Он всматривался в глаза офицера с таким искренним, неподдельным интересом, словно видел перед собой восставшего из праха Стефана Батория. И офицер постепенно поддавался гипнотической силе его взгляда и его молчания. Он начинал что-то бормотать по поводу того, сколько войска ему удалось собрать. Что повстанцы уже недалеко и что, если их не остановить где-то здесь, на подступах к Черкассам, они пойдут на Киев, а то и сразу двинут на Каменец и даже на Львов.
Он говорил и говорил, ожидая хоть что-нибудь услышать в ответ, уловить хоть какую-то реакцию. Но ее не было. Лицо Коронного Карлика оставалось безмятежно-равнодушным – и к офицеру, и к тому, что он говорил, и к тому, что, собственно, происходило сейчас в Украине.
Так и не произнеся ни слова, тайный советник короля и коронного канцлера, комиссар Его Величества по особым поручениям переводил взгляд с лица собеседника на небо словно молил, чтобы оно наконец-то заставило офицера умолкнуть, поворачивался, и так же молча, не спеша безмятежно возвращался к своей карете. После этого даже офицеры с очень крепкими нервами отчаянно крутили головами, пытаясь понять, кто из них двоих идиот и как им следует истолковывать визит этого гнома?
Когда на второй день слухи о странной карете с королевским гербом и еще более странном визитере из Варшавы дошли до коронного гетмана графа Николая Потоцкого, он сразу же понял, что «варшавский карлик в черном», как успели окрестить Вуйцеховского в Черкассах, есть не кто иной, как Коронный Карлик. Гетман тотчас же разослал гонцов во все полки выяснить, с кем этот черный гном встречался, что говорил, а главное, о чем расспрашивал. И был потрясен, узнав, что Коронный Карлик, в общем-то, никому ничего не говорил и ни о чем не расспрашивал, а лишь выслушивал трепетные доклады командиров, как выслушивают лепет сумасшедших.
«Не зря Оссолинский подослал его, не зря… – обиженно скрежетал зубами старый вояка, заряжаясь подозрением. Успев побывать во многих сражениях, он так и не сумел привыкнуть к придворным баталиям, в которых князь Оссолинский неизменно представал непревзойденным стратегом. – Канцлер, пся крев! Чего он суется сюда? Какого дьявола посылает своих шутов, вместо того чтобы срочно слать подкрепление?»
– Где этот… в черном?! – наконец разразился гетман, коршуном налетая на докладывавшего ему офицера-порученца графа Торунского.
– В городе. В Черкассах, ваша ясновельможность.
– Знаю, что не в Риме. Где именно? Кто его приютил?
– Госпожа Заславская. Вдова полковника.
– Лярва она, а не вдова. Но имение у нее порядочное. С польным гетманом Карлик уже встречался?
– Пока что нет.
– Когда я окончательно решусь вздернуть его, это добавит ему лишний обмылок.
– Вздернуть польного гетмана? – омертвевшими губами пробормотал Торунский.
– И его – тоже. Нет гарантии, что Оссолинский не взялся перессорить нас между собой. А сделать это несложно, поскольку Калиновский видит себя с булавой коронного гетмана, как монашка – в обнимку со святым Павлом.
Торунский – рослый, краснощекий тридцатипятилетний толстяк – по-драгунски расхохотался. Ему явно импонировал способ мышления гетмана. Как и совершенно ошеломляющий способ выражения своих мыслей.
– И что, господин Вуйцеховский не собирается добиваться моей аудиенции? – наконец-то спросил Потоцкий о том, ради чего в очередной раз затеял со своим адъютантом разговор о Коронном Карлике.
– Во всяком случае, до сих пор никак не выразил своего желания.
– Он что, решил, что это я стану добиваться аудиенции у него?
– Я кое-что успел разузнать об этом человеке. Говорят, что добиться у него аудиенции не всегда удается даже королю, – подтвердил майор свою репутацию «бесстрашного кретина».
– Тогда сделайте так, чтобы его привели, нет, приволокли сюда и швырнули к моим ногам. Как шпиона повстанцев. Или турецкого лазутчика. А то и беглого каторжника. На ваш выбор, граф. Но сегодня вечером он должен быть здесь, в моей резиденции, у моих ног.
– Человек, который появляется в ставке коронного гетмана, на двое суток откладывая визит к нему, очевидно, полагает, что кареты с гербом короля Польши и охранной грамоты короля, подкрепленной письмом коронного канцлера, вполне достаточно, чтобы его не тронули даже казаки Хмельницкого, не говоря уже об офицерах коронного гетмана, – столь же дипломатично, сколь и бестактно, напомнил Потоцкому его адъютант.
21
В Ратоборово Гяур прибыл под вечер. Над усадьбой витала непорочная сельская тишина. Омытые первым весенним дождем деревья сладостно дремали в черной неподвижности все еще не оживших крон, а над Сатанинским холмом медленно полыхало пламя огромного костра.
– Это что за огнище? – насторожился князь, едва оказавшись за недавно выложенной из камня, еще не завершенной надвратной аркой. – Что там происходит?
– Костер, – пожал плечами Хозар.
– Но это костер на Сатанинском холме.
– На Сатанинском, – спокойно подтвердил ротмистр. – Просто так на нем костров не зажигают.
– Просто так – нет, – молвил Хозар, и только тогда словно бы вырвался из своей тягостной дремы. – А что означает это огнище?
Пригнувшись к гриве, чтобы не задевать головой ветки, Хозар помчался выяснять, кто разложил этот колдовской костер. Но Гяур и сам не удержался, пустил коня напрямик, петляя между кронами деревьев. Слишком хорошо запомнился ему погребальный костер на вершине этого холма в ночь смерти слепой Ольгицы. Слишком мрачными представали услышанные потом от слуг княгини легенды.
Подниматься на холм в седле Гяуру показалось святотатством. Оставив коня, он по узкой тропинке взбежал на вершину, обогнав при этом Хозара.
Отсюда, с небольшого плато, холм показался значительно выше, чем был на самом деле. Гяур вдруг ощутил его почти головокружительное поднебесье.
Костер полыхал между землей и небом, и женская фигура в легком коротеньком тулупчике, застывшая на нависшей над водопадом каменной площадке, представала перед ним во всей своей призрачной ирреальности. Хозар и остальные спутники генерала остались там, у подножия, и теперь их тоже словно бы не существовало.
На появление князя Власта внимания не обратила. Она стояла между огнем и водопадом и, плененная этими двумя стихиями, отрешенно всматривалась куда-то вдаль – то ли в разливающийся за пенящимся водопадом плес реки, то ли в небесное видение.
Первым желанием Гяура было подойти к женщине, обнять, но ему вдруг показалось, что стоит приблизиться еще хотя бы на шаг, и случится то самое страшное, что только может случиться на Сатанинском холме.
Не желая испытывать судьбу, Гяур уселся в каменное кресло, которое, по названию холма, тоже считали сатанинским, и несколько минут безмолвно наблюдал за непонятным ему, незримым таинством, проходившим на краю выступа. Абрис фигуры Власты очерчивался пламенем костра. Освещенные луной небеса куполом зависали над холмом и водопадом, озвучивая всю эту огненно-небесную симфонию холодным гулом преисподней…
Князю уже приходилось слышать, что на Сатанинском холме на человека порой снисходит то ли блуд, то ли какое-то неземное озарение, однако воспринял это как еще одну легенду, за которой не стоит ничего, кроме… легенды. Но сейчас, когда перед глазами его неожиданно возникла огромная сиреневато-розовая полусфера, он даже не понял, что сознание его преодолевает ту грань, за которой реальное переходит в полусон.
Это продолжалось недолго, и в то же время будто целую вечность. Поглощенный неведомой силой полусферы, он парил над рекой, над ярко-зеленым лугом, над огромным водопадом, словно бы низвергающимся из-под небес и пенно остывающим где-то в глубине материка. И все, что открывалось Гяуру, представало перед ним величественным и прекрасным.
Но потом зелень луга вдруг покрылась дымкой, и сквозь нее, будто в волшебном зеркале, князь увидел бурлящее где-то вдалеке сражение и как бы со стороны – самого себя во главе большого отряда. Затем последовал ослепительный взрыв ядра, и Гяур ощутил, что предплечье его рассечено осколком. А еще – абордажная схватка на борту какого-то корабля. И он на палубе, посреди штормящего океана… Пальмы на берегу.
«Берег, завещанный тебе командором Морано…» – неожиданно прозвучал неведомо чей голос. Он исходил откуда-то из глубины самой полусферы, негромкий, успокаивающий, завлекающий.
– Разве я когда-нибудь достигну его? – спросил Гяур.
– Судьба занесет тебя к нему не по твоей воле. Но ты не противься этому. Ты через многое должен пройти и через Африканскую Нормандию – тоже.
– Зачем?
Вопрос оказался бы неожиданным не только для существа, владычествующего божественной полусферой, но и для самого Господа. Поэтому молчание Божьего гласа не удивило князя.
– Так предначертано.
– Почему? – Вновь длительное молчание. Поняв, что вопрос его снова оказался за некоей чертой рокового запрета, Гяур изменил его: – Кем предначертано?
