но делаю это потому, что мои попытки оттолкнуть ни на что не влияют.
Твердые губы накрывают мои и сминают их в жадном поцелуе, наглый язык вторгается и завоевывает территорию в считаные секунды. Горько-сладкий вкус с нотками виски. Голова кружится. Перед глазами все плывет, но я не могу заставить себя их закрыть.
Длинные черные ресницы Демона копьями пронзают мое сердце, и я себе не принадлежу, меня захлестывает застарелая жажда этих объятий.
Горелов пробирается под распахнутую косуху и стискивает меня, вжимает в себя, наглаживает спину. Оторвавшись на секунду от моих губ, он потемневшим взглядом смотрит мне прямо в душу, будя во мне нечто первобытное, запретное, мучительное.
Это не просто сексуальное возбуждение.
Это желание присвоить, отобрать у всех.
На краю сознания маячит: «Он не твой, твоим не был и никогда не будет».
Отрезвление подкрадывается ко мне, а я гоню его прочь, потому что снова станет больно.
— Не могу без тебя, — выдыхает он мне в губы. — Несмотря ни на что. Мне проще тебя задушить, чем отпустить.
Глава 20
Инга
Горечь в его голосе пробирает меня до донышка, смешиваясь с моей мукой. Она парализует открытием, что Демон не такой уж бесчувственный.
Облизываю горящие губы, вбираю в себя этот образ.
Он так похож на того, кого я себе придумала.
— Перестань меня мучить, — прошу я, стараясь не звучать жалобно.
Потому что внутри что-то дрогнуло, и я не могу унять всполошившееся сердце.
— То, что ты просишь… — говорит Горелов тихо, почти касаясь моих губ своими. — Это невозможно. Сильнее меня.
Руки его сжимают меня крепче.
Так крепко, что становится больно, только я не хочу, чтоб он меня отпускал.
Не хочу.
И с этим нужно что-то делать.
Этот парень, несмотря на всю боль, притягивает меня как магнитом. Горелов — мой бермудский треугольник. Стоит мне попасть в опасную зону, и я пропадаю.
Демон — моя магнитная аномалия. Моя стрелка всегда смотрит на него. Я борюсь с этим, как могу, с самой первой встречи. И раз за разом проигрываю.
Только теперь цена проигрыша будет слишком высока.
Не хочу проверять, смогу ли я в следующий раз удержаться на грани? А если Жанки не будет рядом?
Позволить ему доломать себя? Я не должна снова связываться с Демоном. Не после всего, что было.
Сейчас он может даже сожалеет о том, как поступил со мной, только надолго ли хватит Горелова? Когда он решит в следующий раз выкинуть меня на обочину? Через неделю? Или увезти на потрахушки очередную телочку? Или сломать мне жизнь?
Упираюсь свободной рукой ему в грудь, чувствуя сумасшедшее биение его сердца.
— Если не можешь ты, значит, это сделаю я. Просто не приближайся ко мне. Я возьму больничный и не буду появляться ни в универе, ни на практике. Пропаду с радаров. Считай, что я уехала из города, как ты и хотел.
Пока я говорю, лицо Горелова мрачнеет. Как только я замолкаю, он размахивается и со всей дури впечатывает кулак в машину позади меня. Я вздрагиваю.
— Нет, Инга. Я не могу считать, что тебя нет, когда ты есть, — он трет лицо рукой с разбитыми костяшками. У меня все сжимается внутри, когда я вижу, что кровь сочится из ссадин.
Это невозможно, еще и жалеть его после того, что Демон натворил.
Больная. Больная на всю голову.
— Я все равно не та… Той девочки больше нет.
— Мне плевать. Плевать какая ты, плевать что ты делаешь, плевать, чего ты хочешь, мне на все плевать, если ты не моя.
Отворачиваюсь, как же это больно.
Это ведь если и не ложь, то блажь.
— Поцелуй меня Инга…
Резко оборачиваюсь к нему, так что пряди моих волос хлещут ему по лицу, а этот придурок лишь с наслаждением закрывает глаза.
— Ты в своем уме? — спрашиваю, а у самой губы начинают гореть. — Тебе мало того, что ты сейчас вытворил?
Наверное, это я не в своем уме: несмотря на то, что Горелов сейчас выкинул, я с ним просто разговариваю, даже не пытаюсь выцарапать ему глаза…
— Мало. Мало урвать, как вор, мне нужно, чтобы ты сама…
— Не многовато ли ты хочешь? — шиплю я, потому что это на самом деле слишком.
— Инга… — этот шепот… так он шептал прежде, чем войти в меня…
Легкое прикосновение к моим губам, совсем не такое, как прошлый поцелуй.
— Инга…
И еще одно. Кончик языка дразнит мои губы.
Отпустив мою руку, он обеими ладонями зарывается мне в волосы. Его зрачок почти полностью заволок радужку. Его глаза — глаза демона, бездонные, грешные, зовущие, вытягивающие из меня душу.
— Девочка моя…
Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть, чтобы спастись, но делаю только хуже.
Память тела сильнее обиды.
Электрический разряд прошивает насквозь, заворачивая огненную спираль по позвоночнику, свободное падение и невесомость, лихорадка…
Задыхаюсь, голова кругом, все вокруг плавится, как на картинах Дали, размываясь и рассыпаясь прахом. Потому что мы все вокруг сжигаем дотла.
Я его не целую, нет… Я его пью, присваиваю, я ему жалуюсь, проклинаю…
Руки сами пробираются под футболку, царапают ребра и живот…
Раствориться, стать частью…
Клеточная интеграция, ментальный симбиоз. Сейчас мы неразделимы. Путами-цепями принайтованы друг к другу. Я упиваюсь властью, данной мне им над собой.
У меня интоксикация Демоном. Он должен гореть, сходить с ума. Мой.
Мой порочный. Мой дикий. Мой жестокий. Мой безбашенный.
Только с ним откровенно, горячо, страстно, без границ и контроля, по правде и на всю катушку.
Мой стон срывает стоп-кран у Горелова, и лавина обрушивается на меня. Жадные губы, наглый язык, алчные руки. Секс уже прямо сейчас, в этом отчаянном поцелуе. Я взлетаю
