Форма входа
Читем онлайн Дольче агония - Нэнси Хьюстон
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Новый взрыв смеха.
— Вуди Аллен! — предлагает Рэйчел.
— Саддам Хусейн! — сказал Дерек.
— Виагра! — крикнул Хэл, и кое-кто из присутствующих поддержал его, захлопав в ладоши. — А ты, Хлоя? — вопросил он нежно, обернувшись к своей молодой жене. — Есть какая-нибудь вещь, о которой ты предпочла бы не говорить?
— Да, сказала Хлоя.
— И что же это? — полюбопытствовала Рэйчел.
— Люцерна, — произнесла Хлоя с легкой вызывающей усмешкой, которой мгновенно и навсегда покорила сердце Шона. (Слово «люцерна» она узнала от одного из своих клиентов, поскольку всегда спрашивала у них, чем они в жизни занимаются, чтобы они воображали, будто она интересуется ими как личностями, так оно лучше, дело тогда идет побыстрее; все они прикидываются преуспевающими врачами, адвокатами или бизнесменами, а чем больше врут, тем сильней распаляются, но тот ей так и выложил, что, дескать, люцерну культивирует — чего-чего, а такого нарочно не придумаешь! — и коль скоро она после обеда успела выкурить несколько сигареток с дурью, то прямо взвыла от хохота при этом сообщении: «Зад-зад-задрипанная лю-лю-люцерна!» — лепетала она, неверными пальцами запихивая в сумочку пачку десятидолларовых бумажек, которые он ей дал. «А люцерна — это как?» К счастью, тот парень и не подумал возбухать, он ей объяснил, что люцерна — красивое кормовое растение с сиреневыми цветочками, у него ее полно, несколько сотен гектаров в провинции, что граничит с Альбертой, так-то, целые поля этих меленьких цветиков простираются, насколько хватает глаз, — при одной мысли об этой бескрайней сиреневой прелести Хлою охватило непривычное умиротворение.
Глава IX. Рэйчел
Какая участь ожидает Рэйчел? Что ж, все нормальные люди, повинуясь общему закону, с возрастом мало-помалу приходят в уныние, а состояние тех, кто и так уже был пришиблен, с годами становится еще прискорбнее. Рэйчел не станет исключением из этого правила.
Она с самого рождения пребывала в трауре. Сначала ей пришлось оплакивать своих удушенных в газовых камерах дядей и теток, не говоря о евреях всей Европы, потом детей, которых она не смогла зачать… потом Шона Фаррелла, человека, что был ей дороже всех на свете… потом Дерека, не только любимого ею, но и ставшего ее мужем. Наперекор всем этим скорбям и, по правде говоря, даже вопреки собственному желанию Рэйчел доживет до поистине глубокой старости. И, что самое поразительное, останется до конца в полном смысле слова выдающимся преподавателем философии. Она не утратит умения пробуждать энтузиазм своих студентов. Снова и снова будить в них жажду познания, а затем утолять ее… отчасти, дабы они острее ощутили, до какой степени неутолимой остается эта алчба духа. Она ведь умеет сделать так, чтобы ожили и пышно зацвели не только диалоги Платона, которые она по большей части помнит наизусть, но и на первый взгляд куда более опустыненные ментальные пейзажи Канта, Гегеля и Лейбница. Студенты ее благодарно чтят. Посвящают ей свои книги и диссертации. Возводят ее в ранг высокого образца доброты и ясности разума. Когда наступит ее шестидесятипятилетний юбилей, ни у кого не повернется язык даже заикнуться о пенсии. Она больше чем столп кафедры — она памятник национальной культуры. Ум ее по-прежнему остр, речь ловка, и десятилетия нимало не притупили ее черного юмора. В возрасте восьмидесяти трех лет она еще читает отменные лекции, и тогда в аудитории по-прежнему яблоку негде упасть.
Есть и еще одна причина, мешающая Рэйчел броситься в гостеприимно распахнутые объятия смерти, невзирая на слабые поползновения поддаться этому искушению. Даже две причины: Анджела и Марина, дочери Дерека и Лин. Они теперь все равно что круглые сироты, отец умер, а родная мать не подает признаков жизни уже двадцать, тридцать, сорок лет. Рэйчел убедила себя, что девочки — особенно Марина — нуждаются в ней. Она думает: вот один из редких отрадных сюрпризов, которые нам преподносит жизнь, — люди и в самом деле способны привязываться друг к другу. Марина в шестьдесят лет от роду страстно любит свою восьмидесятилетнюю мачеху, скептическую и красноречивую. Примерно каждые две недели они встречаются на Манхэттене, чтобы выпить по рюмочке, сходить в кино, на балет, в ресторан или музей…
Но в день, когда я за ней приду, Рэйчел будет дома. Совсем одна в большом старом особняке, который Дерек и Лин приобрели в семидесятых, вскоре после свадьбы. С тех пор как Рэйчел впервые увидела его, дом пережил многочисленные перемены. Лин долго использовала чердак для танцев. Анджела и Марина делали там свои первые шаги. После ухода Лин в его стенах поселилась Рэйчел. Упорхнули сперва Анджела, потом Марина. Затем скончался Дерек, и ее большой старый дом стал местом последнего прощания с ним. После чего Рэйчел долгие годы жила в нем одна. И вот сегодня она здесь умрет.
Она утонет во время купанья. Сбросит одежду, обнажив свое тощее, узловатое старческое тело, и примется осторожно залезать в ванну, придерживаясь за ее край. Ей вдруг вспомнится тот далекий день, когда после ее единственной серьезной попытки покончить счеты с жизнью (она тогда только что осознала, что объединение своих неврозов с неврозами Шона, пожалуй, не самый верный путь к счастью) Лин отмывала ее в ванне. Ах, как хорошо было принимать эту заботу из рук самой любимой подруги и ощущать, как струи горячей воды смывают с кожи блевотину и экскременты… И тут-то, столько лет спустя, быть может, именно под влиянием этого давнего воспоминания, так внезапно вспыхнувшего в мозгу, она теряет равновесие. Падает. Ударяется головой о кран холодной воды. От боли лишается чувств. И ускользает под воду, по поверхности которой плавают душистые пузыри.
Таков финал истории ее души. Но приключения тела Рэйчел еще не совсем закончились. У нее, видите ли, имеется соседка, милейшая особа по имени Сара. Она существенно моложе, чем Рэйчел, ей всего-навсего семьдесят, но она уже с катастрофической скоростью катится вниз по склону Альцгеймера. В тот вечер Сара принесла Рэйчел письмо, по ошибке доставленное ей. Она стучит в дверь — никакого ответа, она видит в окнах свет, стучит громче, зовет — ответа нет, толкает дверь, обнаруживает, что не заперто, «Рэйчел! Рэйчел!» — тишина, бродит по дому, заглядывая в комнаты — «Рэйчел?», наконец доходит черед до ванной, она видит труп, с криком ужаса бросается прочь, бежит домой, но по дороге все забывает. Муж ей говорит: — «Почему же ты не отдала Рэйчел ее письмо?» — «Ах да!» — лепечет Сара, краснея от смущения, — она знает, что ее память стала выкидывать с ней скверные шутки, и вот она берет себя в руки, идет обратно, застает дверь соседского дома открытой, входит в ванную, видит труп, испускает вопль, со всех ног мчится домой, по-прежнему с письмом в руке. «Не хочешь ли ты сказать, что снова забыла передать его ей?» — с терпеливой улыбкой спрашивает муж…
И так далее и так далее, еще раз пять-шесть она проделывает этот путь туда и обратно…
Надо полагать, Шон и Рэйчел лопнули бы со смеху, если бы могли присутствовать при этой сцене.
Глава X. А время идет
Вино и пунш начинают оказывать свое действие, сотрапезникам мало-помалу становится все вольготнее, их ауры растекаются вширь и непринужденно наползают друг на дружку. Шон не без гордости оценивает градус своего опьянения: то, что нужно, в самый раз, говорит он себе, раздавливая в пепельнице сигарету и тотчас зажигая новую, все именно так, как я хотел, этот внутренний жар, уже с полудня регулярно подпитываемый, а теперь разгоревшийся, словно на торфе, ровным, спокойным пламенем — без копоти здешних грязных котельных, которые, не правда ли, мамочка, вечно выходят из строя в самый разгар пурги, ты так никогда и не смогла привыкнуть к зимам Новой Англии…
— Ну надо же, прямо снежная буря! — замечает Хлоя, она будто в голову к нему забралась, мысли читает. — Снег валит мешками!
— Про снег нельзя говорить, что он валит мешками, — мягко поправляет ее Хэл. А присутствующим считает нужным пояснить: — Видите ли, в Ванкувере снегопадов почти не бывает. Можно было бы сказать, что снег… гм… даже не знаю… ну, например, что хлопья ростом с Моби Дика… или как будто с неба сыплются тюленьи детеныши…
Но Хлоя уже не слышит его. (Она отчалила, уплыла далеко, в июнь девяносто шестого года. Великолепный день в Ванкувере. Колен еще жив. Ему двадцать лет, ей девятнадцать, и они живут вместе, эту пору ей потом суждено вспоминать как счастливые времена. В тот день, как частенько случалось, они проспали до трех часов дня, каждый на своем диванчике. Но вот они просыпаются, встают, принимают душ — сперва Хлоя, потом Колен, надо очистить свои тела от скверны. Они набрасывают белые одежды — у нее летнее платьице, совсем простое, у него индийская рубаха и широкие хлопчатобумажные штаны. Затем из маленькой металлической коробочки они ложечкой черпают немного вожделенного и очень дорогого белого порошка, хранимого для особых случаев. Склонясь, они втягивают его ноздрями — сперва Хлоя, потом Колен: надо прочистить мозги. Теперь, незапятнанные, безупречные, они встают лицом к лицу, боги-двойняшки из далекой Индии, они берутся за руки и смотрят друг другу в глаза, вглядываются все глубже, меж тем как сила и чистота мало-помалу властно растут в них, и вот их руки приходят в движение, они медленно, с бесконечной нежностью ласкают друг другу плечи, шею, лицо и грудь, их чувства, за ночь оттесненные, упрятанные в заповедные телесные глубины, поднимаются на поверхность, выступают из пор, подобные расплавленному золоту, эти дети — и впрямь боги, да, боги-близнецы, и теперь с упоением небожителей они ласкают друг дружке бедра и спину, легчайшего касания уст довольно, чтобы довести их до обморока, экстаза, оргазма, влажность языка несказанно сладостна, тела напряжены и вместе с тем невесомы, сияние затопляет мозг, они кружатся в кокаиновом танце, извилистом и мудреном, они одни в целом свете, чета влюбленных божеств, наркотик — белоснежное сверкание и музыкальная дрожь их сердец, каждая нота этой мелодии чиста и трепетна, и, когда они помогают друг другу сбросить одежды, руки их невинны, член Колена бьется у живота Хлои, и это так же чисто, как его жест, когда он поднимает свою сестренку на руки, укладывает ее на кровать, и медленно, серьезно опускается на нее, и входит в нее, и взгляды их, неотрывно спаянные, изливают свет самой чистой, самой святой любви.)
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дольче агония - Нэнси Хьюстон бесплатно.
Похожие на Дольче агония - Нэнси Хьюстон книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Вопреки искусству - Томас Эспедал - Современная проза
- Прежде чем ты уснёшь - Лин Ульман - Современная проза
- Хьюстон, у нас проблема - Катажина Грохоля - Современная проза
- Русский роман - Меир Шалев - Современная проза
- Дневник моего отца - Урс Видмер - Современная проза
- Принцесса Ангина - Ролан Топор - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Элизабет Костелло - Кутзее Джон Максвелл - Современная проза
- Любовник - Маргерит Дюрас - Современная проза