Перрин огляделся: казалось, ни один из рабочих, возившихся с грузами, ничего не услышал. Юноша был уверен, что учуял бы их страх, если б они услышали хоть словечко. Перрин удержался от резкого замечания, вертевшегося у него на языке. У девушки язык был еще острее, да и бойчее вдобавок.
— Я бы хотел, чтобы ты попридержала свое нетерпение, — прогрохотал Лойал. — Кажется, Фэйли, ты надеешься, что здесь все пройдет так же легко, как в Иллиане.
— Легко? — пробормотала Заринэ. — Легко! Лойал, нас пытались убить дважды за один вечер. Происшедшее в Иллиане само по себе вполне подходит для песни об Охотнике. О какой легкости ты говоришь?
Перрин страдальчески поморщился. Он не хотел, чтобы Лойал называл Заринэ именем, которое она сама для себя выбрала; это было как постоянное напоминание Морейн, что девушка — тот самый сокол Мин. И это нисколько не влияло на размышления Перрина о том, не была ли она той красивой женщиной, о которой Мин тоже его предупреждала. По крайней мере, я еще не наткнулся на ястреба. Или на Туата'ан с мечом! Картинки необычнее вовек не выдумать, или же я купец, торгующий шерстью.
— Прекрати свои бесконечные расспросы, Заринэ, — сказал он, прыгнув в седло Ходока. — Ты поймешь, почему мы здесь, когда Морейн найдет нужным сказать тебе об этом.
Он старался не смотреть на Твердыню. Девушка поглядела на него темными раскосыми глазами:
— Я не думаю, что ты в это твердо веришь, Перрин. Именно поэтому ты мне ничего не говоришь, тебе сказать нечего. Уж лучше бы честно в этом признался, фермерский сынок.
Молча вздохнув, Перрин поскакал вперед, удаляясь от причалов вслед за Морейн и Ланом. Даже со своей настырной напористостью Заринэ не могла ничего выведать у Лойала, когда тот отказывался отвечать на ее вопросы. Перрин подумал, что девушка обязательно примется теперь изводить его, чтобы он тоже называл ее взятым ею именем. Но даже тогда он ей не поддастся.
Морейн пристроила на спину лошади свой дождевик, привязав его поверх торчащего горбом позади седла безобидного вида узла, в котором таилось свернутое знамя Дракона. Несмотря на жару, она надела голубой льняной плащ из Иллиана. Широкий капюшон скрывал лицо женщины, а кольцо Великого Змея висело на шнурке у нее на груди. Тир, сказала Морейн, не запрещал появляться в городе Айз Седай, объявив вне закона лишь направление Силы, но Защитники Твердыни зорко следили за любой женщиной, носящей такое кольцо. Морейн же не хотела, чтобы в этот раз за ней следили.
Лан сунул свой меняющий цвета плащ в седельную сумку еще два дня назад, когда стало ясно, кто послал Гончих Тьмы. Саммаэль, подумал Перрин с содроганием и постарался не произносить этого страшного имени даже в мыслях. Но кто бы их ни послал, других преследователей не было. Страж не сделал никакого замечания о духоте в Иллиане, как не высказался и о меньшей жаре в Тире. Его серовато-зеленая куртка была все время наглухо застегнута.
Сам же Перрин наполовину расстегнул куртку и расшнуровал ворот рубашки. В Тире могло быть немного прохладнее, чем в Иллиане, но все-таки здесь было так же жарко, как летом в Двуречье. И парило, как обычно после дождя, и влажный воздух делал зной еще невыносимее.
Топор свисал на ремне с высокой луки седла. Там он был всегда под рукой, если понадобится, но Перрин чувствовал, что его лучше не носить.
Юноша удивился, увидев грязь на улицах, по которым они ехали. По представлениям Перрина, только деревни и небольшие городки имели земляные улицы, а Тир был одним из самых больших городов. Но путникам казалось, что люди здесь не обращали никакого внимания на грязь, многие ходили босиком. Внимание Перрина ненадолго привлекла женщина, шедшая на небольших деревянных платформах, и он удивился, почему все эти люди не носят такую же обувь. Мешковатые штаны на здешних мужчинах выглядели так, будто защищали своих хозяев от жары надежней, чем пригнанные по фигуре, какие носил он сам, но Перрин почувствовал бы себя дураком, даже если бы только примерил огромные штаны. Он вообразил себя в этих дурацких портках и в круглой соломенной шляпе и тихонько посмеялся над этой картиной.
— Над чем ты смеешься, Перрин? — спросил его Лойал, озабоченно глядя на проходящий мимо народ. Уши его совсем поникли, кисточки затерялись в шевелюре. — У этого люда вид… как у побежденных, Перрин. Когда я был здесь последний раз, они были совершенно не такими… Даже тот, кто позволил вырубить свою рощу, не заслуживает того, чтобы так выглядеть.
Перрин, вместо того чтобы привычно смотреть вперед, начал вглядываться в лица прохожих, и у него крепло убеждение, что Лойал прав. Чего-то недоставало во многих из этих лиц. Надежды, наверное. И еще любопытства. Прохожие равнодушно смотрели на проезжающих мимо всадников, беспокоясь лишь о том, чтобы не оказаться на пути лошадей, а то и вовсе не замечали верховых. Огир, сидевший на лошади, которая могла сойти за большую ломовую, для них, видимо, ничем не отличался от Перрина или Лана.
Когда путники миновали высокую серую городскую стену, улицы изменились, появились широкие каменные мостовые. У ворот всадников проводили жесткие темные глаза стражи. На солдатах были блестящие кирасы поверх красных мундиров с широкими рукавами и узкими белыми манжетами. Голову каждого защищал круглый шлем, украшенный гребнем. Вместо мешковатых шаровар, которые носили другие горожане, на стражниках были плотно облегающие штаны, заправленные в сапоги до колен. Солдаты хмуро посмотрели на меч Лана и сжали рукояти своих мечей, заметив к тому же секиру Перрина и его лук. Но, несмотря на косые, острые взгляды, в их лицах тоже была какая-то пришибленность, будто не существовало для них больше ничего достойного служения и приложения каких бы то ни было усилий.
За городской стеной здания были больше и выше, хотя большая часть их не отличалась от построек на окраине. Очертания крыш поразили Перрина, особенно остроконечные кровли; но он уже насмотрелся на такую уйму их разновидностей с тех пор, как покинул дом, что только задавался вопросом, какими гвоздями крепились черепичные плитки. В некоторых местах черепичные крыши настилали вообще без гвоздей.
Дворцы и огромные особняки возвышались среди небольших неприметных домов, и казалось, что все они строились беспорядочно. Напротив массивного, состоящего сплошь из башен и белых прямоугольных куполов, окруженного со всех сторон широкими улицами здания могли тесниться лавки, гостиницы, невзрачные домишки.
Гигантский дворец с фасадом, украшенным гранеными мраморными колоннами, каждая грань шириной в четыре шага, с пятьюдесятью ступенями, ведущими вверх, к бронзовым дверям в пять спанов высотой, имел соседями по одну сторону пекарню, а по другую — портняжную мастерскую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
