Я прошу тебя, будь хорошею
В нашей жизни, когда порошеюЗаметает нам вьюга путь,Я прошу тебя: будь хорошею,Самой доброй на свете будь!
Чтоб все лучшее сохранить,Не скупись в беде на улыбки,Научись прощать за ошибкиИ за мелочи не корить.
Посмотри, сколько там и сямЛжи и всяческих унижений,Сколько мелких и крупных драмИ предательских отношений!
Вот поэтому страшно хочетсяСовершенно иначе жить,Ведь любовь – это тоже творчество,Даже высшее, может быть!
Предлагаю, сердец не мучая,Даже в мыслях ни в чем не лгатьИ, друг другу даря все лучшее,Все до донышка раскрывать.
В спорах мыслями не виляя,В бурях совести не губя,Сам себя я тебе вручаю.Так вручи же и ты себя!
Я хочу, чтоб в минуты злыеСреди стрел любых и огней,Как земля моя, как Россия,Ты бы силой была моей.
Не терпи никакого плена,Чтоб сквозь всякую страсть и сластьДаже крохотная изменаВ нашем доме не завелась.
А еще, это важно очень,Чтоб твой голос сквозь все годаНе застенчиво-одиночен,А уверенно тверд и проченБыл бы рядом со мной всегда.
И какою бы злой порошеюНи стелила нам вьюга путь,Я прошу тебя, будь хорошею,Обязательно будь хорошею,Самой доброй на свете будь!
1992«Говорят о том, что на планете…»
Говорят о том, что на планетеМного нежных губ и нежных рук.Почему же мне когда-то вдругНе пришли однажды губы эти?
Впрочем, что хитрить! Встречались губыИ довольно нежные подчас,Только почему-то все на час,Только почему-то все не судьбы!..
Ну, а может, я не одинок,Ну, а может, нежность, как ни странно,К нам приходит на короткий срокИ не терпит слова «постоянно»?
И ее, как золотую птичку,Не удержишь в клетке никогда.И она при слове «навсегда»Тотчас превращается в привычку?
1993Последний тост
Ему постоянно с ней не везло:На отдыхе, в спорах, в любой работеОна, очевидно, ему назлоДелала все и всегда напротив.
Он скажет ей: «Слушай, пойдем в кино!»Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»Он буркнет: «Метель… За окном темно!!!»Она: «Ну, а я все прекрасно вижу!»
Он скажет: «Ты знаешь, весь факультетОтправится летом на Чусовую!» –«А я предлагаю и голосую,Чтоб нам с тобой двинуться на Тайшет!»
При встречах он был, как самум, горячИ как-то сказал ей: «Пора жениться!»Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,Тогда как зачетка твоя – хоть плачь!Нет, милый, сначала давай учиться!
Поверь мне: все сбудется. Не ершись!Конечно, совет мой как дым, занудный,Но я тебя вытяну, ты смирись!А главное… главное, не сердись –Такой у меня уж характер трудный!»
Но он только холодно вскинул бровь:«Ну что ж, и сиди со своей наукой!А мы потеплее отыщем кровь,Тебе же такая вещь, как любовь,Чужда и, наверное, горше лука!»
В любви он был зол, а в делах хитер,И в мае, в самый момент критическийОн, чтоб до конца не испить позор,Вымолил отпуск академический.
Лето прошло, и семестр прошел.Но он не простил ее, не смирился.И, больше того, в довершение золРанней зимой, как лихой орел,Взял и на новой любви женился.
Пир был такой, что качался зал.Невеста была из семьи богатой,И пили, и лопали так ребята,Что каждый буквально по швам трещал!
И вдруг, словно ветер в разгаре балаОт столика к столику пробежал.Это она вдруг шагнула в зал.Вошла и бесстрашно прошла по залу…
Ей протянули фужер с вином.Она чуть кивнула в ответ достойноИ, став пред невестою с женихом,Сказала приветливо и спокойно:
«Судьба человеческая всегдаСтроится в зареве звездной пылиИз воли, из творческого труда,Ну, а еще, чтоб чрез все годаЛюбил человек и его любили.
И я пожелать вам хочу сейчас,А радости только ведь начинаются,Пусть будет счастливою жизнь у васИ все непременно мечты сбываются!
И все-таки, главное, вновь и вновьХочу я вас искренне попросить:Умейте, умейте всю жизнь ценитьИ сердце надежное, и любовь!
Гуляйте ж и празднуйте до утра!И слов моих добрых не забывайте.А я уезжаю. А мне – пора…Билет уже куплен. Ну все… Прощайте».
Затем осушила бокал и… прочь!С улыбкой покинула праздник людный.Ушла и… повесилась в ту же ночь…Такой уж был, видно, «характер трудный».
1993Магнетизм
О, как же мы странно с тобой прощаемся:Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».Но только все время в руке рука,И мы их так слабо разнять пытаемся.
Ужасное время – пора разлуки…Но, кажется, силы у нас нашлись.Однако, едва лишь разжались руки,Как губы вдруг взяли да и слились.
А губы слились – значит, смолкли речи.Но чуть только мы их смогли обуздать,Как тут устремились друг к другу плечиИ руки уже обнялись опять.
О, Господи! Что же творит любовь?!Все планы практически рассыпаются:То руки мгновенно опять смыкаются,То губы встречаются вновь и вновь…
А чуть распрощаемся до конца,Как все будто снова летит по кругу:То ноги несут нас опять друг к другу,То тянутся руки, то вновь сердца.
О, люди! Запомните мой совет:Коль вдруг вот такое у вас случится,Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.Другого решения просто нет!
1994На осеннем пороге
В саду деревья стынут на рассвете,А ветер, по-напористому злой,Столбом взвивает листьев разноцветьеИ сыплет сверху белою крупой.
А ты сейчас печалишься о днях,Что улетели птицами на юг.Глядишь в окно, и у тебя в глазахНе то морозец, а не то испуг.
Но я прошу: не надо, улыбнись!Неужто ждать нам лета и весны?!Ведь климат в сердце, и настрой, и жизньВо многом все же нам подчинены.
И, Господи! Ведь это ж в нашей властиШагать сквозь все на свете холодаИ твердо знать о том, что наше счастье,Какие б вдруг ни грянули напасти,Уже остыть не сможет никогда!
Давай же вместе вместо вьюг и зимМы вечный май любовью создадим!
1994Права и слова
Сижу за решеткой в темнице сырой…
А. С. ПушкинНет, в тюрьме я, конечно, вовек не сидел,Полагая, пожалуй, не без резона,Что сидеть за решеткой – всегда уделЛибо тех, кто за истину потерпел,Либо тех, кто, напротив, попрал законы.
Только жизнь – это жизнь. И святой наивРазлетается, словно туман под ветром:Я – в солдатской шинели. Я весь – порыв!Я шагаю сквозь дымные километры.
Цель прекрасна! Но доля порой горька,Ибо в армии вечно свои порядкиИ права у солдата не выше пятки,А точней, командирского каблука.
Ведь солдат – что комар в кулаке командира!Его можно легко в порошок стереть,Наказать, преспокойно послать на смертьИ надолго отрезать порой от мира.
Но отслужит солдат и придет домой.И бесправью конец! Ни обид, ни начальства!Если сам он себе не отыщет рабства,А пойдет независимой в жизнь стезей!
Вот и я, возвратившись с войны когда-то,Твердо выбрал прямой и свободный путь,Никакой меня бурею не согнуть!Я – упрям. И в права свои верю свято!
Но когда я в любовь распахнул окно,Мне пришлось, как на мине, на ней взорваться:Ибо так мне уж, видимо, сужденоВерить там, где мне надо бы сомневаться.
Есть закон: чем подлее на свете зло,Тем пестрей оно любит всегда рядиться,Тихим ангелом утро в мой дом вошло,Чтоб затем (ну за что мне вот так везло!)В превосходного дьявола превратиться!
Да, жену мне тогда подарил Господь,Только вот за какие грехи, не знаю,Где бесчувственно сердце, распутна плотьИ душа лицемерная и пустая.
И гуляла она, и болталась онаГде угодно и, боже мой, с кем угодно!Возвращалась прокурена и хмельна,Но зато независима и свободна.
И, чем больше швыряла она враньяИ встречалась со всякою шелухою,Тем отчаянней билась за то, чтоб яБыл отрезан от мира глухой стеною.
А зачем? А чтоб жил в беспросветной лжи,Чтобы рвал и здоровье, и душу в клочья,И работал как лошадь и днем, и ночьюНа курорты, наряды и кутежи!
Я молчал. Может, где-то был убежден,Что воздается судьбой мне за тяжесть груза,Иль затем, может статься, что был влюбленВ светлый образ, украсивший небосклонИ носивший прекрасное имя: Муза!
Но отдушина все же порой была:В Доме творчества, там, где я в песню рвался,Там, где Муза с улыбкой меня ждала,Где я жил и писал вдалеке от злаИ где так интересно с людьми встречался!
Но едва возвращался я вновь домой,Как кидались навстречу скандалы дома,И опять от знакомых и незнакомыхБыл отрезан я, словно глухой стеной…
Но друзья (нет, не сгинула красота!)Не смирялись, стучась в эти злые стены,А всех громче всегда возмущалась та,Что стихи мои людям несла со сцены.
– Нет! – она восклицала, – ну как же так?!Я – артистка. Бываю буквально всюду,И везде тебя любят. Я лгать не буду!Ты же заперт от мира, как злейший враг! –
И, смутясь, добавляла: – Когда б, любя,Нас связала судьба, то, хитрить не буду,Я бы шла, все преграды твои рубя,Чтобы жизнь клокотала вокруг тебяИ чтоб люди общались с тобой повсюду! –
И Судьбу, видно, тронула эта речь,И, чтоб кончились беды и все разлуки,Повелела она мое зло отсечьИ затем, вместо наших нелегких встреч,Навсегда нам сплела и сердца, и руки.
Я не знаю, на радость или бедуЯ кидал в восхищенье за словом слово:– Люди! Здравствуйте! Славьте мою звезду!Я покончил с бесправьем, я к вам иду!Ибо ныне я стал человеком снова!
Да, две жизни, два образа – день и ночь:Там – сплошные распутства, здесь –вроде нежность,Там – обманы, здесь – правда и откровенность.Значит, прочь все сомненья и беды прочь!
Вот уж мчит по сердцам высочайший ток!Но попробуй понять даже лучших женщин!Есть забот океан и любви поток,Только вот про общенье с людьми – молчок…Да и слов о свободе все меньше… меньше…
Даже мизер: былая тропа мояВ подмосковный Дом творчества, труд, общенье,Получили суровое запрещенье:– Для чего тебе мир, если рядом я?!
Да, конечно, великая вещь – семья!Но припомни Людовика, дорогая,Что сказал: – Государство-де – это я!– Он король, а в России свои края.И довольно. Я диспут наш прекращаю! –
Вот и все. Но вопрос вырастает вновь:Ты за счастье, и я всей душой за счастье,Только будет ли истинною любовь,Если кто-то стремится к верховной власти?
Если кто-то, все споры разя мечом,Верит только в свое «золотое слово»?И, уверен в себе и уме своем,Пусть любя, но священным горя огнем,Просто жаждет держать под замком другого?!
Но ведь вроде есть главное: жить бы и жить бы!Кто же пишет за нас этот злой устав?Неужели ж хорошее слово – женитьбаРавнозначно понятью «лишенье прав»?
Люди, люди! Родные мои, хорошие!Мы же веруем в счастье, а не в тоску!Почему же тогда вот такою ношеюМы любимых сгибаем порой в дугу?!
Совместима ль, скажите, любовь с неверьем?!Нету веры? Не надо тогда и лгать!
Ну, а если действительно есть доверие,То зачем же нам душу друг другу рвать?!
Надо вырваться нам, наконец, из круга,Где томится то радость, то снова зло,Ну неужто нельзя нам понять друг другаБез конфликтов: доверчиво и светло?!
1994Она уснула на плече моем
