Фиксация личных черт Сталина, в частности его жестокой мстительности, причем фиксация многократная, свидетельствовала, что эта личность являлась для Льва Давидовича не просто «продуктом машины», но таким продуктом, который был наделен специфическими личными чертами и особенностями. И все же, отлично понимая сущность качеств Сталина, которые особенно четко проявились в конфликте генсека с больным Лениным (Троцкий был первым автором, публично рассказавшим об этом конфликте на базе сохраненных им документов[1476]), Лев Давидович вновь и вновь характеризовал Сталина преимущественно как посредственность (правда, иногда как «гениальную посредственность»), своеобразное статистическое среднее, фигуру, порожденную бюрократией.
В такой оценке, помимо приверженности теоретическим схемам, сохранялось, в какой-то мере подавляемое, но все же просвечивавшее через ткань каждого опуса, посвященного Сталину, стремление унизить главного противника, внушить себе чувство утешения, что, мол, не Сталин персонально, а объективно сложившийся исторический процесс в России, анонимно действовавшие социальные силы обыграли его курс на мировую революцию, отрешили от власти, а затем отправили в изгнание. Впрочем, унизить Сталина Троцкий, казалось бы, мог только перед горсткой своих единомышленников, находившихся, как и он, в эмиграции или же постоянно проживавших вне пределов СССР.
С весны 1938 года Троцкий почти полностью сосредоточился на подготовке книги о Сталине. По его просьбе единомышленники в разных странах (или те, кто представлялся таковыми) помогали в сборе фактических данных. Особенно часто он прибегал к содействию сотрудников «Бюллетеня оппозиции», продолжавшего выходить в Париже после гибели Льва, — Лилии Эстрин и провокатора Марка Зборовского. Последний охотно выполнял задания Троцкого, стремясь приблизиться к нему, заслужить благодарность, столь необходимую для закрепления своих позиций во враждебной среде.
Переписка Троцкого с Парижем и Нью-Йорком дает представление, насколько скрупулезно работал он над своим трудом в отличие от предшествовавших авторов. Первая информация, что Троцкий занялся новой работой, появилась 15 апреля 1938 года. Он писал в редакцию «Бюллетеня оппозиции»: «В ближайшие два-три месяца вы не должны ждать от меня новых больших статей. Я обязался в течение ближайших 18 месяцев написать книгу о Сталине… Все мое время, по крайней мере, в течение ближайших месяцев, будет посвящено этой работе… Книга будет носить исторический, биографический и психологический характер, а не теоретико-полемический».[1477] Насчет последнего Троцкий пытался ввести в заблуждение прежде всего себя самого, ибо он должен был стать совершенно другим человеком, чтобы не писать «теоретико-полемической» работы.
И в этом, и в следующих письмах, адресованных как Л. Эстрин и М. Зборовскому, так и американскому стороннику Аби Кагану, проживавшему в Нью-Йорке, Троцкий бомбардировал адресатов просьбами о литературе, о комплектах советских газет и журналов и т. д.[1478] В США материалы для Троцкого подбирала также Рая Дунаевская, являвшаяся в 1937–1938 годах его секретарем, а позже под именем Раэ Спигел ставшая одним из руководителей Социалистической рабочей партии.[1479]
Новые письма свидетельствовали, что работа плодотворно продвигалась. 4 июля Троцкий, делясь результатами изысканий, с удовлетворением и с оттенком волнения сообщал Л. Эстрин: «Я нашел юридическое подтверждение того, что Сталин в молодости был тесно связан с Иремашвили.[1480] Это обстоятельство имеет огромное значение для первых глав моей работы.
Я начинаю с беспокойством спрашивать себя, все ли выписано из книги Иремашвили, что представляет интерес».[1481]
Следовали новые и новые его задания, хотя Троцкий испытывал чувство неловкости перед людьми, беззаветно отдававшими массу сил работе, которая должна была выйти только под его именем. Настроения и чувства Троцкого были рельефно переданы в его письме в Париж от 21 ноября 1938 года: «Дорогие друзья! Вы прислали мне, в числе многих других ценных материалов, библиографию по вопросам гражданской войны. В сущности, это единственный вопрос, в области которого я остаюсь плохо вооружен. В «Истории Коммунистической партии»,[1482] которую вы мне прислали (большое спасибо), есть по поводу гражданской войны целый ряд новых, совершенно фантастических легенд и вымыслов. Мне придется посвятить гражданской войне большую главу, если не две. Было бы крайне желательно, чтобы вы сами прочитали те главы «Истории», которые относятся к гражданской войне, отметили наиболее выдающиеся вымыслы и подобрали опровергающие их материалы. Я понимаю большие размеры этой работы… В вашем библиографическом справочнике есть такие указания по поводу книг и статей, посвященных гражданской войне: «ничего о Сталине», «очень много о Троцком». Желательно было бы из этого «очень многого» дать хотя бы кое-что. Крепко жму руку. Ваш Л. Д.».[1483]
В начале 1939 года энергичный напор на французских помощников продолжался. Троцкий просил просмотреть стенограммы съездов ВКП(б), выделив выступления Сталина, полемику с ним и вообще все, что касалось его деятельности. Автора будущего труда волновал вопрос о документальном подтверждении советского «термидора» и роли Сталина в нем. Троцкий просил собирать «отдельные данные, штрихи, намеки, факты, эпизоды», рассеянные в разного рода статьях и книгах, добавляя, что «даже отдельные мелочи могут послужить в высшей степени важной опорой» для верной характеристики всего периода.[1484]
Н. И. Седова позже вспоминала, что ее супруг первоначально рассчитывал быстро написать ходовую книгу и получить за нее приличный гонорар. Но, начав работу, он настолько увлекся биографией главного противника, что несколько раз пропускал сроки сдачи рукописи. Троцкий не раз говорил в кругу близких, что предпочел бы писать о ком-либо совершенно другом, например о дружбе Маркса и Энгельса,[1485] но реальные действия автора явно не соответствовали этим заявлениям, если они действительно имели место и Седова не напутала.
Основной текст первого тома был завершен к началу августа 1939 года. Но со второй половины года Троцкий работал над биографией Сталина медленнее и неохотнее, а затем почти прекратил это занятие. 30 декабря 1939 года он отправил американскому переводчику Чарлзу Маламуту «окончание главы о 1917 годе», завершив подготовку дооктябрьской части, и обещал выслать главу о Гражданской войне через две недели.[1486]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
