Но мамы не стало, и теперь обстоятельства распоясались совершенно.
Нанас и так уже замечал, что сосны и ели в лесу вдоль дороги стали низкорослыми и кривыми. Но когда дорога, огибая очередную сопку по ее пологому склону, круто повернув, направилась вниз, ему пришлось останавливать нарты. Весь обратный бок горы покрывала густая поросль ельника, и елки тут были не просто кривыми, а изгибались так, что переплетались друг с другом в подобие огромной зеленой сети. Она, протянувшись по склону, пересекала дорогу и продолжалась далеко вниз, до небольшого, едва различимого за колючей порослью озера. Причем, дорогу она пересекала вообще удивительно: ели с той и другой ее стороны прямо-таки легли навстречу друг другу, вытянув неимоверно длинные зеленые лапы. И эти кривые ветви сплетались и по самому низу дороги, и чуть выше над ней, образовав совершенно непреодолимый заслон.
Сначала выбравшийся из кережи Нанас достал нож и принялся кромсать эту колючую ограду, но вскоре понял, что не справится с ней не только до ночи, а, пожалуй, и за весь следующий день.
Оставалось одно — ехать в объезд. Но огибать по лесу сопку — это тоже потратить полдня, если не больше; неизвестно еще, нет ли подобного и на дальнем ее склоне. Спускаться к озеру и объезжать его и вовсе глупо — даже отсюда расстояние казалось огромным. И тоже через лес…
Как бы то ни было, делать это вечером не стоило. «Раз уж так получилось, раз обстоятельства решили пошутить, — сказал он себе, — смеяться будем с утра, на отдохнувшую, свежую голову».
Упомянув про обстоятельства, Нанас опять вспомнил маму. А ведь она, скорее всего, тоже знала правду… Знала, что мир не кончается за горами. Может быть, знала и о заклятии духов — радиации. И все-таки молчала, даже ни разу не намекнув ему об этом. Вероятно, опять из-за обстоятельств. Только теперь это были не какие-то придуманные невидимые человечки, а самые что ни на есть настоящие — нойд и старейшины. Понятно, что мама боялась не столько за себя, как за него, Нанаса. Она понимала, что запретные знания не доведут его до добра. Удивительно уже то, что мама рассказывала ему иногда о прежней жизни. Ну, не то чтобы специально и подробно рассказывала, но порой упоминала.
Нанас почувствовал, что начинает злиться. Обстоятельства! Везде и всюду! Лишние знания — обстоятельства; замыслы нойда — обстоятельства; повеления духов — обстоятельства; метель со снегом — тоже обстоятельства. И даже эти ненормальные елки — обстоятельства! А он, сам он — получается, совсем никто? Как опавший осенний листок — куда ветер дунет, туда и полетит. Может быть, взять, да и тоже стать обстоятельством?
Он не заметил, как снова вынул нож. Накрывшие дорогу переплетенные ели казались ему сейчас живым существом, наглым, дерзким, злобно-ехидным. Да неужели какие-то дрова могут быть сильнее его, человека?!
Нанас вдруг замер.
Он даже перестал дышать. Какая-то из только что пронесшихся в голове мыслей царапнула острыми коготками край сознания, пытаясь забраться туда полностью. Пока у нее это не получалось, и Нанас решил ей помочь; он чувствовал, что мысль эта очень разумная и полезная. Итак, о чем же он думал? Обстоятельства, нойд, метель, опавший листок, ветер, елки, дрова, человек… Стоп! Дрова… Ну конечно же дрова! Он даже запрыгал от радости, чем вызвал у понурого, наверняка опять голодного Сейда искреннее возмущение. Пес даже обиженно гавкнул. Дескать, конечно, плясать и прыгать куда веселей, чем идти на охоту, ставить силки… Однако Нанас так радостно улыбнулся другу, что тот все-таки заинтересовался. «А ну-ка, — потребовал его взгляд, — поделись! Может, и я спляшу — вдруг сразу есть расхочется?»
— Костер, — сказал Нанас.
Пес недоуменно склонил набок голову, и Нанас, разведя в стороны руки, пояснил:
— Большой костер. Пых! Ты видел, как горит ельник?
Сейд вскинул голову и восторженно уставился на хозяина. «Я знал, — светилось в его морошковых глазах, — я всегда знал, что ты не такой глупый, каким порой кажешься!» Он даже по — щенячьи взвизгнул и подпрыгнул, с явным намерением лизнуть Нанаса в лицо. Тот со смехом увернулся:
— Ага! Все-таки запрыгал! То-то же.
Да, мысль была очень хорошей. Но для ее осуществления нужны были все-таки и обычные дрова — желательно сухие ветки, чтобы огонь хорошо занялся. А там уже и свежая хвоя загорится, никуда не денется. Правда, Нанас слегка опасался, что этот «большой костер» не ограничится одной дорогой и разгорится дальше, по обе стороны от нее. Но, если подумать, сейчас все же не жаркое лето, и весь лес не сгорит, когда-нибудь пламя да остановится… Хотя такое уродство и лесом-то называть не хотелось.
Сейд вдруг перестал радоваться и опять загрустил. Нанас его сразу понял.
— Голодный? — подмигнул он псу. — Думаешь, с этим костром теперь и охота накрылась?
Сейд поднял голову и глянул на него: дескать, а разве нет?..
— А ты подумай хорошенько, что мы еще можем получить из этой задумки?
«Жареные елки? — продолжал смотреть на хозяина пес. — Не люблю!»
— Эх ты, а еще охотничья собака! Как ты думаешь, в таких густых зарослях водится какая-нибудь живность?
«А то! — обиженно фыркнул Сейд. — Всякой мелюзги вроде зайцев там точно хватает. И для куропаток место удобное. Но только оно очень неудобное для охотников».
— По-моему, ты опять ничего не понял, — покачал головой Нанас. — Когда елки запылают, что будут делать тамошние жители? Я почему-то думаю, что они бросятся от огня во все стороны, в том числе и в нашу. Главное, нам с тобой при этом нужно быть наготове.
«Во мне можешь не сомневаться! — вновь вспыхнули радостью собачьи глаза. — А уж в тебе я теперь не сомневаюсь и подавно».
Когда он натаскал к дороге веток, солнце уже коснулось края леса. Но скорая темнота его не пугала — скоро здесь должно было стать светло как днем. Однако сейчас, пока света было еще достаточно, нужно было раскидать по ельнику хворост. Лучше даже под ельником. Конечно, не по всей его ширине, столько веток ему не собрать, но хотя бы побольше с краю; дальше, как он полагал, огонь, набрав достаточно силы, справится с делом и сам.
И он принялся носить охапку за охапкой, проталкивая сушняк под еловые лапы. Ползать по этому колючему переплетению было не очень приятно, но его грела мысль, что найденное решение сохранит им кучу времени и сил. Тем более, он-то с псом и оленями все равно будет ночью спать. Нужно только правильно выбрать место для ночлега, чтобы не зажариться самим.
Разложив по ельнику ветки и убедившись заодно, что ширина его не столь и большая, два или три десятка шагов, Нанас отвел упряжку подальше и развернул нарты носом назад, чтобы в случае чего сразу отъехать. Оленей он распрягать не стал, опасаясь, что, испугавшись большого трескучего пламени, те могут убежать. Ничего, подумал он, потерпят. Тем более, что быки сразу учуяли под собой ягель и принялись споро разрывать снег.
Сам он вернулся к перегородившему дорогу ельнику, достал заготовленной наперед бересты, «приправил» ее сухим мхом и высек искру. Сухие ветки вспыхнули сразу. А вот еловые пока не хотели гореть и только удушливо дымили. Но скоро затрещали и они, рассыпая в потемневшее небо ворох стремительных искр.
Стало жарко, пришлось отступить. Убедившись, что все идет по задуманному, Нанас вернулся к нартам и взял из кережи лук со стрелами. Дротик он пока оставил на месте — руки все равно были заняты, да он и не рассчитывал, что в столь густых зарослях может обитать кто-то крупнее зайца.
Догадка, что живность со всех ног кинется спасаться от огня, оказалась верной. Сначала из ельника выпорхнула целая стая куропаток. Нанас положил четырех, потратив на это пять стрел. Вообще-то нашли цели все из них, но та стрела, что он выпустил первой, вместе с пронзенной ею птицей упала прямо в разгоревшееся во всю мощь пламя. Хорошо, что она была просто деревянной, без металлического наконечника.
Не успел Сейд поднести всех подстреленных куропаток к хозяину, как из ельника побежали и зайцы. Пока было непонятно, какие именно — обычные или рогатые. Нанас решил, что рассмотрит их подробней потом, когда добудет. А сейчас он принялся торопливо выдергивать из куропаток стрелы и отправлять их одну за другой в новый полет.
Он так увлекся, что не обратил особого внимания на громкий треск, раздавшийся в ельнике справа, выше по склону сопки. Мелькнула мысль, что это могут быть волки, но они были ему не страшны — волки боятся огня и убегут отсюда без оглядки.
Но это были не волки.
И первым почувствовал неладное Сейд. Пес ощетинился, подобрался, будто готовясь к прыжку, прижал уши и оскалился в утробном, почти неслышимом рычании. Нанас посмотрел туда же, куда устремил напряженный взгляд Сейд. Сначала он ничего не увидел, кроме черных силуэтов деревьев на фоне более светлого неба, где только начинали еще загораться первые звезды. Но затем он глянул ниже и увидел еще две звезды. Эти горели куда ярче небесных и были не бледно-голубого, а насыщенно-синего цвета. Этот красивый цвет и сбил поначалу Нанаса с толку; прежде он встречал животных, у которых глаза в темноте светились лишь зеленоватым или желтым огнем.
