«Что призадумалась? Чуток боязно? обожди он тебе даст жару!» — «Нет, не испугалась, — так что-то на сердце смутно! Далеко еще, Шатов?» Шатов показал ей на густой кустарник: «Теперь близенько, тут сейчас вправо тропка будет, поднимемся прямо вверх и через каких-нибудь десять минут будем там, отдохнем!» Это были его последние слова, которые он сказал и которые успела услышать Шура Жукова, урожденная Глухих… Даже выстрелов оба не услышали, потеряли сознание, раньше чем поняли, что случилось…
Через полчаса Галанин по телефону, приказал Бему выслать в сторону горки патрули, что бы прочесать кусты вдоль дороги, где как будто просочился противник, со своей стороны он тоже отправлял своих бойцов. Просил задержать пока грузовик. Взвод второй роты и взвод Красильникова спустившийся с горки встретились в кустах, поймали четырех макисаров с повязками на рукавах и тут же расстреляли, — было за что! На дороге в одном километре от горки нашли два трупа: Шатова и еще одного бойца. Только когда хорошенько присмотрелись узнали… Шуру Жукову, которая, каким то чудом очутилась здесь! Около них валялись сумки полные крупного сочного винограда, выпачканного кровью.
Шатова оставили лежать до утра, только его автомат забрали, а Шуру поднял на руки Саня Красильников, нес ее как ребенка и солдаты его взвода шли по сторонам дороги, потом напрямик по тропе, мимо кустов в сумерках. Так и дошли до землянки, где отдыхал после тяжелых боев командир батальона. Галанин, который диктовал фельдфебелю Раму донесение командиру боевой группы Лангу, не сразу понял что ему говорил фельдфебель Сахаров: молчал, не перебивая, пока догоревшая папироса не обожгла ему пальцы… все-таки понял, что его приказ не был исполнен и что Шурка не уехала и поплатилась за это жизнью.
Вышел наружу, где у входа в землянку стоял Красильников с мертвой Шуркой на руках, помог ему спуститься в землянку и положить на самодельную кровать из ветвей, сложенную накануне мертвым Шатовым. Потом, в то время как Красильников и Сахаров, сняв каски, смотрели молча на тоненькую женщину в форме солдата РОА с рванной раной на груди, продолжал диктовать донесение Раму, который трясущейся рукой записывал в блокнот:
«У вас какая цифра убитых? Сорок семь, зачеркните и напишите сорок девять. Немедленно передайте Бему, что он может присылать грузовик, так как дорога свободна. Дальше: назначить людей рыть братскую могилу, здесь же на горке, для Александры Жуковой отдельную могилу! Кажется все! Можете идти и вы, господа! Ее оставьте! она мне не мешает! Я пока составлю рапорт этому ослу Ланге! Из за него я теряю своих лучших солдат, своих лучших офицеров, своих самых лучших медсестер! Он меня с ума сведет, сволочь!»
Когда все вышли сел на кровать и внимательно посмотрел на восковое лицо с острым носом и голубыми тенями под глазами, которые смотрели на него, как будто, с упреком! Взял за руку тоненького бойца и сказал как ему казалось, про себя, а на самом деле так громко, что его услышали все снаружи, кто ждал, немцы и русские: «Шурочка, голубка моя! почему ты меня не послушалась? Видишь что теперь получилось?» Как будто мертвая могла услышать и ответить ему, который в первый раз ее не выругал за любовь к нему.
***
Рано утром следующего дня, Галанин вернулся в деревню в штаб батальона, что бы на месте по телефону узнать об обстановке на фронте. Адъютант Ланге сообщил, что, каким то образом, противнику удалось захватить Дижон, уничтожив там бригаду генерала Сандерса. Положение становилось очень серьезным, возможно, что вся боевая группа полковника Ланге сидит в мешке, главное, что особенно тревожило полковника Ланга, было совершенное нежелание воевать, как немецких офицеров так и солдат! Галанин выслушал эти неприятные новости, посмотрел на бледного Бема, который слушал тоже по другой телефонной трубке, рассмеялся: «Случилось то, о чем я говорил вчера этим ослам! Мы в мешке. Я ничуть не удивлюсь, если Ланге решит сдаться! Как вы думаете Бем?»
Бем долго молчал, не мог говорить, так волновался, наконец произнес дрожащим голосом: «Я ничего не понимаю… отказываюсь понимать! Где наша славная германская армия? Что случилось? Откуда взялись все эти трусы и предатели?»
Галанин выпил большой стакан вина, посоветовал Бему: «Вы дорогой мой, не волнуйтесь! Если не можете сами без помощи алкоголя, пейте! Пейте много! Это очень помогает, когда сдают нервы! Я в этом убедился сегодня ночью. Я вам налью! Будьте здоровы».
Выпили много с пришедшим Закржевским, потом поехали все втроем вверх на горку, где все было уже готово для торжественных похорон. Двух немецких офицеров, пяти русских и сорока двух солдат, унтер офицеров и фельдфебелей, русских и немцев и, наконец, медсестры Александры Жуковой, направленной на «Горку», что бы на месте перевязывать раненых бойцов.
В большую братскую могилу аккуратно сложили рядами, всех: немцев и русских, на самом верху в ряд семь офицеров (двух ротных командиров и пять взводных), накрыли сверху одеялами, что бы не больно было мертвым глазам. В сторонке маленькая отдельная могила, выложенная внизу мягкими виноградными лозами, в нее осторожно положили на носилках маленького совсем плоского бойца, сверху обернутого русским трехцветным флагом, покрыли опять виноградными лозами и яркими осенним цветами.
Над ее могилкой старались особенно. В особенности, когда, прибывший на пополнение первого взвода по распоряжению Галанина, Аверьян рассказал, наконец, толком в чем было дело! Дело оказалось очень простым и таким трогательным, что те кто копал могилу, и те, кто ее туда опускал, плакали не стесняясь, многие в первый раз в своей молодой счастливой жизни…
Что же оказалось? Оказалось, что эта русская женщина не подчинилась приказу Галанина, не потому что ей просто захотелось переспать со своим командиром, нет! Потому что не хотела оставить их всех пропадать самим, захотела тоже пропасть со своим родным батальоном, знамя которого сама когда-то там далеко в Северной России сшила! Вот почему не уехала! А когда узнала о тяжелых потерях в первой славной роте, пешком побежала к своим землякам… и пропала, раньше чем все остальные! А по дороге еще нарвала винограду, что бы угостить всех бойцов! и была убита этими гадами террористами! Спустили ее с величайшей осторожностью, в неглубокую ямку, что бы не ударить головкой о край могилки и набросав цветы долго любовались последней квартиркой батальонной любимицы!
Потом приехал грузовик с оркестром, который выпросил Галанин в Штабе боевой группы, выстроили всех солдат первой роты, которые не были в нарядах, заставах, дозорах, дождались начальства: Галанина, Бема и Закржевского, долго слушали как оркестр играл невеселые марши, потом, став по команде смирно, приготовились слушать своего любимого и грозного командира… но напрасно! Правда, Галанин старался что-то сказать, несколько раз начинал, когда поднес руку к козырьку фуражки…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
