Охота развернулась в западном Боулдере — стайки ребятишек и подростков носились вверх и вниз по все еще почти пустым улочкам, Том завывал, таская свою корзину. И в конце концов они вернулись сюда, где солнце крепко припекало и дул теплый ветерок. Стайка заарканенных ребятишек уже насчитывала сотни две, и они все еще продолжали искать последние полдюжины тех, кого еще не поймали. За игрой они спугнули с десяток оленей, которые никоим образом не желали принимать участие в веселье.
На две мили выше, в Амфитеатре Восходящего Солнца, где Гарольд Лодер когда-то выжидал подходящий момент, чтобы заговорить по радиопередатчику, был устроен грандиозный пикник. К полудню две-три тысячи человек усядутся вместе, посмотрят на восток, в сторону Денвера, и станут есть оленину, крутые яйца, сандвичи с ореховым маслом и джемом и свежеиспеченный пирог на десерт. Это могло быть последним массовым сборищем в Зоне, если только они все не отправятся в Денвер и не соберутся вместе на стадионе, где когда-то играли в футбол «Бронкосы». Сейчас, к 1 мая, тонкий весенний ручеек иммигрантов превратился в бурный стремительный поток. После 15 апреля прибыло еще восемь тысяч человек, и теперь в городе было около девятнадцати тысяч жителей примерно, поскольку Бюро переписи Сэнди не успевало подсчитывать. Редким днем прибывало меньше пяти сотен.
В манежике, который Стю втащил наверх и застелил одеялом, Питер начал громко плакать. Фрэн двинулась к нему, но Люси, которая была на восьмом месяце, опередила ее.
— Я говорила тебе, — сказала Фрэн, — это его подгузники. Я могу определить точно по его реву.
— Я не ослепну, если погляжу, как он описался. — Люси подняла сердито кричащего Питера из манежика и стала нежно покачивать его на солнышке. — Привет, малыш. Что ты там наделал? Не очень много?
Питер кричал.
Люси посадила его на другое одеяло, которое они захватили с собой на смену. Питер, все еще крича, попытался уползти с него. Люси перевернула его и начала стягивать его голубенькие вельветовые штанишки. Питер замахал ножками в воздухе.
— Почему бы вам двоим не прогуляться? — предложила Люси. Она улыбнулась Фрэн, но улыбка эта показалась Стю печальной.
— В самом деле, почему бы нет, — согласилась Фрэн и взяла Стю под руку.
Стю позволил увести себя. Они пересекли шоссе и вошли на мягкое зеленое пастбище, под крутым углом уходящее вверх, к плывущим по ясному голубому небу белым облакам.
— Из-за чего это? — спросил Стю.
— Прости. — Взгляд Фрэн был слишком уж невинным.
— Этот взгляд.
— Какой взгляд?
— Я узнаю этот взгляд сразу, — сказал Стю. — Я могу не знать, что он означает, но когда вижу его, то тут же замечаю.
— Сядь со мной рядом, Стю.
— Вот так, да?
Они уселись и посмотрели на восток, где холмы постепенно переходили в равнины, а равнины таяли в голубой дымке. Где-то там, в этой дымке, была Небраска.
— Это серьезный разговор, Стюарт. И я даже не знаю, как его начать.
— Ну тогда говори, как считаешь нужным, и все, — сказал он и взял ее за руку.
Вместо того чтобы заговорить, Фрэн изменилась в лице. Слеза скатилась у нее по щеке, и рот приоткрылся, дрожа.
— Фрэн…
— Нет, я не стану реветь! — со злостью сказала она, а потом слезы полились ручьем, и, вопреки своим словам, она жутко разревелась. Сбитый с толку, Стю обнял ее за плечи и стал ждать.
Когда худшее, похоже, миновало, он сказал:
— Теперь скажи мне, в чем тут дело?
— Я тоскую по дому, Стю. Я хочу вернуться в Мэн.
За их спинами кричали и весело улюлюкали детишки. Стю взглянул на нее, совершенно ошеломленный. Потом он неуверенно улыбнулся.
— Так вот оно что! А я думал, ты по меньшей мере решила развестись со мной. Не то чтобы мы, как говорится, были зарегистрированы по всей форме…
— Я никуда не поеду без тебя, — сказала она, вытащила салфетку из нагрудного кармашка и вытерла глаза. — Ты что, не знаешь?
— Наверно, знаю.
— Но я хочу вернуться в Мэн. Мне снится он. Тебе никогда не снится Восточный Техас, Стю? Арнетт?
— Нет, — искренно ответил он. — Я могу жить долго-долго и умереть счастливо, даже если никогда больше не увижу Арнетт. Ты хотела бы поехать в Оганкуит, Фрэнни?
— Может быть, со временем. Но не сразу. Я хотела бы поехать в Западный Мэн — он назывался Страной озер. Ты был неподалеку от него, когда мы с Гарольдом встретили тебя в Нью-Хэмпшире. Там есть невероятно красивые места, Стю. Бриджтон… Суиден… Касл-Рок. Я представляю себе, как рыба будет плескаться в озерах. Наверное, со временем мы могли бы устроиться на побережье. Но в этот первый год у меня не хватит сил на это смотреть. Слишком много воспоминаний. Это было бы слишком. Море казалось бы слишком большим. — Она взглянула на свои нервно двигающиеся руки. — Если ты хочешь остаться здесь… помочь им устроиться… Я пойму. Горы тоже очень красивы, но… Просто они не кажутся мне домом.
Он взглянул на восток и открыл для себя, что наконец-то может сформулировать то, что беспокоило его самого с тех пор, как начал таять снег, — желание уехать. Здесь стало слишком много народу; не то чтобы они наступали друг другу на пятки — пока еще по крайней мере нет, — но они начинали действовать ему на нервы. Некоторые «зонщики» (так они стали себя называть) вполне справлялись с этим и даже, казалось, находили в этом свою прелесть. Одним из таких был Джек Джексон, возглавлявший новый комитет Свободной Зоны (теперь разросшийся до девяти человек), другим — Брэд Китчнер. Брэд запустил сотню проектов и задействовал в них всех и каждого, кого только смог. Это была его идея наладить одну из денверских телестанций. С шести вечера до часа ночи теперь транслировались старые фильмы с десятиминутным перерывом для новостей в девять часов.
И человек, который в отсутствие Стю стал начальником полиции, Хью Петрелла, был не из тех, кто пришелся Стю по душе. Сам факт, что Петрелла боролся за эту должность, уже вызывал тревогу у Стю. Это был крутой парень пуританского склада, с лицом, словно высеченным ударами топора. Он имел в своем подчинении семнадцать помощников и на каждом заседании комитета Свободной Зоны требовал увеличить свой штат. Будь здесь Глен, подумал Стю, он сказал бы, что вновь началась нескончаемая американская борьба закона и свободы личности. Петрелла был неплохим человеком, но крутым мужиком, и… Стю полагал, что из Хью с его непоколебимой верой в закон, который являлся для него единственным и окончательным ответом на все вопросы, получится лучший начальник полиции, чем из самого Стю, как бы он ни старался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
