Глаза Таима блеснули. Молча кивнув, он направил Силу и открыл проход прямо на месте, там, где стоял, ступил в него и исчез. Ранд заставил себя усидеть на месте, опустошенно глядя, как проход истончился до сверкающей линии. Не хватало ему, едва управившись с Льюсом Тэрином, вновь ввязаться в борьбу с ним, не говоря уже о том, что он мог проиграть и тогда Льюс Тэрин, в его, Ранда, образе, попытался бы покончить с Таимом. Дался ему этот Таим, почему он так желает ему смерти? Впрочем, Льюс Тэрин, похоже, желает смерти всем, не исключая и самого себя.
Если учесть, что едва рассвело, утро выдалось весьма богатое событиями. И хороших новостей было больше, чем плохих. Ранд снова посмотрел на Серого Человека – выжженная рана спеклась мгновенно и почти не кровоточила, но он не хотел, чтобы госпожа Харфор увидела на ковре хотя бы одно кровавое пятнышко. Сказать-то главная горничная ничего не скажет, потому как и без этого даст понять, что она о нем думает. Ну, а что до Госпожи Волн Морского Народа, то пусть себе дуется, коли ей угодно, у него и без нее забот по горло.
Нандера и Джалани все еще переминались с ноги на ногу возле дверей, хотя им следовало занять свой пост сразу же после того, как ушел Таим.
– Если вы переживаете из-за Серого Человека, – промолвил Ранд, – выбросьте это из головы. Только глупец мог рассчитывать увидеть Бездушного, ну, разве что случайно, а вы, по-моему, вовсе не глупы.
– Не в том дело, – буркнула Нандера. Джалани стиснула зубы, словно стараясь сдержать просившиеся на язык слова.
И тут он понял. Они знали, что не могли увидеть Серого Человека, но все равно стыдились того, что он прошел мимо них. Стыдились и боялись, что кто-нибудь узнает об их оплошности.
– Слушайте меня, – сказал Ранд. – Никто не должен знать ни о том, что здесь побывал Таим, ни, тем более, о том, что он говорил. Слухи о школе и так будоражат людей; не хватало еще, чтобы они начали бояться появления Таима или кого-нибудь из его учеников в собственной спальне. А лучше всего держать рот на замке и о случившемся сегодня утром распространяться как можно меньше. Труп нам, понятное дело, не скрыть, так что придется объяснить, что какой-то негодяй пытался меня убить, но был убит сам. Я намерен говорить именно так и прошу вас не выставлять меня лжецом.
На сей раз на их лицах явно читалась признательность.
– Я имею тох, – пробормотали обе почти одновременно.
Ранд откашлялся – он к этому не стремился, но что поделаешь, коли у них от этого на душе легчает. И тут его посетила мысль насчет Сулин. Ей такое, наверное, не особенно понравится, зато вроде бы вполне укладывается в исполнение этого самого тох. Может быть, занимаясь тем, что ей не нравится, она в какой-то степени приблизится и к исполнению своего тох.
– Ступайте на пост, не то я подумаю, будто и вы любуетесь моими бровями, – припомнил он ехидную шпильку Нандеры. – Ступайте и пришлите кого-нибудь, пусть унесут этого малого.
Они ушли, улыбаясь и переговариваясь на языке жестов.
Ранд взял Авиенду за руку:
– Ты, кажется, хотела со мной поговорить. Пойдем в ту комнату, поговорим там, пока здесь все не почистят.
Если на ковре и остались пятна, ему, возможно, удастся вывести их с помощью Силы.
– Нет, не там! – воскликнула Авиенда, вырвав руку, и, несколько умерив тон, добавила: – Почему бы нам не поговорить здесь?
И впрямь, почему? Не станет же она принимать в расчет такой пустяк, как труп на ковре. Авиенда чуть ли не силой запихнула Ранда обратно в кресло, внимательно посмотрела на него, глубоко вздохнула и наконец заговорила:
– Джи’и’тох – это сама суть айильцев. Мы и есть джи’и’тох. Сегодня утром ты осрамил меня. Разве я тебя не учила?..
Сложив руки на груди и глядя ему прямо в глаза, Авиенда принялась распространяться о его невежестве, которое вовсе не обязательно демонстрировать всем и каждому, а также о том, что тох надлежит исполнять в любом случае и любой ценой.
Ранд не был уверен в том, что первоначально, намереваясь с ним поговорить, она имела в виду именно эту тему, но не собирался ломать над этим голову. Он просто любовался ее глазами, а когда понял это, принялся бороться с наслаждением, которое получал, глядя в ее глаза. И боролся, пока не превратил его в боль. Он надеялся, что Авиенда ничего не заметит, но видимо, выражение его лица изменилось. Во всяком случае, она умолкла, перевела дух и с заметным усилием оторвала от него взгляд.
– Надеюсь, хоть теперь ты понял, – пробормотала она. – А я должна… мне нужно… Раз ты наконец понял… – Подхватив подол, она метнулась к двери и выбежала вон.
Он остался в комнате, которая как-то сразу потускнела, наедине с мертвецом. Все слишком хорошо сходилось, одно к одному. Когда гай’шайн явились убрать Серого Человека, Ранд тихонько смеялся.
* * *
Держа в руках кинжал, Падан Фейн любовался тем, как первый луч восходящего солнца играет на кривом клинке. Ему недостаточно было носить кинжал на поясе, время от времени Фейн испытывал неодолимое желание повертеть клинок в руках, посмотреть, как зловеще поблескивает вставленный в головку рукояти крупный рубин. Кинжал был частью его самого – или он был частью кинжала. Точнее сказать, кинжал являлся частью Аридола, того, что ныне люди именовали Шадар Логотом, но разве он сам не часть Аридола? Или Аридол не часть его? Он был безумен и прекрасно знал это, но ему было все равно. Солнечный свет играл на клинке более смертоносном, нежели любой из выкованных в Такан’даре.
Послышался шорох, и Падан Фейн непроизвольно посмотрел в дальний конец комнаты, где сидел Мурддраал. Тот был давно сломлен и даже не поднял на Фейна взгляда.
Он попытался вернуться к созерцанию совершенной красоты совершенной смерти – той красоты, которой некогда обладал Аридол и которая непременно туда вернется, но ничего не получалось. Получеловек отвлек его, нарушил концентрацию и испортил такое дивное утро. А не убить ли его этим кинжалом? Обычно Получеловек умирает долго, но как скоро убьет его эта сталь? Будто прочитав мысли Фейна, Мурддраал зашевелился, но Фейн уже передумал. Эта тварь еще может пригодиться.
Ему трудно было долго сосредоточиваться на чем бы то ни было. Кроме, разумеется, Ранда ал’Тора. Он чувствовал ал’Тора и в любое время мог указать, где тот находится. Это ощущение не давало ему покоя, превращаясь в боль. Правда, в последнее время к нему неожиданно добавилось нечто странное. Впечатление было такое, будто кто-то другой захватил часть сознания ал’Тора и потеснил его, Фейна. Но неважно. Ранд ал’Тор принадлежит ему целиком.
Жаль, что он не может ощущать боль ал’Тора, – а тот испытывает боль. Пока это всего лишь мелкие уколы, но ничего, вода камень точит. Всему свое время. Вот, например, Белоплащники, они весьма решительно настроены против этого Возрожденного Дракона. Губы Фейна искривились в ухмылке. Конечно, надо быть начеку. Маловероятно, чтобы Найол полюбил ал’Тора больше, чем Элайда, но когда дело касается этого ненавистного Ранда ал’Тора, ничто нельзя считать само собой разумеющимся. Но ничего, вещи из Аридола, поднесенные им обоим, подействовали на них; своим матерям они, возможно, еще и поверят, но уж Ранду ал’Тору – никогда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
