Эти обычаи приводят нас к целому ряду суеверных гаданий, где воде предоставлено главное место, подобно так называемым "отчерпыванью воды" и "прощению у воды". В первом случае (например в Углицком уезде Ярославской губернии, близ границы Ростовской), при болезни домашних животных или ввиду какой-либо неприятности, окачивают водою крест, или медный образок, стараясь спускать эту воду на уголья, облепленные воском и ранее опрыснутые богоявленскою водою; в то же время читают про себя самодельные молитвы и кропят и поят тех, кто нуждается во врачебной помощи. "Прощение у воды" испрашивается больным и обездоленным. Обычай этот покоится на том убеждении, что вода мстит за нанесенные ей оскорбления, насылая на людей болезни. Поэтому, чтобы избавиться от таких болезней, на воду опускают кусочек хлеба с низким поклоном: "Пришел-де я к тебе, матушка-вода, с повислой да с повинной головой – прости меня, простите и вы меня, водяные деды и прадеды!" – Отступая по одному шагу назад, до трех раз повторяют этот приговор с поклоном и во все время заклинаний стараются ни с кем не разговаривать, не оборачиваться и ни одного раза, конечно, не налагать на себя крестного знамения. В Вологодских краях верование в чары воды, без участия церковного ее освящения, приурочивается даже к Великому четвергу, когда большуха-хозяйка, почерпнув воды из колодца, святит ее тем, что опускает в ведро "серебрушку" (непременно серебряную монету) и умывает ею ребят своих для здоровья. Тогда же девицы с этой водой бегут на хмельники "до вороны" (пока эта зловещая птица не закаркала), умываются и молятся приговором: "Пусть и меня так же любят молодцы, как любят хмель добры люди". На Святках повсеместно при гаданьях девицы смотрят в воду, чтобы увидеть суженого-ряженого, а ворожеи – ворога, причинившего кому-нибудь вред. Колдуны на воду нашептывают, чтобы наслать беду на недруга, и вообще, редкое гаданье обходится без того, чтобы вода не играла в нем существенной роли. Так что выработался даже целый кодекс обрядов, которые несмотря на самые неблагоприятные географические условия для обмена и заимствований, все-таки поражают своим сходством: сопоставленные рядом в целой группе, они ясно свидетельствуют о существовании всеобщей старой веры и являются в настоящее время не чем иным, как ее обломками. На развалинах этой старой веры, разрушенной христианством, наш народ и строит свое миросозерцание, причем одной рукой он держится за старую веру, а другой – за христианство. Эта обычная путаница старых и новых понятий приводит к поразительной неустойчивости народного мировоззрения: веруя, например, в гаданья, наш народ в то же время верит, что есть несчастия, которых не устранишь гаданьями. "Воде и огню Бог волю дал", – говорит он в утешение и успокоение на те случаи, когда нарушается в природе равновесие и вода, в меру питавшая землю, из явной благотворительницы временно превращается в лютого врага, наводящего страх отчаяния. "Где много воды – там жди беды", "Хороши в батраках огонь да вода, а не дай им Бог своим умом зажить". Никакими гаданьями таких бед не предусмотришь, никакими заговорами не устранишь – остается одна надежда на молитву о Божьей помощи не только в то время, когда стряслось несчастье, но, главным образом, когда оно только что собирается и посещение его только возможно. Впрочем, в наше время, когда обмелели реки и повырублены леса, народ страдает не столько от изобилия, сколько от недостатка воды, и редкий год проходит без того, чтобы в любом русском селе или деревне православные не молились о ниспослании дождя. Выработаны даже своеобразные подготовительные приемы для такого рода коллективных молебствий.
Созвал староста сходку, – и не обсказывал зачем потревожил, а прямо приступил к тому, чтобы порешили старички, сколько собирать с каждого двора пятаков на молебен и когда подымать иконы. Поднялась вся деревня на ноги как один человек; засуетились и заспорили промеж себя бабы, как принимать иконы, чем ублаготворять духовных: надо печь пироги – на голодное их не примешь. Запрягли мужички лошадей в телеги – ехать за вином да сладкой наливкой. Двое выборных ушли позвать на мольбу батюшку-священника со всем причтом, посулили плату за общий молебен, да в особину, по гривне с дома; пообещали прислать за духовными подводу.
В назначенный день поднялись ранехонько: еще и звону в селе не было слышно. Натощак (не только никто ничего не ел, а даже воды не пил) отправились все, конечно одетыми во все лучшее и чистое, отстаивать заутреню и обедню. После нее станут вынимать те иконы, которые укажет батюшка. Церковный фонарь принимает Старостин сын; больших херувимов (хоругви) берут молодые ребята, на очередь промеж собою. Иконы нести охотятся все бабы, а потому надо устанавливать порядок: наиболее чтимую икону понесет та девица, которая побойчее всех и по-красовитее; остальные иконы, по двое на каждую, принимают на руки, обернутые платками или полотенцами, другие бабы и несут, приложивши одним краем к плечам. Никаких разговоров богоносцам на все это время не дозволяется, и даже сельские колокола мешают тому, не переставая звонить вовсю, пока крестный ход можно видеть с колокольни.
В деревне, на площадке около колодца, уже все приготовлено и место излажено: вынесен стол, покрытый чистой скатертью, и поставлено на нем блюдо под святую воду; подставлены чистые скамейки под иконы. Учительница наладила умелых девиц, к ним пристали чернички – составился хор. Когда во время водосвятного молебна запели из канона: "Дождь, дождь земле жаждущей, Спасе!" – все пали на колена и на лицах молящихся, как в зеркале, отразилась вся гнетущая тоска от напряженных и несбывающихся надежд на благодатные теплые дождички.
С деревенской площадки иконы несут в поле "на зеленя" и, если попадается по дороге родник или хотя бы и высохший колодец, тут останавливаются и снова поют молебен, как бы вызывая иссякшую воду на знакомое старое место. Отдельные, частные молебны продолжаются по особым приглашениям в домах и, когда все они окончатся, – в более просторной избе начинается подкрепление сил и затем полное угощение в складчину досыта и допьяна, чтобы искреннею, от души, выговорилась благодарность: "За хлеб, за соль, за лапшу, за кашу, за милость вашу". Во всяком случае, главная цель достигнута: пришли на мольбу в благоговейном настроении, – разошлись успокоенными, с надеждою на милость Божию.
Мать-сыра земля
Третья, по старинному счету, мировая стихия – земля – почтена наивысшим хвалебным эпитетом: с незапамятных времен она называлась "матерью", и у всех народов, а в том числе и у нас, русских, была возведена на степень божества. Впрочем, в наши дни от былого почета остались лишь обезличенные признаки и потусклые следы древнего богопочтения, да и то в приметно меньшем количестве, чем по отношению к огню и воде. Но тем не менее, по народному убеждению, и самая святость целебных родников и колодцев, главным образом, зависит от того, что исходят они непосредственно из благодатных и неисчерпаемо богатых недр матери-сырой земли. По всеобщему верованию, самая стихия эта настолько свята и чиста, что не держит в себе ничего нечистого и в особенности враждебного людям. Лихих недоброхотов, в виде ведьм и колдунов, земля "не принимает", и до сих пор требуются особые обряды, чтобы прекратить выход из могил этого сорта покойников и посещение ими живых людей и заветных мест. Даже тот умерший, труп которого долгое время не разлагается, – по народным понятиям, несомненно был при жизни великим грешником, потому что он "не изготовляется к погребению в сырой земле". И напротив, если новорожденный ребенок выделяется весом тела от прочих детей, то он не жилец на Божьем свете, его "тянет" к себе земля. Вся нечистая дьявольская сила от крестного знамения и "воскресной" молитвы проваливается не иначе, как "сквозь землю", не оскверняя святости земных недр, и т.п.
Связь человека с землей устанавливается и Священным Писанием: "Всяк человек – земля есть, и в землю отойдет". Ту же мысль выражает и пословица: "Сверх земли не положить даже нищего и бездомного". Саженку вдоль да полсаженки поперек – для каждого полагается обязательным. А затем, вся та земля, куда схоронены кровные и близкие, называется родительскою и считается священною: она могущественна до такой степени, что горсточка ее, взятая с семи могил, укрывающих заведомо добродетельных людей, спасает всех родичей, оставшихся в живых, от всяких бед и напастей. Почти такой же силой обладает и вообще родная земля. Вот что свидетельствует на этот счет наш орловский корреспондент:
"2 августа 1897 года, из села Яковлева (Орловский уезд) отправились на переселение в Томскую губернию 24 семейства и каждая семья взяла с собой несколько горстей родной земли.
– Может случиться, – говорил один из переселенцев, – что на новом месте мы попадем на такую воду, которая для питья не годится, – так мы положим в воду нашу землю, вода и станет вкусной".
