несколько озадаченно приговаривал доктор, пролистывая подаренную книжицу – тоненькую, беленькую, изданную за свой счёт и тем не менее настоящую, бумажную. – Знаете, не всякий бы ещё рискнул… – Замолчал, вчитался. – «Серебряны Твои травы, и родники Твои зрячи…» – процитировал он с листа.
Затем снял и принялся протирать очки.
Артём Стратополох – молодой литератор сорока двух лет от роду с гордо вскинутым узким лицом и несколько затравленным выражением глаз – ждал.
– Метафоры, – то ли скорбно, то ли мечтательно произнёс доктор.
Прекратил шлифовать линзы и, надевши очки, всмотрелся в Артёма преувеличенными зрачками.
– В смысле? – осторожно осведомился тот.
– Простите? – не понял доктор.
– В поэтическом смысле метафоры или в психиатрическом? – уточнил Артём.
Ответом была укоризненная улыбка.
– Ну, это вы, знаете, наотмашь, – мягко попрекнул доктор. – Конечно в поэтическом! Но в чём-то вы правы, правы… Многие термины в литературе и в психиатрии, знаете ли, совпадают. Метафоры, метонимии… Или, допустим, амбивалентность. У нас это признак шизофрении. А у вас?
– Да и у нас тоже… – уныло откликнулся Артём.
То ли должность участкового психотерапевта была слишком выгодной, то ли слишком хлопотной, но угловой кабинетик в розовом особнячке постоянно переходил из рук в руки. И многое зависело от того, какое ты впечатление произведёшь на нового хозяина при первой встрече.
Сам участковый (звали его Валерий Львович) впечатление производил весьма благоприятное. За столом сидел в штатском – так сказать, без чинов. Накрахмаленный докторский халат с Орденом Красного Креста четвёртой степени скромно висел в углу на плечиках. Белел как напоминание.
Словно бы невзначай Стратополох окинул взглядом книжную полку, которой здесь раньше, насколько помнится, не наблюдалось. Была она коротенькая, зато трёхэтажная. На верхнем ярусе новенький трёхтомник Безуглова и десяток книг по специальности. Внизу «Танки Второй мировой войны» (издательство «Литературные памятники»), рядом поэтический сборник «Лист шалфея»… Стало быть, Валерий Львович и сам не чужд изящной словесности. Учтём.
Затем Стратополох обратил внимание, что всё это время, пока он изучал полку, доктор изучал его самого.
– Если на то пошло, – с покаянной горечью подвёл черту Артём, – любая метафора по сути своей извращение…
Валерий Львович моргнул и тронул оправу очков. Не ждал он таких откровений от стихотворца. Возможно, и вправду не ждал.
– Почему вы так думаете?
Стратополох вздохнул.
– Что есть метафора? – сказал он. – Скрытое уподобление. Подмена одного другим на основании общего признака…
– Продолжайте, продолжайте…
Язвительно сложенные уста молодого сорокадвухлетнего литератора разошлись в откровенной усмешке.
– Так вот вам аналогия. Зоофилия. Та же, согласитесь, метафора, только в сексуальном плане. Одно взамен другого. Животное взамен человека…
Участковый приобнял Артёма загадочным тёплым взглядом:
– Так-так…
– Или, допустим, синекдоха…
– Ну знаете! – честно сказал Валерий Львович. – Я не настолько осведомлён в вашей области… Синекдоха – это что?
– Тоже стилистический оборот. Часть вместо целого. Допустим: «Отряд в пятьсот клинков». В виду-то ведь имеются всадники, а не клинки…
– Да, действительно. А что здесь, простите, извращённого?
– Часть вместо целого? Это же фетишизм!
Доктор изумлённо взглянул на Артёма, потом вдруг сорвал очки – и затрясся в припадке тихого смеха.
– А мастурбация, стало быть, тавтология? – еле выговорил он, судорожно кивая. – Да вы, оказывается, не только лирик, вы ещё и юморист…
Вновь водрузил очки и влюблённо уставился на пациента.
– Но я и впрямь злоупотребляю метафорами…
– Плюньте, – решительно посоветовал Валерий Львович. – Плюньте и не берите в голову. В конце концов, это ваш хлеб. Ремесло, так сказать… Ну вот, положим (только, ради бога, не обижайтесь!), сидит на тротуаре нищий с вывихнутой конечностью. И никому, согласитесь, в голову не придёт отправить его к травматологу. Все прекрасно понимают, что вывих-то… мм… часть его профессии. Вы же не станете лечить путану от нимфомании, правда? Так что бог с ними, с метафорами…
Валерий Львович оборвал фразу, замолчал, осунулся.
«Внимание!» – скомандовал себе Артём – и, как всегда, не ошибся.
– А вот «Серебряны Твои травы…» – озабоченно проговорил участковый. – К кому вы здесь, собственно, обращаетесь?
– К женщине, – соврал Стратополох.
– Позвольте… А родники?
– Глаза.
– Так-так-так… А травы, стало быть…
– Волосы.
– Серебряные?
– Н-ну… Бывает. Крашены под седину…
* * *
Вымотанный, опустошённый и всё же достигший своей цели, Артём Стратополох шёл к выходу узким коридором, машинально прочитывая надписи на дверных табличках: «Гиппиатр», «Пивдиатр», «Тавматург». Далеко шагнула медицина. Достигнув лестницы, ощутил удушье. Интерьер подавлял. Потолок отдавал трупной белизной. Перила и панели были трупно-голубого оттенка, ступени – трупно-зелёного.
Миновав загадочный зловещий плакатик «Познавая себя, обессмысливаешь окружающую действительность», Артём выбрался на воздух и, обессилев, приостановился на крыльце. Запустил пятерню в карман лёгкой матерчатой куртки, пошуршал в нём скользкими водочными капсулами.
Цвели каштаны. Мимо по недавно продезинфицированному тротуару проходил строй юннатов. Парами. Розовые мальчишечьи галстуки – слева, голубые девчачьи – справа. Грянула речёвка:
– Кто ни разу не хворал?
– Это юный натурал!
– Раз-два!
– Три-четыре!
– Три-четыре!
– Раз-два!..
«Аритмомания, – машинально отметил Артём. – Болезненная страсть пересчитывания. Наблюдается при неврозе навязчивых состояний».
– Наша Родина – здоровье! – самозабвенно прозвенели детские голоса.
Тоскливо прищурясь, литератор взглянул поверх голубых бантов и розовых пилоток. Глухая торцовая стена дома напротив представляла собой огромный портрет доктора Безуглова. Первое лицо государства изображено было в белом халате и почему-то со стетоскопом. Проникающий в душу вдумчивый ласковый взгляд. Внизу – ободряющая надпись: «Вылечим!»
Стратополох взвесил на ладони прозрачные капсулы, борясь с искушением бросить их в рот и, содрогнувшись от горечи, раскусить. Однако результат был известен заранее: растворимая оболочка и сорокаградусное, по Менделееву, содержимое давали в сочетании на диво мерзкий вкус. Это не говоря уже о дальнобойном стойком перегаре. Поэтому капсулы надлежало глотать целиком, запивая водой.
Откуда-то взялся грязноватый тип в некогда щегольской, теперь же обтёрханной и рваной местами кожаной куртке.
– Вопросник надо? – хрипловато осведомился он.
Вот он наверняка не глотал капсулы, а именно раскусывал их. Или даже принимал зелье стаканами. У народных целителей.
– Слышь! – с досадой сказал ему Артём, снова отправляя лекарство в карман. – Я ж только что оттуда. Ты входящих, входящих лови! Бизнесмен…
Аргумент цели не достиг.
– Сегодня оттуда, – невозмутимо отвечал незнакомец, – а завтра опять туда. В последний раз, что ли? – Насупился, поморгал, пошевелил губами. – И недорого… – добавил он с надеждой. – Двести вопросов – двести ответов! Разок прочтёшь – и хоть к самому на приём… – Последовал небрежный кивок в сторону огромного портрета на торцовой стене. – Ни одна зараза не прицепится!
Незнакомец распахнул правый борт куртки. Из внутреннего кармана торчали тоненькие бледные брошюрки «Что отвечать психиатру?». По наивности искуситель и не подозревал, насколько оскорбительно звучало его предложение. Всё равно что навязывать аспиранту шпаргалку для
