, вздохнула, глянула ласково и лукаво:
- Не заводись.
Михаил на миг склонился к ее голове, коснулся губами виска. Пошел на поворот. Из-за поворота вышел огромный камаз. "Трансформатор прет", - подумал Михаил. "Москвич" вновь повело. Камаз дернулся вправо. Трансформатор поехал, соскользнул и, придавив "пирожок", упал на поле.
