— Зря вы это… Плохо вам будет… Не послушались меня. Я вас прошу — не трогайте солдат.
— Сидели бы дома, и ничего бы им не было, — ответил Юрки.
— Давайте сделаем так, — предложил учитель. — Хотя и неправильно это будет… Мы уйдем. Солдаты уйдут к себе в Финляндию, а я…
— И ты убирайся вместе с ними.
— Я — член правительства. Я не могу этого сделать. Но я даю вам честное слово, что солдаты уйдут в Финляндию. Прямо отсюда пойдут.
— Так я и поверил, — усмехнулся Сантери. — Сегодня уйдут, а завтра опять придут и убьют нас.
— Подожди, — предложил Юрки. — Поговорим с народом. Расстрелять их недолго, а что потом?
— Великий грех мы берем на душу, — высказали свое мнение старики.
— Да, да, большой грех, — подтвердил учитель.
— Ну что грех, то нас это не печалит, — сказал Юрки. — Мы смерти никому не хотим, мы хотим, чтобы все жили в мире. Верно я говорю?
— Верно, верно. Пусть с миром идут домой и оставят нас в покое, — решили старики.
Один Сантери был против.
— Попомните мое слово, — сказал он. — Если мы отпустим их, они снова придут и с собой других солдат приведут. Вот увидите!
— Нет, мы не придем и никого не приведем, — заверили солдаты.
Как мир порешит, так тому и быть — этот закон строго блюдется в карельских деревнях. Несмотря на все усилия Сантери, старики решили отпустить незваных гостей, заставив учителя побожиться и перекреститься в подтверждение обещания, что он сам проводит солдат до границы и проследит, чтобы они ушли. Учитель попрощался со всеми за руку, и незваные гости, как и обещали, направились в сторону границы. Оружие, правда, им не вернули. Старики были довольны, что все уладилось миром.
— Вот увидите, что еще будет! — не унимался раздосадованный Сантери.
— Что будет? Разошлись без драки, и ладно.
— Нет, драка еще будет, и немалая! — доказывал Сантери. — Эту штуку я оставлю себе. Пригодится еще. — Он потряс винтовкой.
— Будь что будет. Поживем — увидим, — вздохнул Юрки. — Слава богу, у нас теперь оружия прибавилось. Может, еще найдется?
Старики переглянулись:
— Ну ежели нужда будет, так поищем.
— Наверно, найдется, если хорошо искать будем.
— Дай бог, чтобы искать его не пришлось…
— Такое дело, мужики… — Юрки решил, что ему, бывшему солдату, надо людям один дельный совет дать. — На всякий случай поищите, может, у кого какое ружьецо имеется. Как говорится, бог каждому мужику рукавицы и ружье дал бы, да только ему некогда. Хорошо, если бог даст и нас оставит в покое. Вот так и договоримся. А мне надо пойти в поле досеивать.
Расходились все молчаливые и встревоженные. Юрки отправился сеять, но к нему уже не вернулось то приподнятое настроение, с которым он утром бросил сквозь пальцы первые зерна ячменя на грудь матери сырой земле. Он засеял поле, затем заборонил посевы легкой, рассчитанной на человеческую тягу бороной-суковаткой и пошел домой, где его ждала натопленная по случаю сева баня.
Бани в деревне имели все, но в этот вечер мужики, словно сговорившись, сошлись с вениками под мышкой к бане Юрки. Сантери захватил с собой даже винтовку.
— Попарюсь-ка я хорошенько последний раз. А то долго мне не придется париться, — говорил Сантери, раздеваясь. — Я-то ждать не буду. Вы что, думаете, нас в покое оставят?
Мужики отмалчивались. Нет, они не верили, что их оставят в покое. Целый день они думали. Очень им хотелось, чтобы их не трогали. Так хотелось жить в мире и согласии со всеми, что они готовы были даже поверить, что так и будет.
— Так знайте, — продолжал Сантери, — что теперь наша деревня будет на плохом счету. И не дадут они нам землю пахать да в банях париться.
— Сегодня мы еще попаримся! — заявил Юрки и так поддал пару, что даже камни выстрелили.
И они парились. Парились по-настоящему. Правда, париться пришлось по очереди, потому что баня была построена не для того, чтобы проводить в ней сходку и обсуждать дела всем миром. Зато прохлаждаясь в предбаннике, где было много места, можно было потолковать и о делах. Говорил Сантери, остальные лишь поддакивали. Он доказывал мужикам, что ему и Юрки нужно уйти из деревни, пока не поздно. Но Юрки считал, что торопиться не стоит, подождем, мол, поглядим. Сантери не был с ним согласен. Если Юрки хочет остаться в деревне, пусть остается, только пусть глядит в оба, чтобы чуть что — сразу уйти. Пусть будет вроде как разведчиком. А он, Сантери, пойдет искать людей, которые не сидят сложа руки. В Вуоккиниеми белые. Финны там белые, и солдаты Ухтинского правительства — тоже белые. Так что туда ходить нет смысла. Он пойдет в Понкалахти, а если там народ смирился со своей судьбой, то отправится в Вуоннинен, в Ухту, дойдет до самой Кеми, пока не найдет людей, которые не хотят подобно баранам подставлять свою голову под нож. Сантери объяснял мужикам, да и сами мужики уже начали понимать, что к чему.
— Скажешь там, что… — Юрки запнулся, подыскивая слова: он побоялся обещать слишком много… — что мы тоже поможем, когда будет нужно.
— Если, конечно, по-хорошему не договоримся, — поправил его Хуотари Пекканен. — Скажи, что мы ни с кем воевать не хотим.
Весна выдалась теплая, но сырая и пасмурная. Где-то выше и дальше, в большом мире, дули ветры, разгоняя тучи, но сюда, в таежную глушь, они, казалось, не доходили, и небо сплошь было затянуто серой пеленой. По поверхности озера то и дело пробегала черная рябь, вода словно беспокоилась, вздымалась, но большой волны не было. Жизнь в деревне текла тихо и мирно, и все же на душе было тревожно. Уже прошла целая неделя, как Сантери ушел, но вестей от него пока не было. Судя по всему, красные дальше Ухты не пошли, а может быть, даже оттуда отступили, — во всяком случае, они пока не беспокоили бежавшее из Ухты войско Ухтинского правительства. Солдаты этого войска тоже в деревне не появлялись.
Так прошла неделя. Люди будто внезапно увидели, как много можно сделать за одну неделю мирной жизни: те, кто запоздал с севом, отсеялись, все наловили и засолили на зиму рыбы. Правда, соли было маловато, но тут, как во всем теперь, жители деревни помогали друг другу. Богатых в деревне не было: те, кто жил побогаче, на всякий случай давно уже перебрались за границу и отсиживались там, дожидаясь, когда придет опять их время. Зазеленели березы, подходил Петров день, и в деревне начали готовиться к нему.
Но скоро стало не до Петрова дня: из лесу, со стороны речки Суойоки, донесся выстрел, и жизнь в деревне, сразу стала снова неспокойной.
Когда раздался этот зловещий выстрел, Юрки был на берегу и латал свою лодку. Сперва он испугался: где же Окку? Окку ушла рано утром на Суойоки проверять мережи. Выстрел донесся с той стороны. Юрки отложил молоток, зашел в избу и достал из-за печи винтовку. На дворе его уже ждали оставшиеся в деревне мужики, все вооруженные, у кого винтовка, у кого берданка, у кого старый дробовик. Патронов, правда, оказалось маловато.
— Ну что? — спросили они у Юрки, словно он был их командиром.
Юрки сам не знал, что это был за выстрел. Но тут мужики увидели Окку. Задыхаясь и постанывая, держась рукой за сердце, она бежала к деревне.
— Убивать идут! Бегите, люди добрые! — закричала она издали.
Юрки бросился навстречу, подхватил ее, чтобы не упала.
— Чего ты так бежишь? Тебе же нельзя… сляжешь опять, — заворчал он и Только потом спросил: — Кто идет?
— Не хочешь, а побежишь, когда в тебя стреляют, — сказала Окку, бессильно опустившись на крыльцо. — Совсем рядом пулька просвистала, вот тут. Сперва крикнули: стой. Потом выстрелили. А-вой-вой! Что же с нами будет? Убьют они нас. Сюда идут. Я кошель бросила и прямиком через лес в деревню. Пропал, наверное, кошель: возьмут они его.
— В деревню мы их не пустим! — заявил Юрки. — Мама, сходи в деревню, скажи людям, чтобы попрятались. А мы пойдем навстречу.
— На верную смерть идете, а-вой-вой! — запричитала мать, но все же побежала выполнять просьбу сына.
Шагая во главе своего «войска» к лесу, Юрки оглядывал людей, прикидывая боевые качества каждого из своих бойцов. Всего их было десять человек. Из них только двое служили в карельском легионе и были обстрелянными солдатами. Самому младшему в его войске было пятнадцать лет, но паренек был смелый, хороший охотник, стрелял он метко, умел прятаться в лесу и неслышно подбираться к токующему глухарю. Впрочем, остальные тоже были неплохими охотниками, только у многих зрение уже начало сдавать. А самым старшим был Хуотари Пекканен, которому перевалило за девяносто.
— Вы только в людей не стреляйте. Надо мимо стрелять, — требовал Хуотари.
— Они мимо стрелять не будут! — сказал Юрки.
— Давайте попробуем сперва по-хорошему, — гнул свое старик. — Может, обратно повернут.
— Нет, мужики, по-хорошему с ними ничего не выйдет.
