Первый поворот — две группы держались поврозь.
— Она у ограждения, — произнес Фелл.
— Вижу!
— Позади тех трех. Они ее блокируют.
Крипп просто кивнул.
В середине первого поворота участницы растянулись: Минди, уже показавшая себя, впереди с четырьмя основными. Фаворит вырвался вперед.
Последняя группа разделилась. Баттонхед держался у ограждения и не мог вырваться.
— Он ломает ее стиль, Крипп. Смотри, как…
— Это только лошадь, Том. — Крипп знал, что сказал не то, что следует, но Фелл все равно не слушал. Он курил и пристально следил за скачками.
В конце первого поворота Доминик, должно быть, дал лошади возможность самой избрать тактику бега: Баттонхед оторвался от ограждения. На прямой лошади вытянулись в длинную линию — некоторые рвались вперед, другие безнадежно отставали.
— Взгляни-ка на эту самую Минди!
— Она загонит сама себя.
— Смотри! Каша-мала! — произнес Фелл, и они стали наблюдать, как одна лошадь споткнулась и затем покатилась под ноги остальным. Минди инцидент не затронул: она была впереди, поэтому продолжала бег. Баттонхеду пришлось прижаться к ограждению… он бежал один позади лидирующей группы.
Пять впереди него.
Еще полмили. Впереди только четверо.
— Как всегда, — произнес Фелл. — Иисусе, давай же!
Возле ограждения дорога была свободна и видна только грязь, летящая на Баттонхеда от рядом скачущей лошади.
Они начали следующий поворот и издали выглядели усталыми.
Баттонхед шел четвертым, придерживаясь ограждения, как только мог.
На пике поворота фаворит широко развернулся и потерял на этом.
— Я умираю, — простонал Фелл.
Минди знала свое дело. Фаворит не мог вернуться к ограждению, где шла Минди, и она держалась там как приклеенная.
— Я схожу с ума. Я…
На фоне ограждения Баттонхед казался плоским по форме, непрестанно двигающимся вперед. Затем движение замедлилось. Минди была тут как тут. На последнем повороте Минди показала, что обрела второе дыхание. Фаворит вернулся к ограждению и тоже рванул вперед.
— Я убью Дадли, — вырвалось у Фелла. — Убью Дадли за такое. — И тут он поперхнулся, словно что-то попало ему в горло.
Минди была привычной к ограждению, а Баттонхед не был. И он свернул на трек.
Фелл начал смеяться, когда, казалось, что все уже потеряно. Толпа неистовствовала.
Фаворит занял место Баттонхеда у ограждения и двигался как заведенный. Уши Баттонхеда были плотно прижаты. Лошадь завладела серединой трека и оставалась там.
— Детка! — орал Фелл. — Детка, ну же!
За дальностью расстояния все это выглядело нелепой заводной игрушкой, упорно движущейся вперед и рассыпающейся по дороге.
— Детка, ты должна, должна!..
Минди устала, и между ней и фаворитом расстояние увеличивалось.
Баттонхед, бегущий в центре, дернул головой, когда Доминик повернул хлыст в руке, переложив поводья в другую руку и откинувшись назад. Казалось, Баттонхед кивает.
Рев зрителей усилился еще более, когда перспектива скачки вновь обрела нормальный вид.
Доминик лишь раз бросил взгляд в сторону, чтобы понаблюдать за фаворитом, и, возможно, подумал о том, чтобы вернуться к ограждению. Крипп решил, что так оно, наверное, и будет, и увидел, как Фелл закусил губу. Крипп лишь надеялся, что скоро все будет закончено.
Баттонхед оставался там же, где и был, фаворит — тоже. Это был настоящий лидер, боец по натуре.
Когда из башенки высунулся мужчина, Минди наддала. Как она это сделала, для всех осталось загадкой, но она прибавила в беге, и было еще не поздно. Баттонхед находился там, где больше всего любил, — в середине трека. Мужчина в башенке поднял руку, выжидая. И наконец — финиш! Минди, из последних сил рванувшаяся вперед. Фаворит возле ограждения. Баттонхед, распластавшийся посредине.
Минди — третья. Перед ней — фаворит. И Баттонхед выиграл скачку.
Глава 16
Сезон еще не кончился. И внешне ничего не изменилось. Фелл провел время у себя в офисе и в полдень пришел в кофейню. Он стоял там, пока Перл не заметила его. Она оставила посетителя и принесла Феллу чашку кофе. «За счет фирмы», — произнесла она, и Фелл подмигнул ей. Затем он вернулся к себе в офис, поставил чашку на стол, уселся сам и поискал сигарету. Ни одной не оказалось. Фелл оставил кофе на столе, вышел к своей машине и покатил прочь.
Через даунтаун[6] еле удалось продраться, настолько плотным было дорожное движение. Остаток пути Фелл решил проделать пешком и оставил машину на стоянке.
Он шествовал так, словно бы и не чувствовал жары, но рядом с витриной универмага все-таки снял с себя пиджак. Взглянул на манекены, на предметы одежды, свисающие с веток искусственного дерева, и вошел внутрь. Купив легкий пиджак, он тут же надел его, и, несмотря на протесты продавца, всучил тому свой пиджак от костюма, и покинул магазин.
Самое высокое здание в городе насчитывало четыре этажа, и у Фелла было помещение на самом верхнем. Три девушки печатали на машинках, а мужчина трудился за арифмометром.
— Крипп здесь? — осведомился Фелл.
— Нет, мистер Фелл, но он оставил сообщение.
Фелл взял бумагу, но сразу заглядывать в нее не стал.
— Телефоны подключены?
— Да, сэр, еще утром.
— Тут есть одно место, где нужен коммутатор.
— Да, сэр! Его тоже уже установили.
— А новые букмекеры?..
— Прибыли и утром отправились на работу.
— Крипп все показал им?
— Да, сэр! И он просил передать вам, что рация налажена и работает. Я не знаю, что за рация.
— Не важно, зато я знаю.
Фелл развернул записку Криппа и прочитал: «Они все в апартаментах Пэндера, собрались еще в полдень».
— Самое время, — заметил Фелл и направился к двери. Перед тем как выйти, остановился и обратился к одной из девушек: — На мне новый пиджак. Вам нравится?
— Очень милый, мистер Фелл.
Крипп слонялся внизу у дома Пэндера. Он видел, как подходит Фелл, и подумал, что тот выглядит хорошо. Так и должно было быть. На этих скачках он выиграл очень многое.
— Привет, — произнес Фелл. — А почему ты не наверху?
— Меня не пожелали впустить, — ответил Крипп.
— Пошли! — И они поднялись по лестнице.
Многое здесь оставалось тем же, что и до скачек: толчея букеров, шумные разговоры, кроме разве того, что на сей раз никто не обращал внимания на Милли, никто не смеялся и не было выпивки. Когда Фелл постучал в дверь, внезапно все стихло. Милли пошла открывать.
— Мисс Борден? — поинтересовался Фелл. — Ну конечно! Как бы я мог забыть такое имя. — Он вошел. Фелл чувствовал себя отлично.
— Что ты хочешь? — окрысился Пэндер. — Это приватное совещание.
— Да ну? — удивился Фелл. Он улыбнулся и уселся на кушетку. — Найдется ли место для Криппа? — спросил он. — Пусть принесут ему стул.
Кто-то уступил место Криппу, но Пэндер даже не шевельнулся.
— А сейчас, — произнес Фелл, — валяй, продолжай, Пэндер. Я просто пришел послушать.
Рой небрежно уселся на край стола:
— Том! Как уже сказал Пэндер, здесь приватное совещание. У нас бизнес, и мы не хотим ни от кого выслушивать непрошеные советы. Поэтому тебе лучше отчалить. Я стараюсь быть вежливым, но…
— Заткнись! — прервал его Фелл.
Никто не шевельнулся.
— И больше не забывайся. Вы все работаете на меня. — Фелл оглядел комнату, затем бросил взгляд на Роя, потом на Пэндера. — Я имею в виду не только этих двух шишек на ровном месте. А именно всех.
Настала очередь Пэндера, но он оказался не готовым. Набрал воздуха в легкие, стиснул зубы, но Фелл не дал ему опомниться и перешел в атаку:
— Продолжай, Пэндер. Так о чем ты тут говорил?
— Убирайся! — Никто еще никогда не слышал, чтобы Пэндер говорил таким тихим голосом.
Фелл продолжал спокойно сидеть.
— Ты думаешь, что сможешь провернуть все в одиночку?
— Я могу провернуть так, что ты вылетишь отсюда, чтобы…
— Ты, кажется, не врубился, Пэндер. Я говорю о твоем бизнесе, ради которого мы все здесь собрались по доброй воле.
— Заруби себе на носу, раз уж ты здесь! Все, что я начал, я могу и закончить. За меня волноваться не стоит…
— Вот и заканчивай, — прервал его один из букеров. — Все, что меня интересует, — это кто будет возмещать убытки.
— И проезд на автобусе, — сказал другой. — Я не могу выкроить денег даже на автобусный билет.
— Продолжай, Пэндер, — подлил масла в огонь Фелл. — Объясни ему, каким образом он сможет доехать до дома.
— А я и объясню! Скажу им правду-матку: по чьей вине мы оказались в дерьме. Это я про тебя говорю!
На букеров это заявление не возымело действия, а Фелл просто рассмеялся.
Его смех оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения Пэндера.