И всем шарики оказывали гостеприимство, выделяя капельку вкусной жидкости. Но это пиршество не было столь мирным, как казалось сначала.
Муравьи — непоседы и забияки — прогоняли решительно всех, кого только привлекали выделения шариков. И, надо сказать, больше всех доставалось жукам-коровкам: сильные челюсти мгновенно хватали коровку за ноги, за усики… Коровки — неважные летуны, и поэтому прежде чем взлететь, они долго примеряются. Но зато падать на землю они умеют быстро. Этим приемом они и спасались от муравьев.
Но не всегда падение заканчивалось спасением. Часто с коровкой падал и муравей. Преследование продолжалось уже на земле. К нападающему подоспевали помощники, и кучка разбойников приканчивала несчастное насекомое.
Конечно, таким хорошим летунам, как мухам и осам, было проще спасаться от муравьев, и едва их прогоняли с одного места, как они тотчас же перелетали на другое.
В общем, муравьи проявляли много энергии, чтобы прогнать всех посетителей маленького кустика караганы. И получалось так, будто сладкие выделения предназначались только муравьям, а все остальные были просто-напросто воришки. Не потому ли шариков было так много на этом кустике, что вблизи него виднелось отверстие подземного муравейника?
Видимо, для муравьев шарики были чем-то вроде тлей, за которыми муравьи тоже ухаживают и оберегают от врагов. Только это были не тли, а щитовки, прозванные так за то, что живут под специальными щитками. Нежнокоричневый с лакированной поверхностью шарик и был щитком, под которым жило насекомое. В таком домике не страшна сухость пустыни, и от челюстей врагов это хорошая защита. Вот только с таким плотно приклеенным к стволу кустика домиком никуда не сдвинешься с места. А зачем двигаться? Пища — соки растения — тут же в изобилии, от врагов же убегать нет необходимости.
Но следовало убедиться в правильности предположения и заодно посмотреть, что творится под щитком.
Щиток отдирается с некоторым усилием. Под ним — живой комочек без глаз, без ног, без усиков. Да и зачем они нужны при таком неподвижном образе жизни? Тело живого комочка почти сплошь забито созревающими яйцами. У самых крупных щитовок яйца откладываются под брюшную поверхность тела. И чем больше яиц, тем сильнее уменьшается объем тела самки: место под щитком ведь ограничено.
И, наконец, некоторые уже потемневшие шарики больше не выделяют капелек жидкости, там нет живого комочка, и все занято маленькими желтенькими яичками. Яиц несколько сотен. Щитовка выполнила свое назначение в жизни: дала многочисленное потомство и сама погибла.
Под некоторыми щитками среди беловатой трухи (теперь становится ясным, что это оболочки яиц) вместо яичек — масса копошащихся и совсем не похожих на свою мать крошечных личинок с янтарными точечками глаз, с вполне развитыми ногами, усиками и всем тем, что полагается иметь обычному насекомому. Они осторожно выбираются сквозь то самое отверстие, через которое раньше выделялась капелька жидкости, и расползаются по кусту. Многие шарики уже совсем опустели, в них остались только оболочки яиц, и они теперь выглядят такими, какими были в прошлом году ранней весной.
Какова судьба личинок-крошек? Видимо, они скоро присосутся к растению, покроются щитком, станут как шарики и тоже, наплодив уйму яиц, погибнут. Все потомство щитовки-шарика состоит из самок, и возможно, что и не бывает у этого вида самцов. У многих щитовок они совсем неизвестны, и все население состоит из одних самок, развивающихся из неоплодотворенных яиц.
Кажется, теперь все стало ясным, и загадочные шарики становятся понятными и обыденными. Вот только разве неизвестно, сколько поколений бывает в году и где и в какой стадии зимует эта щитовка. Весьма возможно, что на зиму муравьи уносят личинок в свои муравейники подальше от врагов, стужи и ураганов.
И вот поэтому, быть может, они так по-хозяйски оберегают своих питомцев от любителей чужого добра и легкой наживы.
Цинковые белила
Тихое утро в ущелье Тайгак. Издалека доносится квохтанье горных курочек, крикнет скальный поползень, прошелестит прозрачными крыльями стрекоза, в зарослях полыни тоненьким звоном запоет рой ветвистоусых комариков. И множество других негромких звуков подчеркивает эту удивительную тишину угрюмых скалистых гор пустыни.
Длинные тени перекинулись на другую сторону ущелья, и хотя где-то уже греет солнце, здесь еще царит полумрак, и только вершины гор золотятся лучами. Отсюда недалек выход из ущелья. В рамке угрюмых гор с громадными, скатившимися на дно ущелья глыбами виден кусочек подгорной равнины, фиолетово-розовый от красных маков, за ним — тоненькая сине-зеленая полоса тугаев возле реки Или и недалеко в дымке — снежные вершины Заилийского Алатау с застывшими еще с вечера облаками. Оттуда, с равнины, доносятся песни жаворонков, и вот уже отдельные певцы трепещут над ущельем розовыми от лучей солнца крыльями.
Мне хорошо знакомо это живописное место ущелья Тайгак, и я давно собираюсь его нарисовать. Сейчас будто все готово к этому, и предусмотрительно захваченный в поездку этюдник чудесно пахнет масляными красками.
На большом камне установлено полотно и для устойчивости придавлено с боков небольшими глыбами. Камень поменьше — стол для этюдника, еще камень — вместо стула. На палитру выдавлены краски, в стаканчик налит скипидар. И вот уже представляется, как на полотне вырастают угрюмые скалы, как сквозь брешь между ними проглядывает фиолетово-розовая полоска подгорной равнины, расцвеченная цветущими маками, и как над сине-зеленой полоской тугаев повисают снежные вершины далекого Заилийского Алатау.
Время за работой летит быстро; глубокие тени бегут по ущелью, меняются с каждой минутой цвета, и вот уже золотистые лучи кое-где заглянули в глубокое ущелье.
Как это часто бывает в пустыне, едва только начало солнце разогревать землю, как пробудился ветер, шевельнул тростники у горного ручья, засвистел среди острых камней и заглушил крики кекликов, поползня, шорох крыльев стрекоз и нежный звон ветвистоусых комариков.
Пробудившийся ветер заглушил шорох крыльев стрекоз.
И когда ветер с гор потянул по ущелью, будто кто-то неожиданно бросил в меня горсть маленьких черных жучков, и они прилепились к комочку цинковых белил на палитре, уселись на белоснежные вершины Заилийского Алатау и запестрели на облаках и светлом небе картины. Черные жучки выпачкались в краске, тотчас же стали пестрыми и, отчаянно барахтаясь, начали погружаться в краску, не в силах из нее выбраться.
Почему-то они совсем не садились на другие краски. Их не привлекали красные, фиолетовые и другие цвета. Им почему-то непременно нужны были цинковые белила.
Неожиданная помеха останавливает работу. Приходится заниматься освобождением жучков. Но они, плотные и округлые, никак не даются, выскальзывают из пинцета, еще больше размазывая картину.
Как жаль затраченный труд и сколько лишней работы принесло это неожиданное нашествие! И, подновляя краску, я вижу, как вслед за порывом ветра снова один за другим черные жучки шлепаются на светлые места картины с белилами, ползут во все стороны, протягивая за собой длинные грязные полоски.
Надо как-то остановить движение жучков по полотну. Тут пинцет бессилен.
Капля скипидара на каждого жучка оказывается достаточной смертельной дозой. Но от скипидара образуются потеки, а на место погибших и сброшенных прочь жучков садятся все новые и новые партии.
Теперь уже кажется все бесполезным и борьба с жучками бессмысленной. Быть может, попытаться отбиться от жучков каким-нибудь другим сильным запахом. И я бегу к биваку, добываю из бака машины вонючий этилированный бензин и поспешно обмазываю им подрамник. От бензина жучки гибнут быстрее, хотя запах его нисколько не останавливает появления новых пришельцев.
Еще некоторое время продолжается борьба с жучками. Но во что превратилась картина! Все небо пестрит точками и полосками, а снеговые вершины совсем скрыты под слоем жучков. Тут их уже не менее тысячи.
Я побежден, и картина моя окончательно погибла. С полотна и палитры мастихином снимаются краски. В них в предсмертных судорогах копошится масса жучков. Я с неприязнью их разглядываю. Продолговатое, вальковатое тело жучков имеет спереди вздутую, почти шарообразную переднеспинку. Это типичнейшие точильщики. В Советском Союзе в этом семействе насчитывается не менее ста видов. Личинки большинства точильщиков живут в стволах деревьев и, протачивая в них ходы, приносят большой вред дереву. Личинки других видов иногда поселяются в стеблях травянистых растений.
Это небольшой черненький жучок-точильщик.
