№ 11—16, занявший опустевшее здание Политехнического института на Выборгской стороне. Мама рассказывала, что, когда она явилась к месту назначения, огромное здание Политехника было пустым. На третьем этаже она нашла начальника госпиталя. Прочитав предписание, он сказал: «Так вы хирург? И даже с шестилетним стажем!.. Вот вы и возглавите первое хирургическое отделение на двести коек… Занимайте весь первый этаж и немедленно развертывайте отделение… Сегодня же ночью начнете принимать раненых. Задача ясна? Исполняйте!..»
— Я не знала, с чего начать. Как организовать работу?.. Спустилась вниз на первый этаж. Широкий коридор, студенческие аудитории со столами и учебными досками… В глубине коридора стояла группа девушек, как потом выяснилось, студенток последних курсов мединститута… Я представилась им. «Ой, как хорошо, а то мы стоим и не знаем, что делать… Говорят, сегодня уже поступят раненые…» И все смотрят на меня, а я сама не знаю, с чего начать. Наконец решила, что прежде всего надо освободить аудитории, организовать операционную, перевязочный пункт… Вдруг ко мне подходит строгая женщина в роговых очках и докладывает: «Военфельдшер Попова прибыла в ваше распоряжение!» — вспомнила мама уже после войны. Иногда в День Победы у нас собирались ее военные друзья. А дальше рассказ обычно продолжала Анна Ивановна Попова:
— Мне было приказано явиться в распоряжение начальника первого хирургического отделения. Пошла искать… Коридоры огромные… Вижу, девушки в военных гимнастерках… Выносят столы, моют окна… Я спрашиваю у одной, где мне найти начальника отделения. Она мне тихонько: «А вон она стоит у окна…» Смотрю и не вижу. Стоят две молоденькие… Я опять: «Ну — где? Которая?» Она: «Вон та, смуглая, красивая… Достает портсигар…» Меня поразили ее молодость и обаяние… Я привыкла видеть на этих постах пожилых, солидных людей… К вечеру мы уже приняли партию раненых… Аида Петровна быстро вошла в курс, и ее приказы выполнялись беспрекословно.
Когда я впервые пришел в госпиталь — это было в конце августа сорок первого, — все аудитории главного корпуса, превращенные в палаты, были уже полны раненых. Мама с утра до ночи проводила в операционной. В госпитале развернули полторы тысячи коек, хирургов не хватало. Это и понятно, потому что в Ленинграде были в срочном порядке организованы сотни госпиталей и медсанбатов… И нужно было как можно скорей излечивать тех, кого еще можно было вернуть в строй. В это время шли кровавые бои у Пулковских высот, и защищающие город войска нуждались в постоянном пополнении.
Всего не хватало: людей, боеприпасов, продовольствия. А к зиме стало еще хуже, еще круче… Холод, голод. Не было электричества, паровое отопление не работало — в палатах стояли железные времянки, но и эти времянки, именуемые буржуйками, надо было где-то доставать.
К маме больные (то есть раненые) относились необычайно трогательно. И уже после войны со многими из них у нее поддерживалась переписка. Был такой Зимичев, которому мама спасла правую руку. Когда Зимичева привезли, то после осмотра главный хирург госпиталя настаивал на немедленной ампутации, но мама отговорила, точнее, уговорила подождать. И — спасли руку.
Очевидно, здесь сыграли роль и семейные традиции. Моя мама вышла из семьи врачей. Отец ее — Петр Александрович Бадмаев — еще в прошлом веке стал известен в Петербурге как врач тибетской медицины.
В энциклопедии Брокгауза и Ефрона (С.-Петербург, 1891, т. 4, с. 674) о моем деде и его брате сказано следующее:
«Бадмаевы — два брата, буряты, Александр Александрович Бадмаев был лектор калмыцкого языка в С.-Петербургском университете в 60-х годах; Петр Александрович — младший брат и воспитанник предыдущего родился в 1849 году. Учился некоторое время в Медико-хирургической академии и получил право врачебной практики. Лечит все болезни какими-то особыми, им самим изготовленными порошками, а также травами; несмотря на насмешки врачей, к Бадмаеву стекается огромное количество больных».
Семейные архивы, однако, вносят некоторые коррективы в информацию энциклопедического словаря: Петр Бадмаев окончил полный курс Медико-хирургической академии. Но по существующему тогда положению выпускник академии должен был дать клятву, что он будет лечить больных лишь известными европейской медицине средствами. Такую клятву Петр Александрович дать отказался, ибо решил заняться лечением тибетской медициной, и оставил свой диплом в академии, где он находится и поныне. Он был первый и едва ли не единственный до революции бурят, силой случайных обстоятельств получивший высшее медицинское образование: окончил Медико-хирургическую (ныне Военно-медицинскую) академию, а также восточный факультет Петербургского университета и, таким образом, сочетал в себе европейское образование, знание языков и знание тибетской медицины. Он впервые перевел на русский язык известный труд «Жуд-ши» — главное руководство по тибетской медицине — и написал ряд других научных трудов. На труды П. А. Бадмаева как на первоисточники ссылаются и авторы современных научных трудов, в частности Ц. Хайдав и Т. А. Меньшикова в своей книге: «Лекарственные растения в монгольской медицине»[4].
П. А. Бадмаев родился в городе Агинске Читинской губернии. Он был назван Жамсараном, но позднее крестился и получил при крещении имя Петр, а отчество, по тогдашнему обычаю, по имени царствующего императора — Александра II. Упоминаемые в словаре порошки изготовляются из лекарственных трав. Наиболее распространенное лекарство, порошок — шижет, он отлично регулирует обмен веществ в организме. Помогает также при отравлениях, несварении желудка и т. п. В состав шижета входят ревень, соль, вода, уголь, китайские орешки и еще один компонент, но в строго определенных пропорциях. Всего около трехсот наименований порошков по номерам. Так, например, шижет идет под номером сто семьдесят девятым.
После революции, будучи уже стариком, продолжал лечение тибетской медициной, которую у нас в доме называли ВНТ, что означает — врачебная наука Тибет. Эти три загадочные буквы были выгравированы на ложках.
После смерти П. А. Бадмаева в 1920 году его жена, Елизавета Федоровна Бадмаева, продолжила его дело. Уже в наше, советское время она по предложению Ленгорздравотдела возглавляла Опытный кабинет восточной медицины в Ленинграде — в двадцатые и тридцатые годы.
Естественно, что общая атмосфера, царившая в семье, оказала свое влияние на формирование характера моей матери, в частности на выбор профессии. Она прошла всю войну, занимая командные посты в полевых и эвакогоспиталях Ленинградского фронта, награждена девятью правительственными наградами.
Дружбу со своими соратниками — политруком Валентиной Максимовной Ковалевой, военврачом Марией Александровной Боровиковой, старшей сестрой Анной Ивановной Поповой — мама пронесла через всю жизнь. И траурный митинг у могилы на кладбище открыла ее бывшая ученица — депутат Ленсовета М. А. Боровикова,
