— Мой помощник рассказал о вчерашней с вами беседе и о том, что вас волнует. Так что вы, Никита Егорович, хотите от меня?
А я и отвечаю:
— Я хочу, чтобы местная власть, не вмешивалась в наши дела, чтобы нас восстановили в правах, вернули нам наше имущество!
— А на основании чего я должен этим заниматься?
— Хотя бы на основании статьи товарища Сталина!
Достаю из кармана газету со статьей товарища Сталина и разворачиваю ее на столе. Тогда он мне говорит:
— Вы не утруждайте себя, ибо статью я хорошо изучил, а вот вы ее плохо читали. Да, товарищ Сталин критиковал местную власть за перегибы в коллективизации, за ущемление бедняка и середняка, но он ничего не сказал в статье о кулаках и о том, что отдавать ли им имущество и восстанавливать ли их в правах? Это дело ЦК ВКП (б). Конечно, ваше дело исключительное, вы орденоносец и все, что будет от меня зависеть, я постараюсь решить!
Ушел я от него без всякой надежды. Да, что он может сделать, если сам Калинин не смог нам помочь?
Братья опять закурили, помолчали.
— А у тебя, какие дела? — прервал молчание Никита.
— Те же самые, что и у тебя. В райкоме мне сказали, что у них нет никаких указаний насчет раскулаченных. В Обкоме сказали то же самое, что тебе сказал Маленков. Хотел пристроиться в городе на работу, но там своих безработных некуда девать. Был на шамотном заводе в Семилуках, но там мне начальник кадров прямо сказал, что им раскулаченных запретили брать на работу!
— И что же дальше?
— Ничего, еще немного подождем, может быть что-нибудь да проясниться, а нет, тогда и придумаем!
Село праздновало пасху. Люди отмечали Христово воскресение и одновременно радовались тому, что, наконец, покончили с колхозом. Церковь была разгромлена, а поэтому праздновали под открытым небом. День выдался теплым и солнечным, улицы с самого утра были полны народу. Молодежь затевала игры, женатые ходили в гости, отовсюду разносился смех, раздавались переборы гармошек, песни. Отметить пасху решил и Козырев. Он собрал сельское начальство, активистов и предложил в этот день начать пахоту.
— Во-первых, — утверждал он, — нужно показать людям, что никакие праздники, тем более религиозные, не должны мешать главному празднику на селе — севу. Во-вторых, мы должны показать людям мощь машин и торжество коллективного труда.
В самый разгар народных гуляний послышался грохот и из-за церкви, по Большаку, дымя высокой трубой, покатил трактор, следом второй. За ними тянулись на прицепах две подводы, груженные плугами и боронами. На первом тракторе развивался красный флаг, а за рулем, сидя на железном сидении, восседала Варька Култышкина. На втором сидел Мишка Рыбин. За ними гуськом тянулись активисты во главе с местной властью. Люди, оглушенные грохотом, притихли и с удивлением рассматривали железные чудовища. Ребятишки гурьбой бежали рядом с трактором, оглашая окрестность криком и гоготом, и с восхищением смотрели, как огромные колеса своими треугольными шипами безжалостно коверкают накатанную дорогу. Когда мотор начинал чихать и фыркать, ребятишки в страхе разбегались по сторонам, боясь, как бы трактор, словно бодливая корова, вдруг не набросился на них. Некоторые женщины крестились, поминая недобрым словом Козырева, другие же хватали за руки своих чад и тащили по домам. И только возмутитель спокойствия и праздничного настроения людей, стоя на ступеньке трактора рядом с Варькой, боковым взглядом отмечал, какое неизгладимое впечатление произвело появление тракторов.
Тракторная колонна по Большаку спустилась вниз к реке, пересекла мост и остановилась на краю отдохнувшего за зиму поля. По распоряжению Козырева тракторная бригада прицепила к тракторам по два немецких плуга и две бороны. На первый трактор сел сам Козырев и проложил первую борозду. Потом он остановил трактор, немного углубил лемеха и вновь тронулся с места. Трактор натужно взвыл, но пошел по полю, оставляя за собой ровную полосу вспаханной земли.
Каждый крестьянин всегда был неравнодушен к севу, к земле, а тут вдруг появилось что-то новое, непривычное и каждому хотелось своими глазами увидеть, что же это такое. Однако чувство настороженности сдерживало мужиков и они, наверняка, проигнорировали бы посевную колхозников, но вмешался случай. По селу молнией разлетелся слух, что колхозники начали пахать землю, которая давно была закреплена за крестьянами. С этим нельзя было мириться, и к полю потянулся народ. Было решено, если нужно, силой вернуть свои наделы.
Козырев, увидав переходивших мост мужиков, со смехом обратился к Гандобину:
— Василий Ефимович, гляди! Жлобье жалует по твою душу. Держись председатель! Будет тебе некогда!
Василий Ефимович оглянулся, на минуту задумался и быстро пошел по полю навстречу мужикам. Он поздоровался с ними и спросил:
— Ну, что, товарищи крестьяне, пришли посмотреть на нашу работу? Добро пожаловать, смотрите!
— Ты нам зубы не заговаривай, а лучше разъясни, на каком основании ты пашешь наши наделы? — выступил вперед Семён Гусев.
— А скажи, Семён, на твоем наделе самая лучшая почва? Лучшая земля? — спросил Гандобин.
— Нет не лучшая, но она моя, а теперь ты ее занял.
— Да, мы заняли этот клин, на котором расположено несколько наделов. Но вы не хуже, а лучше меня знаете, что земля здесь истощена и дает низкие урожаи. Вот мы и решили забрать у вас эту землю, а вместо нее отдать вам землю кооператоров Сергея Пономарева. Думаю, что вы не будете против такого обмена. Вы прекрасно знаете, что там земля прекрасно обработана, хорошо удобрена и дает хорошие урожаи.
— А если раскулаченные вернуться, как нам тогда быть?
— Нет, Семён, они больше не вернуться! Так что размежуйте ее между теми, чью землю мы заняли и, как говориться, бог вам в помощь!
Выслушав председателя колхоза, мужики недоуменно переглянулись. Если бы они не считали его умным и расчетливым человеком, то сочли бы полным идиотом. Убедившись, что колхозники не собираются пахать всю крестьянскую землю, мужики потянулись гурьбой на поле смотреть на невиданную ранее технику и ее работу. Трактора натужно ныли, оставляя за собой довольно широкую полосу вспаханной земли. Мужики отметили, что даже самая сильная лошадь не потянет два плуга и две бороны, а эти железные чудовища бодро бегут по полю, оставляя за собой ровные борозды. А уж глубину пахоты, нельзя сравнить ни с какими мерками обычной пахоты крестьян. На первом тракторе сидел Мишка Рыбин, а за ним тянулся трактор Варьки Култышкиной, сидевшей на железном стуле, выставив далеко свой толстый зад.
— А что, Семён, землю ты получил хорошую, остается тебе только трактор купить. Твоя бы Марья пахала, а ты бы пузо грел на солнышке, — съязвил Аким Демидов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
