Может быть, из-за холода и напряжения сакэ совсем на меня не действовало. Или просто чашка такая толстая, и кажется, что выпил больше, чем на самом деле. Попросил еще порцию – четвертую.
Трое рабочих, держась за руки, шатаясь подходят к автобусу, у которого я стою. Шатаются все трое потому, что средний, в теплом кимоно на вате, которого с двух сторон поддерживают товарищи, еле стоит на ногах. Левый, здоровенный детина с выдающимся вперед подбородком, зло рассматривает меня, но ничего не говорит. Может быть, ищет значок? Тот, что в толстом кимоно, орет «водки», а между выкриками плачет навзрыд… Понимаешь, в заявлении о розыске пропавшего без вести имя надо писать, это я тебе точно говорю. Жена пошла в управу подавать заявление о розыске, ее и спросили, а как имя, кого ты разыскиваешь?.. Да плюнь ты. Это говорил приятный на вид, невысокий человек с растрепанными волосами, шедший справа, поглаживая плакавшего по спине. Если не плюнешь на все, тогда тебе хоть подыхай… Водки! – вопит тот, что в теплом кимоно, по-прежнему заливаясь слезами… Да что там заявление о пропавшем без вести. Напиши хоть одно письмецо, узнают, что работаешь, – и конец пособию. Я бабе своей сказал, два года молчи и терпи. Считай, что муж твой помер, и терпи. Хочешь пособие получать – давай хитрить, делать нечего. Верзила неожиданно внятным тихим голосом: плюнь ты, не из-за жены это управа запрос прислала. Управа надумала конец положить пособию – вот и прислала… Запрос о розыске у прораба. А он грозится – или сам пиши письмо, или я свяжусь с управой… Плюнь. Мы свидетели, что ты здесь. И руки целы, и ноги – какой там пропавший без вести, смех один. Точно – ты здесь живешь. И все… Я здесь… Верзила и маленький хором орали с двух сторон… Верно, ты живешь здесь!.. Водки! Сволочи! Не хочу письма слать… Управа подвохи устраивает. Плюнь… Не ной, и в патинко [5] не пойдем играть. Сказали тебе – никакой ты не пропавший без вести, ну и пошли водку пить…
Небритая морда, подняв большой палец, подает мне какой-то сигнал… бросаю взгляд на зеркало у ветрового стекла – брат, стоя примерно посредине между костром и автобусом, беспрерывно делает мне рукой знаки… я ухожу тихо, чтобы не привлечь внимания трех приятелей… идти очень трудно из-за гальки, устилающей берег реки… а может, быть, я опьянел сильнее, чем мне вначале казалось?..
Брат хватает меня за руку, идет куда-то в сторону, точно увлекая меня во тьму, и говорит с беспокойством:
– Здесь происходит что-то странное, знаете, лучше уезжайте отсюда.
– Странное, в каком смысле?
– Не понимаете?.. – И беспокойно оглядываясь по сторонам: – Здесь что-то затевается.
– Я сейчас видел пьяных – занятные. На одного получен запрос о розыске, и он разревелся…
– Дурачье отпетое.
– А хозяин топливной базы, наверно, где-то здесь поблизости.
Он отпустил мою руку и остановился, вглядываясь во тьму.
– Оставьте ненужные предположения. Говорю же, искать в таком месте – пустая трата времени. Ведь тридцать тысяч в неделю – может, это и шальные деньги, но ими только-только расходы покроешь. Прошу вас, уезжайте отсюда побыстрее.
– Но я совсем не держусь на ногах.
– Если эти негодяи по-настоящему взбунтуются, здесь начнется такая заваруха…
И в это время случилось вот что. Компания – их было человек семь-восемь, – медленно проходившая мимо костра и делавшая вид, что идет от одного автобуса к другому, вдруг резко изменила направление и кольцом окружила костер. Потом – кто начал первым, не знаю – люди неожиданно сплелись в черный клубок, женщины с воплем бросились было в нашу сторону. Но их тут же схватили. Подоспело подкрепление. Женщин взвалили на плечи, как мешки с картошкой, и утащили от автобусов во тьму. Хриплая ругань женщин, крики о помощи. Но и это продолжается всего лишь мгновение, покрывая ругань и крики, у автобуса, около самой дамбы, взрывается рев. Звон разбитого стекла. Камень, пролетев сквозь автобус, падает к моим ногам. Около костра обстановка тоже меняется: теперь уже трое парней переходят в контратаку. Они схватили одного из рабочих, ударили его чем-то по голове, и тот с воем рухнул на землю. Упавшего бьют ногами, может быть, у него даже сломана рука, и он, скорчившись, катается по земле. Несколько рабочих переворачивают ногами горящую бочку и, размахивая пылающими головешками, нападают на троих парней. Однако молодые ребята более ловкие и быстрые. И поэтому, хотя в руках у рабочих мощное оружие, они вынуждены отступать. Тогда рабочие решают использовать головешки для нападения на автобусы: они бросают их в разбитые окна. А трех парней атакуют камнями. В ответ те тоже бросают камни, но тут уж побеждает число. Молодые парни отступают, и тогда в объекты нападения превращаются автобусы. Выброшенные из автобусов плиты… газовые баллоны, из которых вырывается пламя… разбитая посуда… но разрушительная сила нападавших не проявилась еще в полную мощь – видимо, потому, что они разрывались между соблазном ринуться вслед за женщинами, которых утащили в сторону от реки, и возможностью напиться дармовой водки – теперь ее вдоволь.
– Схожу в контору, предупрежу.
Сказав это, брат убегает, пробираясь между дерущимися. Он уже совсем было пересек полукруг, образуемый автобусами, когда его догнали несколько рабочих и повалили на землю. Однако я даже не подумал двинуться с места. Задумчиво глядя на катающийся черный клубок, я нисколько не сожалел, что не протягиваю руку помощи, да и не считал, что должен что-то сделать.
Но неожиданно приходит спасение. Самый дальний автобус, более или менее избежавший разгрома – видимо, потому, что водки было слишком много и все были поглощены выпивкой, – неожиданно взревел мотором и как был с открытой задней дверью, теряя по дороге товары и забравшихся в него рабочих, помчался вперед, расшвыривая мелкую гальку.
Внимание нападающих сосредоточивается на нем. Некоторые, схватив камни, бросились за ним вдогонку, а некоторые даже пытаются забраться в него через окна. Но микроавтобус, мотор которого, думаю, был меньше тысячи кубических сантиметров, со скрежетом, будто пилят металл, из последних сил преодолевает подъем на дамбу и отрывается от преследователей.
Успех беглеца дал и ему, и другим автобусам возможность бежать. Пока рабочие гнались за уносящимся автобусом, оставшиеся автобусы разом завели моторы и, газуя изо всех сил, понеслись по берегу.
Я видел краем глаза, как человек, называвший себя братом, брошенный нападавшими, ползет на четвереньках к зарослям сухой травы у основания дамбы, один хотел было побежать к своей машине, счастливо избежавшей нападения… но вдруг спохватился: я забыл нечто весьма важное… его дневник… нужно напомнить о дневнике, который он обещал принести послезавтра к сестре. Подумал, что будет нелишне, если он подтвердит это обещание… но брата нигде не было видно – здорово, наверно, спрятался… а помедли я еще хоть секунду – и снова полетят камни… пригнувшись, делаю отчаянный рывок… в спину попадает камень, но боли не чувствую. Хуже, что задыхаюсь, горло перехватывает. Наверно, сказалась выпивка. Но все равно я удивительно спокоен, нахожу ключ, на это уходит не так уж много времени, и буквально одним движением завожу мотор. Большая часть рабочих столпилась у дороги, идущей вдоль склона насыпи, – у единственной дороги для автомашин, связывающей насыпь с берегом. Не успевшие удрать два последних автобуса, с зажженными фарами, неистово сигналя, пытаются прорваться через толпу. Один из них каким-то образом проскакивает. А второй, видимо впопыхах сорвав сцепление, посреди подъема неожиданно теряет скорость, и подлетевшие рабочие переворачивают его и легко сбрасывают под откос, где он и остается лежать вверх колесами. Фары ярко освещают склон насыпи, метров двадцать в ширину. Из сухой травы вертикально торчит белая палка – в ней таится какой-то зловещий смысл, но назначение ее не ясно. На фоне насыпи бурлит черная толпа, некоторые взобрались на перевернутый автобус, который уже вхолостую крутит колесами. Подстрекатель, конечно, среди них. Если бы только удалось рассмотреть его, хотя бы в самых общих чертах, представился бы прекрасный случай обнаружить врага этого самого брата – должен же он существовать… но вот еще более громкий вопль… звон разлетающегося стекла… глушу мотор, гашу фары. Вокруг того места, где раньше стояла бочка, красные огоньки беспорядочно разбросанных головешек… кто лежит на земле неподвижно – пьяный или раненый, кто ползет, кто, как лунатик, шатаясь, плетется к реке… но какое счастье, что перевернутый автобус не загородил дорогу. Правда, моя машина вполовину меньше автобуса. Малейшая ошибка, и ее судьба будет точно такой же.
С потушенными фарами отъезжаю далеко от берега реки. Около перевернутой бочки ко мне подбегают трое молодых парней и просят помощи, но тут их настигают нападающие и грубо валят на землю. А может, их было уже не трое, а всего двое.
