Он уехал не только из театра, но и из Петербурга{11}.
На втором спектакле произошла волшебная перемена: пьесу прекрасно принимали, раздавались многочисленные крики - "автора", вызывали "всех". О восторгах по адресу Комиссаржевской и говорить нечего{12}. Но в общем играли мы "Чайку", конечно, не лучше и во второй раз.
Париж
1926 356
А.И.ЯКОВЛЕВ
У ЧЕХОВА В МЕЛИХОВЕ
Во вторник на Святой 1897 года, ясным апрельским утром, мы собрались в гости к А.П.Чехову и взяли на Курском вокзале билеты до Лопасни{1}.
Прошел слух, что Чехов болен и лежит в клинике. Я пошел на Девичье поле справиться в клиниках и узнал, что к Пасхе он выписался и уехал к себе в Лопасню.
Чехова как человека тогда знали мало, и мы, студенты первого курса, его горячие поклонники, воображали себе его одиноким доктором земской больницы, пишущим свои рассказы в свободные от службы часы.
Далеко за полдень поезд наш остановился у Лопасни. Напрасно спрашивали мы мужиков-извозчиков, толпившихся около заднего крыльца станции, где здесь больница и где живет доктор Чехов. Никакой больницы близко не было. Где же Чехов?
На помощь нам явился вышедший с вокзала с сумкой через плечо кучер:
- Вы к Антону Павловичу? Пожалуйте, я вас довезу.
- А где же живет Антон Павлович?
- Недалече, верст двенадцать, больше не будет.
- Двенадцать?! Как быть? Ехать - значит попасть к Антону Павловичу под вечер. Поедем! К ночи вернемся в Лопасню.
Мы наняли тарантас и вслед за чеховским почтальоном потянулись рысью чрез желтые глинистые бугры и овражки, поросшие березняком и осиной.
Ехали долго. Когда в сумерках показались деревья усадьбы и ворота длинной изгороди из жердей, на небе успел уже прорезаться молодой месяц. Дул сильный ветер, закат густо покраснел, и стало холодно.
Подъехав к усадьбе, мы поняли, что Антон Павлович живет не в больнице, а в усадьбе, и не один, как нам показалось. 357
Как вторгнуться в это время в чужую семью? Почтальон исчез в глубине сеней с разноцветными стеклами в боковых окнах. На крыльце показалась темная фигура:
- Милости просим!
Мы вошли. Нас ввели в столовую. В комнате находилось много народа. Там были отец Антона Павловича, его мать, сестра, братья, гости. Кто-то только что перед нами приехал со станции;{2} шел оживленный разговор. Нас сейчас же усадили за стол, заставили пробовать пасху, куличи, домашнюю наливку.
Около нас села девушка с ласковыми глазами, похожими на глаза Антона Павловича, - Мария Павловна.
Она объяснила нам, что Антоша после заката уходит к себе, - она показала закрытую дверь. Сидеть долго ему вредно.
- Для вас Антоша, может быть, сделает исключение. Вы - приезжие.
Мария Павловна исчезла в кабинете Антона Павловича.
- Антоша просит вас остаться до завтра, а сегодняшний вечер проведете с нами.
Из столовой перешли на балкон. Ветер продолжал дуть, на небе проступили яркие звезды. Лиц в темноте не было видно. Говорили о многом, больше всего с волнением и нежностью об Антоне Павловиче.
- А ведь как бы не было дождя. Давеча мальчишки убили ужа, и Антоша предсказывал.
- Антон Павлович? - изумился мой спутник.
- А вы думаете, Антоша не говорит глупостей? Еще какие! - любовно сказала Мария Павловна.
Спать нас повели в садовый павильон.
Проснувшись часов в шесть, я не понял сразу, где я. Когда я вспомнил, как мы вчера, незваные и непрошеные, нечаянно забрались в дом к Чехову, меня охватило чувство стыда. Я оделся и сел на постели в самом мрачном раздумье.
Дверь в переднюю павильона открылась, послышались шаги. В комнату вошел высокий человек в ватном пальто и мягкой шляпе. Увидев меня уже одетым, он подошел ко мне, подал широкую руку и заговорил со мной так, точно мы виделись только вчера и были давно знакомы.
Я ожидал увидеть Антона Павловича слабым, медлительным, скучающим, а увидал его бодрым, энергичным, с твердой и быстрой походкой, спокойным, уверенным голосом и улыбкой на губах. 358
- Если вы ничего против не имеете, пойдемте, господа, в сад.
Мы вышли на правильные аллеи молодого яблоневого сада. За деревьями, вправо от дома, курился маленький прудок, за прудком была деревня. Кругом все тот же суглинок, овражки, перелески, луговины - пейзаж Левитана.
Кто-то из нас заметил это.
- Да, да, - сказал Антон Павлович, - а вы знаете его? Какой это сильный, могучий талант.
- Читали вы, Антон Павлович, недавнее письмо Л.Н.Толстого к либералам{3} и какого вы мнения о наших студенческих волнениях?
- Университетские движения, по-моему, - сказал Антон Павлович, вредны, вредны тем, что оттягивают и губят много сил понапрасну. Каждое такое волнение сокращает силы интеллигенции. Этих сил так мало, обходятся они так дорого, столько их пропадает и без всяких университетских волнений, что незачем заботиться об увеличении числа жертв, уносимых жизнью. Надо работать и работать, - с оттенком горечи заговорил А.П. - Дела много, бесконечно много. Надо бороться с темными силами здесь, на месте, бороться с нуждой, невежеством и теми, для кого невежество выгодно...{4}
Разговор перешел на литературную работу. Мой спутник{5} был немного причастен к ней и стал жаловаться на те трудности, с которыми приходится встречаться в поисках труда.
Чехов улыбнулся улыбкой спокойной и ласковой, улыбкой старшего брата на детскую жалобу.
- А вы пробуйте, - сказал он, - носите в разные редакции, посещайте ученые общества, составляйте отчеты о заседаниях. Я начинал так. Важна привычка к работе, знакомство с техникой дела. Постепенно войдете в круг этой профессии, перезнакомитесь с людьми, завяжете отношения. Хорошо было бы основать студенческую газету, в которой участвовало бы побольше молодежи. Пусть получают по две копейки со строчки - что за беда! Зато скольких может увлечь этот труд.
- Антон Павлович, можно вам задать один вопрос... Есть что-нибудь реальное в фабуле "Рассказа неизвестного человека"?
Антон Павлович засмеялся.
- Да, кое-что, кажется, есть. Только я не совсем твердо помню содержание этого давнишнего рассказа. 359
- А профессор в "Скучной истории" - это Бабухин?
- Нет, это лицо собирательное, хотя много взято с Бабухина.
Чехов засмеялся своим милым смехом и спросил, знаем ли мы А., издателя или редактора одного теперь прекратившегося толстого журнала.
- Как его провели! - смеялся он недавней истории с посмертным стихотворением Кольцова, присланным в этот журнал и помещенным в нем в качестве любопытной находки. Стихотворение было поддельное, и акростих первых букв каждой строки составлял фамилию издателя и не особенно лестный эпитет к ней{6}.
- Антон Павлович, вы встречались с Л.Н.Толстым?
- Как же, встречался, когда я лежал в клиниках, он был у меня. А раньше я был у него в Ясной Поляне{7}.
Антон Павлович рассказал нам свое посещение Толстого и вспомнил, как Л.Н. тотчас же по их приезде (Чехов был не один, дело было ранним утром) повел их купаться, и первый разговор у них происходил по горло в воде.
Мы сидели на лавочке в конце аллеи. Солнце поднялось и стало греть. Около нас на песке с сосредоточенным видом вертелись две маленькие таксы Антона Павловича - Бром и Хина. Позвали в столовую к чаю. На этот раз в столовой были мы втроем да только что вставшая Мария Павловна. Антон Павлович продолжал разговор о студенческой газете.
- А.П., как вы пишете? Так же по многу раз переписываете, как Толстой, или нет?
А.П. улыбнулся.
- Обыкновенно пишу начерно и переписываю набело один раз. Но я подолгу готовлю и обдумываю каждый рассказ, стараюсь представить себе все подробности заранее. Прямо, с действительности, кажется, не списываю, но иногда невольно выходит так, что можно угадать пейзаж или местность, нечаянно описанные...
Чтобы поспеть на утренний поезд, надо было ехать. Мы стали собираться и хотели пойти искать лошадей на деревне, но А.П. настоял, чтобы ехали мы на его лошади.
- Кучер вас довезет до усадьбы нашего "свирепого" соседа С. Я вам дам записку, и С. даст вам лошадь. На ней вы доедете до Лопасни{8}.
Пока запрягали, А.П. позвал нас к себе в кабинет. Это была узкая продолговатая комната с низкими окнами, очень просто обставленная и аккуратно прибранная. На письменном столе, поставленном поодаль от стен, лежал 360 французский медицинский журнал. Из окна позади стола виднелся за деревьями прудок. На стене висел странный рисунок "Волшебный театр", похожий на иллюстрацию к Эдгару По. Одинокие руины и кругом лес, тускло освещаемый сквозь тучи луной.
А.П. подвел нас к низенькому шкафу, достал с полки кучку лежавших на ней томиков своих сочинений суворинского издания и предложил нам выбрать, кому что понравится. Мой спутник потянулся к "Хмурым людям", а я - к "Палате № 6"{9}.
А.П. надел пенсне и сел к столу. Лицо его сделалось внимательным, таким, каким он снят на портретах последнего времени. Он спросил наши имена и своим мелким, кругловатым почерком надписал обе книжки, пометил время и место: 97, 16/IV, Мелихово.
