Отец начертил Джону целую схему:
– Как говорится, вдова с детьми, что может быть прекрасней. Вернее, разведенная женщина, согласно веяниям нового времени. Голова у нее на плечах отличная. Юджиния видела ее в деле, с поездами. Прекрасный организатор, хладнокровный человек…, – сын возразил:
– Я помню, что хладнокровный человек выбрасывал в канал одежду бывшего мужа…, – герцог закашлялся:
– Такое тоже хорошо. Она не боится поступать решительно, в случае нужды. В общем, – подытожил он, – технику подготовили. Езжай в Харидж, садись на паром. Завтра утром будешь в Голландии.
Будущий координатор сидел напротив. Он пил «Вдову Клико», с копченым лососем и расспрашивал Джона о его сестре и племяннике. У нее были нежные щеки, темные ресницы, и внимательные, спокойные голубые глаза:
– У вас есть опыт обращения с детьми, кузен, – Эстер подождала, пока он нальет шампанского, – вы должны у меня отобедать. Иосифу и Шмуэлю осенью два года исполнилось. Посмотрите, что вас ждет в будущем. Прогуляемся в саду Кардозо…, – Эстер отмахивалась, когда коллеги заводили разговор о парке: «Деревья ни в чем, ни виноваты, господа. Я привыкла».
Особняк Кардозо они не собирались использовать для работы. В доме жили дети и няня. В случае согласия, для Звезды снимали неприметную квартиру, в рабочем районе города. Туда отправлялся передатчик, на центральном почтамте арендовался ящик для корреспонденции.
– С удовольствием, кузина Эстер…, – Джон, с трудом, представлял, как начать разговор. Он стал обсуждать картины Рембрандта. По совету кузины, Джон днем добрался до музея. Принесли рыбу и белое бордо, Эстер взяла серебряную вилку. Длинные, ловкие, без маникюра пальцы управлялись с едой четкими, отточенными движениями хирурга.
Джон вспомнил о Меире:
– Она, скорее всего, знает, чем занимается младший брат. Будет легче предложить…, – скрыв тяжелый вздох, он услышал спокойный голос:
– Вы, кузен, приехали сюда не для того, чтобы болтать со мной о живописи, или последнем фильме мадемуазель Аржан…, – Джон поднял глаза. Кузина улыбалась. Воротник шелковой блузки был распахнут. Он увидел начало белой, стройной шеи, блеск жемчужного ожерелья.
– Не смотри туда, – велел себе юноша. Выпив сразу половину бокала бордо, он попросил: «Послушайте меня, кузина Эстер».
Стоя на широком подоконнике квартиры бывшего мужа, на Плантаж Керклаан, Эстер мыла окна. День оказался солнечным, почти теплым, вода в канале блестела. У касс оперного театра собралась маленькая очередь. Она взглянула на афиши: «Мадам Баттерфляй». Не оправляя подоткнутой юбки, Эстер переступила нежными, босыми ногами. Женщина наклонилась к ведру:
– От меня уксусом будет пахнуть. Впрочем, уксус лучше, чем госпитальные растворы для мытья полов…, – она медленно протирала стекло сухой бумагой. Маргарита выздоравливала. Доктор де Грааф связался с Мон-Сен-Мартеном. Барон, конечно, не мог уехать от постели больной жены:
– Но ты его не пугал? – озабоченно спросила Эстер коллегу:
– Сказал, что с его внучкой все в порядке? – они сидели в ординаторской, за кофе и папиросами.
– За кого ты меня принимаешь? – почти обиженно отозвался де Грааф:
– Я его уверил, что ребенок здоров, мать ребенка чувствует себя отлично, а лимузин просто мера предосторожности. Зима на дворе.
Шофер из Мон-Сен-Мартена приезжал на следующей неделе. Элизу, с дочерью, скоро выписывали. Эстер прибрала в квартире. Сложив, чемоданы в гардероб, она сходила за провизией. У нее был велосипед с плетеной корзиной, как и у многих в Амстердаме. В кладовой особняка Кардозо стояла деревянная тележка, в которой ездили на прогулку близнецы.
Эстер вспоминала голос кузена:
– Возведем город, дорогие мои…, – Джон сидел на ковре в гостиной. Близнецы копошились вокруг, роясь в кубиках. Юноша пришел на обед с заманчивыми свертками, из хорошего магазина игрушек. Он принес два букета цветов, госпожа Аттали тоже получила свой. Эстер приготовила жареную курицу, нафаршировала овощи, испекла миндальный пирог с медом. Джон купил не только подарки. Успев забежать в лавку при синагоге, он явился с двумя бутылками кошерного, французского вина. Эстер сварила кофе, близнецы, построив башни, начали зевать. Госпожа Аттали увела мальчиков наверх, в детскую.
Они с Джоном устроились на скамейке, под розами. Эстер подождала, пока кузен щелкнет зажигалкой:
– У нас маленький сад, кузен…, – она кивнула в сторону дома, – в старом особняке Кардозо он был больше. Когда-то, здесь жили родители первого мужа той Эстер, что с Вороном плавала…,– женщина помолчала:
– Его Давидом звали, как моего…, – она осеклась.
Бывший муж гордился родословной. В архивах Эсноги хранились документы шестнадцатого века, свидетельствующие, что первые Мендес де Кардозо перебрались в Амстердам из Лиссабона. Эстер, однажды, заметила:
– Мои предки тоже здесь жили. Сара-Мирьям, жена Элияху Горовица. Он к Шабтаю Цви ушел…, – Давид, высокомерно, ответил:
– Если бы она была послушной женой, она бы отправилась за своим мужем, как положено. Разбила семью, из-за упрямства…, – Эстер даже закашлялась: «Он стал вероотступником, апикойресом…»
– Что за средневековая косность, – поморщился Давид. Эстер, ядовито, добавила:
– Стремление к прогрессу, дорогой, у тебя в крови. Твой предок подписал указ, изгнавший Спинозу из общины…, – муж, в сердцах, хлопнул дверью кабинета.
– Впрочем, – Эстер любовалась серебристым дымком папиросы, – мы не знаем, как та Эстер выглядела. От Ворона хотя бы портрет сохранился…, – Джон рассмеялся:
– Картину, о которой я вам говорил, написали через тридцать лет после гибели Ворона. Хотя, может быть, сэр Николас рассказывал об отце…, – он, искоса, посмотрел на стройную шею женщины. Закутавшись, в кашемировую шаль, Эстер покачивала острым носком туфли.
Рядом с ней Джон всегда краснел. Он краснел, передавая ключи от снятой на подставные документы, скромной квартиры, рядом с рынком Альберта Кейпа. Эстер кивнула:
– Правильно. На вокзале пассажиры, на рынке покупатели. Они ничего не помнят, кроме цен на картошку и рыбу…, – тонкие, розовые губы усмехнулись. Кузина была выше его на полголовы. Обучая ее работать на передатчике, Джон, незаметно, любовался прямой спиной.
– Сидя, такое незаметно…, – длинные пальцы отменно управлялись с рычажками контроля:
– Она почти шесть футов ростом…, – кузина сняла наушники:
– Пять футов восемь дюймов, мистер Джон…, – голубой глаз подмигнул:
– Значит, мне предстоит, и шифровать информацию? – она склонила светловолосую голову.
– А я пять футов пять дюймов…, – грустно подумал Джон. Он очнулся:
– А? Да, кузина. Но вы не волнуйтесь, я вас обучу…, – юноша вздохнул: «Она очень быстро схватывает. Жаль, я бы здесь хотел дольше пробыть».
Кузина, сразу, сказала:
– Я это делаю не из-за денег. Я была в Венло, встречала поезда с детьми…, – Эстер помолчала, – видела нацистские флаги, на той стороне границы. Вы знаете, чем занимается мой старший брат…, – Джон кивнул:
– Знаю, кузина. Он замечательный человек, рав Горовиц. Очень смелый. И ваш младший брат…, – он вовремя замолчал. Эстер усмехнулась:
– Меир сюда приезжал, прошлым годом, когда тетя Ривка погибла. Я заметила его загар. Вы с ним, что, виделись? – она указала куда-то за окно маленькой квартирки.
Под окнами шумел рынок. Джон приходил сюда каждый день. У него были умелые руки. Он устроил, в кладовой, тайник для радиопередатчика. В маленькой кухоньке стояла газовая плита. Он купил кофе, спички, запас папирос и простую пепельницу. Здесь была всего одна комната, гостиная, она же и спальня.
Джон предупредил Эстер, что, в случае необходимости, в квартире переночуют люди, направляющиеся, как он туманно объяснил, дальше. Кузина принесла из особняка мыло, постельное белье, полотенца и старое, шерстяное, одеяло. Сидя с ней над шифровальной таблицей, Джон замялся:
– Надеюсь, вы понимаете, кузина, нельзя использовать эту квартиру в качестве…, – тонкая бровь поднялась вверх: «Мистер Джон, поверьте, я не встречаюсь с мужчинами на работе». Он зарделся.
Этой осенью за Эстер начали ухаживать коллеги из госпиталя и с кафедры, в Лейдене. Все носили обручальные кольца. Эстер наотрез отказывалась от подобных предложений. Были вокруг и молодые доктора, однако женщина чувствовала себя старше ровесников:
– И старше него…, – Эстер попросила показать ей медвежий клык. Она принесла Джону старинный кинжал, из шкатулки:
– Он по женской линии передается. Сестра деда моего…, – она посмотрела за окно, – бывшего мужа, доктор Мирьям Кроу, подарила его моей бабушке, Бет Фримен. Клинок в Америку вернулся, и опять в Европу приехал…, – Джон, было, хотел сказать, что оружие перейдет дочери Эстер, но осекся:
