Аудитория была потрясена моими словами.
– Я не растрачиваю свою жизнь бесцельно! – возмутился студент.
– Нет, растрачиваете. Речь идет о шести часах в день. В сутках двадцать четыре часа, так что у вас еще остается восемнадцать часов. Ну, еще часов шесть вам нужно на сон. Так что если даже подработка отнимает у вас четыре часа, у вас все равно остается время, чтобы кутить, танцевать и гулять с девочками. На что вы жалуетесь?
Я объяснил, что в молодости по пять часов в день занимался в тренажерном зале, четыре часа в день слушал курсы актерского мастерства, а еще учился в колледже и выполнял домашние задания. И я был не один такой. В колледже Санта-Моники и на курсах при Калифорнийском университете было немало тех, кто трудился полный рабочий день. Конечно, совершенно естественно ждать, что счета оплатит кто-то другой. И государство должно помогать получить образование тем, кто действительно испытывает нужду. Но если доходы государства из-за экономического кризиса сократились, всем нужно затянуть пояс и пойти на какие-то жертвы.
6. Повторять, повторять и еще раз повторять. В тренажерном зале Атлетического союза в Граце, где я подростком занимался с гантелями, слева на стене висел большой фанерный щит, исписанный мелом. Там мы записывали программу тренировок на каждый день. У каждого из нас был свой уголок, и прежде чем раздеться, нужно было составить список:
ТЯГА ШТАНГИ: 5 СЕРИЙ ПО 6 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /
ТОЛЧОК: 6 СЕРИЙ ОТ 4 ДО 6 УПРАЖНЕНИЙ / / / / / /
ЖИМ СТОЯ: 5 СЕРИЙ ПО 15 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /
ЖИМ ЛЕЖА: 5 СЕРИЙ ПО 10 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /
РАЗВЕДЕНИЕ РУК С ГИРЯМИ: 5 СЕРИЙ ПО 10 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /
И так далее, всего до шестидесяти различных видов упражнений. И хотя ты не знал, в какой физической форме будешь сегодня, нужно было еще записать вес штанги. Каждая строчка заканчивалась рядом наклонных черточек, каждая из которых обозначала одну серию упражнений. Если ты назначил себе пять серий жима штанги лежа, на доске должно быть пять черточек.
Затем, как только первая серия упражнений была выполнена, ты подходил к доске и зачеркивал первую черточку так, что получался «Х». К моменту завершения тренировки все пять строчек должны были превратиться в крестики.
Такой подход очень благотворно повлиял на мою мотивацию. У меня перед глазами всегда была обратная связь: «Ого, я выполнил все, что наметил. Теперь можно переходить к следующей серии упражнений». Записывать намеченные цели стало для меня чем-то естественным. Я убедился в том, что никаких кратчайших обходных путей быть не может. Мне потребовалось повторять какие-то упражнения по несколько сотен и даже тысяч раз, чтобы добиться идеальной позы в три четверти спиной, научиться в нужный момент вставлять остроту, танцевать танго в «Правдивой лжи», рисовать красивые рождественские открытки и говорить «Я вернусь» именно так, как надо.
Если взглянуть на текст моего первого выступления на Генеральной ассамблее ООН в 2007 году, посвященного борьбе с глобальным потеплением, можно увидеть следующее:
Каждая палочка вверху страницы обозначает одно повторение моей речи. И когда накачиваешь бицепсы в холодном тренажерном зале, и когда обращаешься к мировым лидерам, обходных путей не бывает – все определяется повторениями, повторениями и еще раз повторениями.
Чем бы ты ни занимался в жизни, все сводится или к числу повторений, или к общему пробегу. Если хочешь научиться хорошо кататься на горных лыжах, нужно постоянно выходить на склон. Если ты играешь в шахматы, нужно сыграть десятки тысяч партий. На съемочной площадке единственный способ правильно сыграть эпизод заключается в том, чтобы повторить его много раз. Если ты что-то отрепетировал, тебе больше не о чем беспокоиться; можно получать просто удовольствие, находясь перед камерой. Недавно во время съемок «Могилы» в Новом Орлеане мы снимали сцену драки в тюрьме с участием семидесяти пяти человек. Постановка была очень сложной: десятки кулачных боев и борцовских поединков, а подоспевшие охранники принимаются колотить всех подряд дубинками. Одни только репетиции заняли полдня. Когда мы приступили к съемкам, все устали, но в то же время были на взводе. Первый же дубль оказался замечательным. Каждое движение стало для нас чем-то совершенно естественным, и нам казалось, что мы действительно деремся.
7. Ни в чем не вини своих родителей. Они сделали для тебя все, что было в их силах, и если в наследство от них достались какие-то проблемы, теперь решать эти проблемы предстоит тебе. Быть может, родители чересчур тебя опекали и поддерживали, и теперь ты, оказавшись один в большом мире, чувствуешь себя беззащитным и слабым, – не вини в этом родителей. А может быть, они наоборот были к тебе слишком строги.
В детстве я очень любил своего отца и хотел быть похожим на него. Я восторгался его формой и пистолетом и тем, что он служил в полиции. Но позднее я возненавидел то давление, которое отец оказывал на нас с братом. «Вы должны быть примером всей деревне, потому что вы дети полицейского инспектора», – говорил он. Мы должны были быть идеальными детьми, но, разумеется, мы ими не были.
Отец был очень требователен – это было у него в натуре. И еще временами он бывал жесток, но я не думаю, что в этом была его вина. Во всем виновата война. Если бы отец жил в другое, более нормальное время, он был бы другим.
Поэтому я часто гадал: а что, если бы отец был теплее и нежнее? Уехал бы я из Австрии? Возможно, нет. И это самое страшное, что только могло со мной случиться!
Я стал Арнольдом Шварценеггером благодаря тому, что сделал для меня отец. Я понимал, что вместо того, чтобы жаловаться, мне нужно было искать в своем воспитании положительные стороны. Я научился ставить перед собой четкую цель и добиваться ее во что бы то ни стало. Своим суровым, жестким обращением отец по сути дела выгнал меня из дома. Я отправился в Америку, своим трудом добился успеха, и я счастлив тому, что это произошло. Я не люблю зализывать раны.
В конце «Конана-варвара» есть один момент, который мне очень нравится. Эти слова произносит не сам Конан, а Талса Дум, чародей, который заставляет маленького Конана смотреть, как его отца загрызают собаки, а затем у него на глазах зверски расправляется с его матерью. Когда Конан уже собирается убить его, отомстив за своих родителей, Талса Дум говорит: «Кто твой отец, если не я? Кто привил тебе волю жить? Я – тот родник, из которого ты берешь начало».
