Глава 42
В кабинете кардинала горели свечи, но все равно было темно. Темнота, казалось, пожирала слабый свет свечей. Причудливые очертания мебели напоминали фантастических чудовищ — не то дремлющих, не то приготовившихся к прыжку. У двери, расставив ноги, застыл робот-охранник. Кардинал восседал на высоком стуле с прямой спинкой, закутавшись в лиловую мантию.
— Доктор Теннисон, — сказал он. — За все время вашего пребывания в Ватикане вы впервые удостоили меня своим посещением.
— Я знаю, как вы заняты, ваше преосвященство, — сказал Теннисон, — И потом, до сих пор в этом не было необходимости.
— Сейчас такая необходимость возникла?
— Думаю, да.
— Вы пришли ко мне в трудное время. Такого трудного времени в Ватикане еще не бывало. Это глупцы…
— Именно поэтому я и пришел к вам, — решительно оборвал кардинала Теннисон, — Джилл…
— От человека, — продолжал кардинал, словно не обратив внимания на то, что его прервали, — еще можно было ожидать такого. Люди эмоциональны. Слишком эмоциональны. Порой мне кажется, что вам недостает здравого смысла. От роботов я такого не ожидал. Мы — народ уравновешенный, порой даже флегматичный. Да, наверное, и вы бы не подумали, что роботы способны довести себя до такой истерии. Прошу простить. Вы хотели поговорить о Джилл?
— Да, хотел.
— Джилл, доктор Теннисон, — самая лучшая из всех людей, с кем мне когда-либо довелось встречаться. Она, можно сказать, породнилась с нами. Ей интересны мы, ей интересен Ватикан. Вы, конечно, знаете, как упорно она трудится.
— Безусловно.
— Когда она пришла к нам впервые, — продолжал кардинал, — ее интерес к нам был более чем поверхностный. Она хотела написать о нас, но, как вам известно, мы не могли этого позволить. Некоторое время я считал, что ей следует улететь отсюда первым же рейсом. Но мне этого не хотелось, потому что уже тогда, задолго до того, как убедился в этом сам, я догадывался, какой она талантливый и преданный делу историк, — именно такой, какой нужен и какого мы никак не могли разыскать. Джилл хотела написать нашу историю для других, а теперь пишет для нас. И все мы счастливы. Вам, наверное, кажется странным, что нам понадобилась собственная история?
— Нет, почему же, — пожал плечами Теннисон. — Я, конечно, не психолог, но думаю, что она нужна вам потому, что вы проделали работу, которой не без основания гордитесь.
— Да, — кивнул кардинал. — Нам есть чем гордиться.
— Ну и вам, естественно, хочется, чтобы проделанный вами путь не был предан забвению. И чтобы через миллион лет представители самых разных форм жизни узнали о том, что вы жили здесь, а может быть, и до сих пор живете, если, конечно, вы просуществуете миллион лет.
— Просуществуем, — кивнул кардинал, — Если не я, то другие роботы, мои соратники, будут здесь и через миллион лет. Ватикан будет здесь. Ведь известно, что на Земле тысячелетиями существовали корпорации, основатели которых давным— давно умерли. Эти корпорации существовали потому, что представляли собой идеи, воплощенные в материальной форме. Ватикан, конечно, не корпорация в прямом смысле слова, но он — идея, облеченная в материальную форму. Он выживет. Он может подвергнуться изменениям, у него могут быть взлеты и падения, эволюции и кризисы, но идея не умрет. Идея будет жить. Идеи, доктор Теннисон, не так просто убить.
— Все это замечательно, ваше преосвященство, — сказал Теннисон. — И я высоко ценю ваше мнение как по этому, так и по другим вопросам. Но я пришел к вам, чтобы поговорить о Джилл, чтобы сказать вам, что она…
— Да-да, Джилл, — проговорил кардинал, — Я искренне огорчен, что ее коснулась эта суета вокруг так называемой святой. Как это у вас, людей, говорится? «Попала в переделку»? Так? Бедная девочка, представляю, как ей тяжело, — все тычут в нее пальцами и вопят о чуде. Считают, что она и есть живое свидетельство чуда. А вы, доктор, можете объяснить, что произошло? Я, конечно, ни капельки не верю, что случай с лицом Джилл — дело рук Мэри, и…
— Ваше преосвященство! — резко оборвал кардинала Теннисон, — Сейчас не время это обсуждать. Я пришел сказать вам, что Джилл исчезла. Я ее искал везде и нигде не мог найти. Вот и пришел к вам, чтобы спросить, не знаете ли вы, где она может быть.
— Бедняжка… — покачал головой кардинал, — Наверное, спряталась куда-нибудь, убежала от этой толпы обезумевших фанатиков.
— Но куда она могла убежать? Она мало где бывала. Работа и дом — вот и все.
— Доктор, скажите мне все-таки откровенно, что произошло? Как могла исчезнуть опухоль? Дело не в Мэри, я уверен. Тут что-то другое. Вы врач, и у вас должны быть какие-то соображения на этот счет. Может быть, это, как вы говорите, спонтанная ремиссия, самоизлечение?
— Ваше преосвященство, клянусь вам, я не знаю! Я пришел просить у вас помощи. Подскажите, ради бога, где ее искать?!
— В библиотеке смотрели?
— Был я в библиотеке. Везде был.
— В саду за клиникой?
— Да. Я же сказал: везде. Преосвященный, вы бываете у нее в библиотеке, подолгу беседуете с ней. Может быть, она хоть слово обронила, чтобы понять…
Разговор прервал громкий стук в дверь кабинета. Теннисон обернулся.
— Глухоман! — прокричал возникший в дверном проеме робот в коричневом монашеском балахоне, — Ваше преосвященство, там глухоман!
— Глухоман? — вскричал кардинал, — Что — «глухоман»? Где глухоман?! Объясни толком, в чем дело?!
— Глухоман идет! — надрывался робот, — Глухоман… спускается по эспланаде.
— Откуда ты знаешь, что это глухоман? Ты разве когда— нибудь видел глухомана?
— Нет, ваше преосвященство, я не видел. Но только все кричат, что это глухоман. Все кричат и бегут кто куда. Все жутко напуганы.
— Если это действительно глухоман, нечему удивляться. Понятно, почему они напуганы.
Из открытой двери доносились крики, топот ног в длинных коридорах.
— По эспланаде? — спросил Теннисон монаха, — К базилике?
— Да, доктор, — кивнул перепуганный робот.
Теннисон обернулся к кардиналу.
— Ваше преосвященство, а вам не кажется, что стоит выйти и узнать, чего хочет глухоман?
— Ничего не понимаю… — растерянно проговорил кардинал. — Ни один глухоман никогда не являлся в Ватикан. Давно, очень давно, когда мы только прибыли сюда, мы порой видели их издалека. Они никогда не приближались. Да, только издалека мы их видели, и, честно говоря, не пытались рассмотреть поближе. Мы им никогда не докучали, а они не мешали нам. Потом о них стали рассказывать чудовищные вещи, но это потом…
— Насколько я знаю, они убили молодого врача — моего предшественника, и еще двоих людей, которые были с ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
