Основываясь на находках, сделанных Лорэ, Картер попытался заинтриговать начальника во время планового обхода территории.
– Взгляните на гробницу Хатшепсут! Не правда ли, очень интересно?
– Любопытная гробница, но пустая, А усыпальница без драгоценной утвари все равно что старая кокетка с увядшими прелестями. Она непривлекательна!
– Убежден, что здесь еще можно найти немало древностей!
– Не фантазируйте, Картер! От прежней Долины уже ничего не осталось.
– Я все же считаю целесообразным приступить к широкомасштабным раскопкам!
– У Управления нет средств. Мы много тратим на содержание памятников.
– Но я уверен…
– Довольно! Если желаете копать, то сначала разбогатейте. Наймите сотню рабочих, потратьте несколько тысяч фунтов стерлингов. У вас деньги есть?
– Только жалованье.
– Так постарайтесь хотя бы его не разбазарить! И думать позабудьте о Долине. Она мертва. Вы что, хотите и себя здесь закопать?
Раннее утро в Луксоре благоухало кофе и жасмином. Порозовевшая гора на западном берегу Нила и мир богов воссоединялись с человечеством. Картер стоял возле небольшой мечети. Вокруг росли кусты роз и гибискуса. К мраморным дверям, украшенным мозаикой, слетелись птицы – попить из кормушки.
Раифа сегодня оделась по-европейски и выглядела по-прежнему прекрасно.
– Зачем ты велела мне сюда прийти?
– Какой вы стали важный, господин инспектор! Мне больше нравилось, когда вы одевались поскромнее. Ну ничего, привыкну.
– Я одеваюсь так по долгу службы!
– Ты всем ради нее готов пожертвовать. И мной?
– Раифа! – Говарду захотелось обнять ее, прижать к себе… Увы, при посторонних это было совершенно невозможно. – Зачем ты меня мучаешь?
– Ты это заслужил! Брат уехал, ты стал важным человеком, мы свободны, но совершенно не видимся! Ты слишком влюблен в свою работу. А я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж!
Картер не удивился. Он и надеялся, и боялся этого.
– Ты египтянка, а я – англичанин, – пробормотал он.
– Решение есть: прими ислам! Взгляни на мечеть – вот где покой и чистота.
– Конечно, но…
– Ты должен будешь уверовать в единого Бога, молиться, давать милостыню, поститься и совершить паломничество в Мекку. – В глазах девушки читалась отчаянная мольба.
– Надо подумать, – ответил Говард.
– Понимаю. Всевышний велик и совершенен. Он просветит тебя!
– Надеюсь.
* * *
Масперо стукнул кулаком по столу:
– Какой скандал, месье Картер! А ну-ка признавайтесь, что у вас там творится?!
– В чем дело, господин директор? Я написал плохой отчет?
– Вы пишете отличные отчеты, причем они с каждым разом становятся все лучше! Вы скоро превзойдете всех моих инспекторов.
– Постараюсь оправдать ваше доверие.
– Вы его оправдаете, если прекратите свои шашни!
– Я отдаю все время службе.
– Хотелось бы надеяться. Вы человек молодой, горячий… Конечно, вам нельзя быть одному! В Луксоре столько милых европейских дам. Они могли бы скрасить ваше одиночество.
– Увы, работа мне не позволяет заводить приятные знакомства.
Масперо побагровел:
– Зато она вам позволяет посещать некую Раифу!
Картер смутился:
– Кто вам сказал?
– Да все только об этом и твердят! В нашей колонии в Луксоре вы давно уже стали посмешищем. А ваша новая затея просто гибельна!
– На что вы намекаете?
– Не отпирайтесь! Ваша «невеста» уже всем растрезвонила, что вы намерены принять ислам!
Приосанившись и глядя прямо перед собой, Картер твердо произнес:
– Иначе мы не сможем пожениться.
– Этому браку не бывать! – Масперо снова стукнул кулаком по столу. – Переход в чужую веру станет с вашей стороны ужасной глупостью. Мусульмане вас не примут, а европейцы отвернутся. Эту женщину все равно вынудят вас оставить, вы потеряете работу, да что там – призвание! Послушайте, Говард, с религией не шутят. Меня исключили из «Эколь Нормаль»,[47] потому что я выступил в защиту Сент-Бева[48] и свободомыслия. Потом меня восстановили, но я всю жизнь борюсь с мешающим науке игом суеверий! Вы можете сглупить по молодости и загубить свою карьеру!
– Раифа хочет узаконить наши отношения. Она научила меня понимать эту страну, ее язык, обычаи. Я многим ей обязан!
– Как вы сентиментальны! Человек обязан только самому себе и должен обернуть обстоятельства в свою пользу. Я вас теперь неплохо знаю, мальчик мой. Если вы преуспеете, то у вас поубавится друзей, уж поверьте мне. Цельность вашего характера и несносное правдолюбие заставят окружающих завидовать и ревновать к вашим успехам. Считайте, что ваше приключение окончено.
– Я так не думаю, месье Масперо. Предательство по отношению к любящей женщине – низость. Я не смогу с этим жить!
Масперо холодно взглянул на Говарда:
– Ученый должен уметь вовремя склониться перед истиной. Вы, видимо, еще не знаете о том, что брат Раифы недавно вернулся в Луксор. А сама она прислала мне письмо, где просит вмешаться в ваши отношения, причем самым определенным образом. Она хочет, чтобы вы оставили ее в покое, иначе ее брат пожалуется властям!
– Где письмо?!
Масперо протянул листок.
– Ее заставили! – воскликнул Говард, едва взглянув на почерк Раифы.
– Мне все равно. Главное, что с вашей сомнительной связью покончено! А теперь отправляйтесь на объект, инспектор Картер. Вы нужны памятникам, которые гораздо важнее этой египтянки!
22
– Я требую правды! – заявил граф.
Доктор замялся:
– Вы живы, ваше сиятельство. Разве не это главное?
– Нет, Кстати, мне, кажется, удается держать себя в руках. Советую и вам делать то же.
Через некоторое время после аварии граф очнулся на постоялом дворе. Рядом находились жена, водитель и врач. Видел он нечетко, но вскоре на глаза опустилась непроницаемая пелена.
– Я ослеп?
– Думаю, это временно.
– Ранения?
– Тяжело травмированы ноги, перелом челюстной кости и ребер, множественные ушибы…
– Степень тяжести?
– Серьезная.
– Когда я смогу встать?
– Месяца через три-четыре. Ходить будете с тростью.
– А бегать?
– Бегать вы больше не сможете.
– У меня очень болят руки.
– Это от сильного ушиба. Боль пройдет, однако…
– Продолжайте.
– Вам придется перенести несколько хирургических операций. Мужайтесь, ваше сиятельство!
* * *
Бледное весеннее солнце вставало над Хайклером. Граф пытался играть в гольф и гулять, стараясь, чтобы с каждым днем прогулки становились продолжительнее. Теперь, когда он вновь обрел зрение, стало легче бороться с постигшим его несчастьем. Почувствовав усталость, он повернул к замку.
