Жалобу на меня накатал. Пистолет я у него искал. 
— Ну да, ну да… А чего не сказал, что пистолет золотой?
 — Я тогда еще не знал… Я тогда еще много чего не знал.
 — Значит, бандиты забрали пистолет, а у них отобрали другие бандиты… И потом уже он оказался здесь.
 — У Катафьева отобрали. И у Кокона.
 — Кокон — это кличка?
 — Не знаю, может, фамилия. Знаю только, что это он участвовал в нападении на «Огонек».
 — Знаешь?
 — Не скажу, что на сто процентов, но вероятность существует. Я отправил ребят, они попробуют выйти на этого Кокона. Если вы не против.
 — Я против?! Ты вот включился, и уже на Кокона этого выходят… Надо работать, Степан, надо работать! Двадцать два трупа. Двадцать два!
 — Двадцать три. Если считать Катафьева.
 — Что там по делу Логачева?
 — Логачев, Логачев… Бандит… Нет, законопослушный… В общем, законопослушный бандит, — усмехнулся Степан.
 — Да, да, Логачев, что-то припоминаю… В камеру к бандитам ты его бросил?
 — К таким же законопослушным.
 — Избили они его.
 — Ну да, что-то было.
 — Так, сейчас… — Кузовиков сел, автоматически взял пистолет и положил его в ящик стола.
 — Товарищ подполковник! — выразительно глянул на него Степан.
 — Вот черт! Это же орудие…
 — И ваши пальчики! — кивнул Круча.
 — Ты это серьезно? — сошел с лица Кузовиков.
 — Но мы прокурору ничего не скажем.
 — Ну конечно, нет!
 Кузовиков нервно вынул из кармана носовой платок, тщательно протер пистолет и выдохнул с чувством облегчения, не забыв при этом вопросительно глянуть на Степана.
 — Так что там с Логачевым?
 — Так, с Логачевым… — Кузовиков перелистнул страницу ежедневника. — Вихров Логачева… в камеру к Полухину. Про тебя Вихров ничего не сказал, не давал ты команду Логачева именно в эту камеру определить.
 — Но Логачев оказался в камере с Полухиным.
 — И что с того? Не к дамам же его сажать, — усмехнулся Кузовиков.
 — Дама не дама, тому дам, тому не дам… — в раздумье проговорил Степан. — Вопрос, кто кому дал.
 — Ты сегодня долго спал? — спросил начальник, с подозрением глядя на него. — Или не спал?
 — Логачев говорит, что он Полухину навалял. А у Полухина щека была поцарапана, я видел. Но и Логачеву досталось. И душили его, и мордой по полу возили.
 — Ты здесь ни при чем, успокойся. Шашкин уже в курсе… — Кузовиков задумался.
 А может, и не в курсе Шашкин, может, он по-прежнему жаждет его, Степана, крови.
 — Дело не в Шашкине. Дело в том, что Полухин и Урываев — люди Турмана. А Логачев очень много знает. Знал даже, где дочь Шашкина прятали. И где Верзила прячется, тоже может знать. И где Сафрон живет, он тоже знает. И что в «Огоньке» бандиты собираются, ему известно.
 — Ты что-то говоришь, говоришь, ничего не понимаю. Давай внятно и по порядку!
 — Да можно в двух словах. Это Логачев Сафрона сдал. И на «Огонек» он указал… Может, и в засаду Хороводова заманить была его идея.
 — Хочешь сказать, что Логачев причастен ко всем этим убийствам?
 — Не знаю, нужно проверять.
 — Ну так проверяй!
 — Я же в отпуске, — не забыл напомнить Круча.
 — Считай, что уже нет… Найди мне этих мерзавцев, Степан! Найди!
 — Обещать не буду.
 * * *
 Комов и Кулик уже вернулись после визита к Гурскому.
 — Нет его дома, — развел руками Федот. — Вечером будет.
 — Ганшина была, подтвердила приметы Кокона, — кивнул Кулик.
 — Ясно… В общем, закончился мой отпуск, Логачева едем брать.
 — Куда едем?
 — Улица Свободы, номер дома, квартиры известен.
 Степан очень сомневался, что найдет Логачева по этому адресу. И Комов качнул головой.
 — Сафроновские сейчас на ушах стоят.
 — Ничего, найдем.
 Для начала Степан получил оружие и бронежилет. И оперативников своих заставил надеть защиту. На улице холодно, а под куртками бронежилеты не особенно заметны. А без них охоту на зверя лучше не начинать. На зверя, который одним, считай, махом уложил стольких людей.
   Глава 7
  Сафрона будто подменили, улыбается, глаза светятся, как у невесты перед алтарем. От него сильно разило спиртным, но вряд ли это причина его неожиданной, но вполне объяснимой радости. Не получается у Сафрона на киллеров выйти, и никто не может ему в этом помочь, а нападение может повториться, причем в любой момент. Поэтому дом охранялся, как говорят в таких случаях, не по-детски. Но Степана пропустили к нему сразу, как будто его ждали как дорогого гостя.
 — Ты еще живой? — спросил Степан.
 — А ты?
 — Что я?
 — Что там у тебя под курткой?
 — Папка с протоколами.
 — И много нарыл?
 — На кого?
 — Ну а кто пацанов моих положил! — Сафрон обвел рукой двор, где на плиточном покрытии еще виднелись меловые силуэты.
 — А я этим занимаюсь?
 — А чего тогда пришел?
 — Собираюсь заняться.
 — Тогда спрашивай, скажу все, что знаю.
 — Сначала мне с Логачем поговорить надо.
 — С Логачем?! А что такое? — задумался Сафрон.
 — А прокурору телегу на меня накатал.
 — На тебя телегу? Хм!..
 — Не говорил?
 — Да нет.
 — Прокурор телеге этой ход дал. Все очень серьезно.
 — Да? — Сафрон коварно глянул на Степана.
 Может, это хорошо, что прокурор телегу на него с горочки катнул? Может, это хорошо, если капитан Круча исчезнет с его горизонта?
 — Логачев телегу отозвать должен. Как только отзовет, я сразу же и займусь. Коконом.
 — Кем?
 — А ты не знаешь, кто в тебя стрелял?
 — Кокон?.. Что еще ты знаешь? — возбудился Сафрон.
 — Я же говорю, сначала Логачев.
 — Да я и сам могу с ним поговорить. Обещаю…
 — Не надо говорить. Логачева давай!
 — Нет его здесь!
 — Пусть подъедет.
 — Прямо сейчас?
 — Прямо сейчас.
 — Ну, хорошо… Выпьешь?
 — А не отравишь?
 — Пф-ф.
 — Тогда наливай. Я пока что еще в отпуске… — подмигнул Комову Степан. — Но сначала Логачеву позвони. При мне. Он ничего не должен знать.
 Сафрон кивнул, позвонил кому-то и велел отправить к нему Логача. И пока тот добирался до места, успел-таки пропустить со Степаном пару рюмок коньяка. И оперов, разумеется, угостил.
 Логачев выходил из машины с каменным лицом, важный, непреклонный, на Степана он смотрел с твердой уверенностью идти до конца в своих претензиях. Он действительно думал, что ему предложат отказаться от своих требований.
 — Прокурору стучишь? — спросил Степан, презрительно глядя на него.
 — Это не так называется и перед Сафроном, и перед всеми, кто находился при нем.
 — Это называется «жаловаться». Как девочка.
 Но Логачев лишь. глядя свысока, усмехнулся.
 — Вот я тебя сейчас закрою, и можешь жаловаться дальше.
 — Зацепил я тебя, мусор, да? — скривился Логачев.
 — Плохо ведешь себя, Витя. Очень плохо. Не забудь это прокурору сказать.
 Степан вдруг резко пришел в движение, будто собирался