прочесть письмо от отца. Подождешь? — Он распечатал письмо и начал читать. Элис увидела, как горе исказило его лицо; он повернулся к ней. — Цисси умирает. Врачи говорят, ей осталось три месяца, — глухим тоном произнес он.
Элис крепко обняла его и положила его голову себе на грудь. Он заплакал, и она дала ему выплакать горе. Она хотела сказать ему, что ждет ребенка, но поняла, что сделать это нужно лишь после того, как Майкл примирится со скорой утратой любимой сестры и отдохнет от переживаний за деда.
Вечером, когда они легли в постель, Джеймс занялся с ней любовью неожиданно свирепо, хотя обычно был нежен и предупредителен. Элис ничего не сказала, понимая, что ему нужно выпустить ярость и горе. В глубине души она даже радовалась, что в минуту нужды он пришел к ней, как бы грубо он это ни выражал. После, лежа без сил в ее объятиях, он вспомнил.
— Когда я пришел, ты хотела со мной о чем-то поговорить. Я совсем забыл. О чем?
Элис, может, и не решилась бы признаться, но в его любви она не сомневалась. И эта уверенность придала ей мужество.
— Джеймс, любимый мой, не хочу причинять тебе еще большее беспокойство в минуту, когда в твоей жизни достаточно горя и тревог, но я должна сказать. Думаю, я беременна.
— Что?
Джеймс резко сел в кровати. Последовало долгое молчание — Элис оно показалось вечностью, — после чего он изумленно воскликнул:
— Невероятно. — Он повернулся и обнял ее. — У нас будет ребенок! Это же просто чудо. Поверить не могу.
— Я тоже рада, Джеймс. Но как же твои родители?
— Ты боишься, как они отреагируют? Что ж, им придется тебя принять — или не принять. Я бы, конечно, предпочел первый вариант, но, если они не одобрят брак, нам придется справляться в одиночку. Элис, я люблю тебя, и ничто это не изменит. Что бы кто ни сказал и ни сделал, я с тобой не расстанусь. Лишь один человек может отнять у меня тебя — ты сама.
Он целовал ее долго и нежно и держал в объятиях, пока она тихо плакала. В конце концов усталость взяла верх, и они уснули.
Известия о состоянии Цисси так потрясли Джеймса, что он не дочитал отцовское письмо до конца. Наутро он снова его прочитал и пересказал Эллис:
— Мама и Цисси теперь поедут в Истборн и останутся там, а отец вернется домой. Он велел мне сообщить дурные вести Аде и Конни и планирует приехать через неделю. — Джеймс оторвался от письма; лицо его осунулось от тревоги. — Он, видимо, еще не получил мое письмо с сообщением о травме деда. — Майкл взглянул на Элис с отчаянием. — Теперь придется рассказать ему еще и об этом.
Три дня спустя Джеймс поехал в Хэррогейт, где ему предстояло сообщить страшную новость Конни и Аде. Безуспешно попытавшись их утешить, он вернулся в Брэдфорд и заглянул на Мэнор-роу. Беседа с Майклом была невеселой. Рассказав о личных делах семьи, Джеймс добавил, что Альберт в скором времени вернется. Майкл ответил, что он подозревал об этом, так как уже две недели от Альберта не было вестей, хотя Майкл написал ему в Швейцарию и рассказал, что увеличил закупки сырья.
— Но я не стал говорить, что идея принадлежала тебе. Пусть это станет для него приятным сюрпризом. А новости очень хорошие, даже, можно сказать, превосходные и с каждым днем все лучше. После Рождества цены на шерсть скакнули процентов на двадцать пять, а наши склады забиты под завязку. Доходы растут, а все благодаря тебе.
Джеймс просиял.
— Я очень рад, Майкл; мало того, у меня возникла еще одна мысль.
Он подвинул стул поближе к столу и начал рассказывать.
Выйдя из конторы, Джеймс направился на Пил-сквер. Дома у бабушки с дедом никого не оказалось, и он пошел в больницу. Эстер и Этель ждали в коридоре. Накануне Сол их узнал, и хотя его сознание еще не до конца прояснилось, ему явно стало лучше, но после наступило небольшое ухудшение. Врачи заверили, что повода для беспокойства нет; в данный момент они были в палате и проводили осмотр. Джеймс сел с бабушкой и сестрой на жесткую скамейку; им оставалось только ждать.
Глава одиннадцатая
Альберт снял дом в Истборне и проследил, чтобы жена с дочерью устроились на новом месте. Дом был комфортабельный, со всей необходимой обстановкой и большими просторными комнатами, откуда открывался великолепный вид на море. Цисси хорошо перенесла дорогу, и Альберт со спокойной душой сел в поезд, идущий на север, и отправился в путь.
Дорога предстояла долгая, и у него было время подумать. Мысли то и дело возвращались к Цисси, хотя иногда он размышлял о том, как дела дома и в конторе, и тревожился. Филип и Эллен по-прежнему сильно горевали после смерти Гермионы, на Майкле лежал весь груз ответственности за фирму и завод. Альберт сильно беспокоился за состояние своего бизнеса. Он получил письмо Майкла, где тот говорил об увеличении закупок. Альберт был не в курсе последних рыночных новостей и боялся, что молодой Хэйг слишком много на себя берет. Опрометчивые спекуляции с сырьем могли дорого обойтись компании.
Ранним вечером Альберт приехал домой и бросил сумки в прихожей. Дом казался пустым, и, немного поколебавшись, он прошел в свой кабинет. На столе скопилась груда писем. Впрочем, все они были распечатаны, а отправителям дан ответ. Копии ответов были прикреплены к оригиналам. Альберт узнал почерк Джеймса. Он все еще стоял за столом, когда услышал, как открылась дверь; подняв голову, увидел Джеймса и Элис, стоявших на пороге. Они держались за руки. Альберт не сразу заметил, что сын его одет целиком в черное; прошло еще некоторое время, прежде чем до него дошло, что Джеймс держит за руку их служанку. Тяжесть легла на сердце Альберта, и, глядя на молодую пару, он ощутил, как в нем закипает гнев.
— Отец, нам нужно поговорить, — тихо произнес Джеймс.
Альберт оказался не в силах сдержать злость.
— И что ты можешь сказать, о чем я еще не догадался? — спросил он, стиснув зубы.
— Видимо, немного. — В отличие от отца, Джеймс был само хладнокровие. — Мы с Элис полюбили друг друга. И собираемся обвенчаться. Элис носит моего ребенка. Это произойдет с твоим благословением или без него.
Презрительный смех Альберта разнесся по кабинету, и Элис вздрогнула. Джеймс, однако, даже не пошевелился.
— Благословение, значит, — повторил Альберт. — Не видать тебе моего благословения как своих ушей. Ты развлекаешься с этой паскудницей, пока твоя сестра при смерти, а мы