— У меня самого планы на неделю в дороге. Так что я даже рад, что Энжи с Элей будет. Со скуки она бы тебя достала.
— Уж как я рад… — вздыхаю, — бросили меня все под самый запуск.
***
Энжи.
Серёжка сам нас отвёз к Эльке. Сказал, что ему по пути и так спокойнее. Конечно, спокойнее, теперь он точно знает, где мы. Элькина мама очень обрадовалась и очень хорошо меня приняла. Мы целыми днями только и делали, что ели, спали, говорили и смеялись. Городок маленький, как сказала Эля, даже сходить некуда, единственный клуб с не очень хорошей репутацией. К концу недели мой непоседливый характер дал себя знать – я подбила подружку сходить в клуб потанцевать. Сама не танцевала, кажется, тысячу лет, а как услышала, что Элька вообще никогда и не пробовала, я загорелась идеей-фикс её научить. Заверив наших мальчиков, что мы только танцуем, спиртного даже не нюхаем, а главное, не ищем приключений на наши пятые точки, я их уговорила. Даже сложнее, чем их, на эту авантюру было подбить эту скромницу. Но я справилась и с этой задачей. Следующим испытанием оказался выбор нарядов. Когда я надела захваченное из дому на всякий случай подходящее платье, Элька покраснела сразу.
— Ты так пойдёшь? — Она вытаращила на меня перепуганные глазки. — Оно же сильно не приличное.
— Неприличное я вообще-то оставила дома. — Заявила я и пошла переодеваться, поняв по взгляду, что она со мной в таком виде точно не пойдет.
Она меня добила еще круче.
— Подруга, ты развлекаться или на похороны собралась?
— Ну чего, — опускает глазки, — я так даже на работу ходила.
— Угу. То-то мне столько сил понадобилось, чтобы вас с Дэном свести.
Тащу к зеркалу.
— Смотри на себя. — Из зеркала на нас смотрит такая себе лапочка в зелёном сарафанчике длиной ниже колена, так и хочется погладить по головке и отправить делать уроки. — Закрывай глаза.
— Не подглядывай. — Буквально сдираю с неё сарафанчик и натягиваю то самое неприличное. — Смотри.
Она смотрит в зеркало, а я смотрю на цветомузыку на её лице — красное, белое, красное, белое. Даже не смеюсь, настолько интересно наблюдать за её нереально честной мордашкой. Я могу в хронологическом порядке записать каждую мысль, которая отразилась на этом лице. Минут через двадцать, когда на этом личике начала появляться улыбка и даже томная поволока в глазах, заявляю:
— Покажем тебя в нем и Дэну. Потом. Снимай!
— Откуда ты… — святая простота. Будто у меня не первая мысль при каждой примерке, как это на мне заценит мой любимый.
Мнется, не торопится снимать, пока я пытаюсь в её сумке найти что-то подходящее, в гардеробе в основном детские вещи.
— А может…
— Класс. На мне оно неприличное, значит, а на тебе приличное?
— Ну ты же у нас яркая такая. — Подлизывается, что ли? — А так тебе за меня не стыдно будет.
Улыбается хитро. Довод принимается.
— Придется тебя подкрасить. — Беру в руки косметичку чуть ли не впервые за два года. Серёжка бухтит, если я даже говорю, что хочу накраситься.
Но художник я или не художник? Подводим немножко глазки, капельку пудры, рисуем нежно-розовые губки. Смотрю на дело рук своих – и чувствую, что еще немного, и сама начну тонуть в этих огромных глазищах. Сама она не отрывается от зеркала ещё минут пятнадцать. Из принципа себе только пудрю щеки символически. На Элькин немой вопрос заявляю:
— Это чтоб не видно было, что мне стыдно за тебя.
Продемонстрировав Элиной маме свой внешний вид, быстренько сматываемся, пока к ней не вернулась способность говорить. До клуба рукой подать.
— Хм. — Эля нашла время для размышлений. — Хотела бы я посмотреть, что-же то за неприличное.
— Будешь себя плохо вести, я тебя в него наряжу и к Дэну отправлю. — Отвечаю сердито.
Кому приятно, когда рядом подруга, которая тебя затмила на все сто, ещё и твоими же стараниями. Успокаивает лишь мысль, что нас не видит сейчас Краш. Ладно, побуду серой мышкой.
Мы честно пьём сок, на танцпол я пару раз выхожу одна, а эта красотка не отрывает попу от стула и пищит, если я её пытаюсь вытащить потанцевать. В конце концов махнув на это все рукой ухожу и танцую с закрытыми глазами, думая о любимом. В первую секунду, когда мою талию обхватили крепкие руки, а уха и потом щеки коснулись горячие губы, рука дернулась обнять его за шею. Тем злее через секунду я развернулась к незнакомому парню.
— Меня есть, вообще-то, кому обнимать и целовать.
Парень пробует закрыть мне рот поцелуем и тут же буквально падает на пол — я аккуратно приподняла коленку.
Сажусь на корточки и повторяю с заботливой улыбкой:
— Я же сказала, меня есть кому целовать.
Парень скрючился на полу, смотрит на меня. В конце концов у него на губах проступает мученическое подобие улыбки, хрипит:
— Извини. — И на том спасибо.
Поднимаюсь и иду к столику, где сидит бледная Элька. Буквально в двух метрах от стола передо мной вырастает какой-то лысый здоровяк.
— Э, подруга, ты кореша нашего обидела. — Хватает меня больно за руку. — С нами пойдешь, будешь прощения просить.
Вижу, что Элька набирает полную грудь воздуха, чтобы погромче заорать, улыбаюсь ей и она замирает в растерянности. В улыбку, предназначенную борцу за справедливость, стараюсь вложить всю нежность, на которую способна. С такой же нежностью свободной рукой обхватываю держащую меня руку, поглаживаю.
— Может, и пойду. — Приседаю, ныряю под собственной рукой, затем резко поднимаю её вверх и в бок. Никитос бы мной гордился – заставить чувака в два раза тяжелее сделать сальто задачка не из легких. — Но тебе это может не понравиться.
Одариваю улыбкой стоящих вокруг четырех парней и иду к Эльке.
— Ты что творишь? — Она шипит, бледнее салфетки, лежащей рядом.
— Развлекаюсь.
Танцевать перехотелось. Сидим с Элькой молчаливые и хмурые, ожидая, кто предложит идти домой. Я не выдерживаю первая.
— Потопали, настроение все-равно испортили.
Едва мы выходим из клуба, нам загораживают дорогу пять фигур, один явно крупнее остальных, в руках что-то позвякивает. Вечер, как говорят, перестаёт быть томным, а если точнее, мне становится зябко. А совсем честно – меня
