день получит такой цветок из вашей руки! Счастье и привязанность соединены столь же неразрывно, как красный и синий, составляющий фиолетовый оттенок этого цветка.
– Вы придаете простому цветку значение, которого он совершенно не заслуживает.
– Когда бы мне знать, кто в один прекрасный день получит такой цветок из руки Розабеллы! Впрочем, я не имею права произносить такие слова. Не знаю, что нынче на меня нашло. Я только и делаю, что совершаю ошибки. Простите мне мою самонадеянность, синьорина. Я больше никогда не позволю себе столь бестактных расспросов.
Он умолк. Молчала и Розабелла.
Но хотя они и могли запретить губам вести диалог о скрытой приязни; хотя Розабелла и не произнесла: «Ты и есть тот, кто получит из моей руки этот цветок», хотя Флодоардо и не воскликнул: «Розабелла, подари мне эту фиалку и все, что в ней заключено!» – но глаза их отнюдь не молчали! Эти коварные толкователи скрытых чувств поведали друг другу куда больше, чем сердца были готовы поведать самим себе.
Флодоардо и Розабелла смотрели друг на друга так, что никаким речам уже не было места. Милая, нежная, восторженная улыбка заиграла на губах Розабеллы, когда глаза ее встретились с глазами юноши, которого она выбрала из всех живущих на земле; юноша же со смесью надежды и страха постигал смысл этой улыбки. Он все понял, сердце забилось громче, глаза засияли ярче.
Розабелла трепетала; глаза ее не могли более выдерживать пламень его взглядов, порожденный скромностью румянец окрасил ее лицо и грудь.
– Розабелла! – наконец промолвил Флодоардо чуть слышно, сам того не сознавая.
– Флодоардо! – точно так же вздохнула Розабелла.
– Отдайте мне фиалку! – воскликнул он, а потом опустился к ее ногам и смиренным, просительным тоном повторил: – О, отдайте мне ее!
Розабелла прижала цветок к груди.
– Взамен просите чего хотите. Если цена тому – царский трон, я заплачу ее или погибну. Розабелла, отдайте мне цветок!
Она кинула один быстрый взгляд на прекрасного просителя, а на второй уже не решилась.
– Мой покой, мое счастье, моя жизнь – и даже слава моя! – все зависит от одного: получу ли я этот цветочек. Отдайте мне его, и я тут же торжественно отрекусь от всего, что в мире считается ценным.
Цветок дрожал в ее белоснежной руке. Пальцы, державшие его, слегка разжались.
– Вы слышите меня, Розабелла? Я у ваших ног – или зря я прошу милостыни?
При слове «милостыня» девушка вспомнила про Камиллу и ее добропорядочные наставления.
«Что я делаю? – сказала она себе. – Или я забыла свои обещания, принятое решение? Беги, Розабелла, беги, или в этот час ты изменишь и самой себе, и своему долгу!»
Она разорвала цветок на мелкие части и презрительно швырнула на землю.
– Я вас поняла, Флодоардо, – вымолвила она. – И поскольку я вас поняла, я никогда не позволю вам возобновить этот разговор. Давайте расстанемся здесь и сейчас, и никогда более не оскорбляйте меня подобной самонадеянностью. Прощайте!
Она презрительно отвернулась, и Флодоардо остался один – он точно прирос к земле от изумления и горя.
Глава V
Наемный убийца
Едва Розабелла дошла до своих покоев, как уже горько пожалела о собственной отваге. Жестоко было давать Флодоардо столь резкий ответ, подумала она. Вспомнила, с какой печалью и безнадежностью смотрел ей вслед несчастный, убитый горем юноша, когда она повернулась и пошла прочь. Она, кажется, даже видела, что он в отчаянии простерся на земле: волосы растрепаны, глаза полны слез. Она расслышала, как он называет ее истребительницей его покоя и молит о смерти как о единственном избавлении; увидела, как он миг за мигом приближается к исполнению этого решения, проливая из-за нее слезы. В ушах у нее уже звучали страшные слова: «Флодоардо больше нет на свете». Она уже слышала, как скорбящая толпа рыдает у могилы того, кого любили все праведники и страшились все злодеи; того, кого обожали все друзья, кем восхищались даже враги.
– Увы мне, увы! – вскричала она. – То была лишь нелепая попытка изобразить из себя героиню. Решимость меня покидает. Ах, Флодоардо! Я говорила неискренне. Я люблю тебя – люблю сейчас и хочу любить вечно, пусть Камилла и бранится, пусть добрый мой дядюшка меня возненавидит.
Через несколько дней после этого разговора Розабелла заметила, какие разительные перемены произошли во внешности и манерах Флодоардо: он устранился от общества, а когда призывы ближайших друзей все-таки заставляли его появляться в их кругу, он выглядел неизменно подавленным, будто его прижимал к земле груз меланхолии.
Когда об этом узнала Розабелла, в ее нежное сердце будто вонзили кинжал. Никто не мог облегчить ее страданий, ибо никто не знал ни причин ее печали, ни происхождения ее болезни. Неудивительно, что через некоторое время ее состояние стало вызывать глубочайшую тревогу ее почтенного дядюшки. Столь же неудивительно, что Флодоардо полностью удалился от света, который сделался ему ненавистен, ибо там более не появлялась Розабелла, и что он в одиночестве предавался терзаниям страсти, которую тщетно пытался избыть, но которая, неумолимо нарастая, уже поглотила все его прочие желания и чувства.
Но давайте ненадолго покинем комнату занедужившей Розабеллы и перенесемся в жилище заговорщиков, которые стремительными шагами приближаются к исполнению своего плана, причем с каждым протекшим часом ряды их становятся все многочисленнее, а мощь их растет, равно как и опасность, которая грозит Андреасу и его любимой Республике.
Пароцци, Меммо, Контарино и Фальери, главари этого безумного предприятия, теперь частенько собирались во дворце кардинала Гонзаги, где создавались и обсуждались всевозможные планы изменения венецианского политического устройства. Какой вариант ни посмотри, делалось ясно, что предлагается он с единственной целью – потворство корыстным интересам. Целью одного заговорщика было избавление от бремени непомерных долгов, другой готов был пожертвовать всем, дабы потрафить своему ненасытному властолюбию. Алчность третьего возбуждали богатства Андреаса и его друзей, четвертым же двигало стремление отомстить за некое мнимое оскорбление – загасить обиду могла лишь кровь обидчика.
Все эти низменные ничтожества, стремившиеся к единственной цели – полному сокрушению Венеции или, по крайней мере, ее правительства, – испытывали безоглядную уверенность в исполнении своих надежд, ибо новое и необходимое дополнение к уже существовавшим налогам сильно озлобило население Республики против ее правителей.
У заговорщиков теперь было вдосталь и приверженцев, и средств для осуществления их планов, вдосталь было отважных, коварных, безрассудных соратников, умы которых как раз и подходили для совершения подобных революционных переворотов, поэтому они презрительно, сверху вниз, смотрели на доброго старого дожа, который пока даже и не подозревал об их полуночных встречах.
