— Но теперь он больше не сомневается? Уверен?
— Теперь он уверен. У него есть те машины. У него есть фотографии.
— Ты видел фотографии?
— «Трибыон» пошла в набор меньше получаса назад. Материал застал врасплох всех, включая их собственную службу новостей. Пока фотографии придут из «Трибьюн», пройдет какое-то время, их же еще надо передать… Но скоро они будут у нас.
— Но эти машины… — сказал президент. — Почему именно машины? Почему не что-нибудь фантастическое? Почему не бриллиантовые ожерелья? Не ящики шампанского? Не меховые шубы?
— Пришельцы хорошие наблюдатели, сэр. Они изучали нас несколько дней…
— И увидели массу машин. Почти у каждого. А у кого ее нет, тот о ней мечтает. У кого есть, но старая, тот мечтает о новой. Старые машины. Побитые машины. Изношенные машины. Аварии на дорогах — машины разбиваются, и люди гибнут. Пришельцы все это увидели. И вот они дарят нам машины, которые никогда не выйдут из строя, которым не нужен бензин, не нужны дороги, которые никогда не попадут в аварию, потому что сами сворачивают при опасности столкновения… Ни техобслуживания, ни ремонтов, ни покраски…
— Это еще не факт, сэр, а только предположение.
— Автомобиль для каждого?
— Это тоже еще не факт. Так кажется Гаррисону. Так кажется его репортеру. Однако, насколько я понял, публикация в «Трибьюн» старательно обходит эту тему, хотя та и напрашивается из контекста.
— Дейв, мы погибли. Если у каждого будет машина — это взорвет экономику ко всем чертям. Раз ты говоришь, что это напрашивается из контекста, я собираюсь объявить мораторий на всю финансовую деятельность. Устроим этакие каникулы: биржи закрыты, банки закрыты, все финансовые учреждения закрыты — чтобы вообще никаких сделок, никакого движения. Что ты об этом думаешь?
— Мы выиграем немного времени… Но, может быть, больше ничего. Да и то всего несколько дней. Вы же не можете продержать такой мораторий больше нескольких дней.
— Но если завтра утром биржи откроются…
— Вы правы. Необходимо что-то предпринять. Быть может, вам стоит поговорить с министром юстиции, с директором Резервного фонда, еще с кем-нибудь…
— Кроме отсрочки это нам ничего не даст, — сказал президент, — я с тобой полностью согласен. Но нам нужна отсрочка, нужно какое-то время, чтобы дух перевести. Чтобы дать людям время переварить новости. Чтобы поговорить между собой. Пару дней назад я сказал тебе, что у меня такое чувство — нет оснований для страха. Помнишь? Но черт возьми, Дейв, теперь я близок к панике!..
— Глядя на вас, этого не скажешь.
— Паника — такая вещь, которую мы не можем себе позволить. Я имею в виду ее внешние проявления. Политика — хорошая тренировка собственных чувств. У меня сейчас все кишки переворачиваются, но я не могу допустить, чтобы это было заметно. А мы скоро окажемся на кресте. Конгресс, пресса, деловой мир, профсоюзные лидеры — все будут кричать, что мы должны были предвидеть такую ситуацию и предотвратить ее.
— Страна это переживет, сэр.
— Страна-то переживет, а вот я не переживу. Скверно все обернулось. До сих пор я надеялся, что смогу претендовать на следующий срок.
— Вы и сможете.
— Для этого нужно чудо.
— Прекрасно. Мы сотворим это чудо.
— Вряд ли, Дейв. Постараться, конечно, надо. Прежде всего следует разобраться, что происходит. Скоро придут Аллен и Уайтсайд, Грейс пытается найти Хэммонда. Надо, чтобы он тоже принял участие. Он очень здравый человек, Хэммонд. Он может справиться с этими финансовыми каникулами. С Маркусом поговорим попозже, он тоже будет нужен. И другие тоже подключатся. Господь свидетель, мне сейчас нужен каждый человек, который может хоть что-нибудь посоветовать. И ты тоже, пожалуйста, держись поблизости.
— Мне скоро придется брифинг провести. Мои ребята уже стучатся в двери.
— Задержись немного, — попросил президент, — Быть может, через пару часов у нас уже будет что им сказать. Если сейчас выйдешь к ним с пустыми руками, они тебя до смерти заклюют.
— Они меня в любом случае заклюют. Но это хорошая мысль: подождать немного. Я совсем не рвусь на эту встречу.
На президентском столе загудел селектор. Раздался голос Грейс:
— Генерал Уайтсайд и доктор Аллен.
— Пусть заходят, — сказал президент.
Указав вошедшим на кресла, он тут же спросил:
— Вы уже слышали? Когда я разговаривал с вами, все было еще слишком запутанно, потому я не мог рассказать.
Оба кивнули.
— У меня радио в машине, — сказал Аллен.
— А я, — сказал генерал, — включил телевизор после вашего звонка.
— Стив, что вы об этом думаете? — спросил президент, — Похоже, нет уже никаких сомнений, что пришельцы делают автомобили. Что это за автомобили, по-вашему?
— Насколько я понял, — ответил советник по науке, — с помощью почкования. Таким образом они создают своих младенцев, придавая им собственную форму. Но, вероятно, им ничто не мешает повторять форму автомобилей.
— Кто-то из них съел несколько автомобилей, — напомнил генерал, — В Сент-Луисе вроде.
— Я не уверен, что это как-то связано, — сказал Аллен, — Конечно, они могли проанализировать, исследовать те автомобили, раз уж переварили их; но новые, которые они делают, похожи на съеденные, очевидно, только внешне.
— Тогда зачем же они проглотили те, в Сент-Луисе? — спросил генерал.
— Не берусь объяснять, — сказал Аллен, — Все, что я знаю, — автомобили, которые создают пришельцы, — тоже пришельцы. На самом деле это не автомобили, а пришельцы в форме автомобилей. Вероятно, их можно использовать в качестве автомобилей, но это дела не меняет. Это биологические, а не механические средства передвижения.
— Репортер, обнаруживший эти машину— сказал президент, — по-видимому, считает, что их делают из благодарности. Добровольное пожертвование, дар народу планеты, которая дала им целлюлозу.
— Тут я ничего не могу сказать, — ответил Аллен. — Вы говорите так, будто знаете, как мыслят эти чертовы твари. Я бы не рискнул рассуждать подобным образом. Мы уже сколько времени возимся с мертвым — и до сих пор понятия не имеем о его анатомии, о том, как он функционировал. Даже в физическом плане, не говоря уж о ментальном. В таком же положении был бы человек из средневековья, пытающийся понять, как и почему работает сложный компьютер. У них нет ни одного органа, который можно было бы сопоставить с человеческим. Мы совершенно сбиты с толку, не за что ухватиться. Я надеялся, что нам удастся установить, от чего он умер. Это тоже не получилось. Пока мы не узнаем, как функционировал организм, нет никакой надежды установить ни причину смерти, ни что-либо еще.
— Значит, по-вашему, нет шансов установить с ними контакт? — спросил президент. — Если бы нам удалось поговорить с ними, хотя бы жестами, хотя бы…
— Шансов никаких, — твердо сказал Аллен. — Абсолютно никаких.
— Вот если бы пришельцы обратились к нам, — сказал президент. — И попробовали бы дать нам понять, что им нужно…
— Вы имеете в виду правительство? — спросил Аллен.
Президент кивнул.
— Никто не может осознать, — сказал Аллен, — подлинной, абсолютной чужеродности этих созданий. Они настолько не похожи на нас, что мы просто не в состоянии постичь эту разницу. По моим представлениям, все они — единый организм, как в улье или в муравейнике, в котором все знают — или видят, или ощущают — все, что знает-видит-ощущает любой другой, все они. Такому сообществу правительство не нужно. У них никогда и мысли о правительстве не возникало. Вероятно, они вообще не знают, что такое правительство, потому что у них никогда не было необходимости в таком образовании.
— Надо что-то делать! — воскликнул генерал. — Мы должны защищаться! Мы должны как-то действовать.
— Забудьте об этом, — сказал президент, — Здесь, в кабинете, несколько дней назад вы сказали мне, что пришельцы способны выдержать все, кроме ядерного взрыва. Так получалось по вашим расчетам. Но мы же не можем использовать атомные…
— Аллен напряженно выпрямился в кресле.
— Так значит, эксперимент все-таки был, — сказал он, — Я все время что-то слышал об этом, но полагал, что, если бы это было правдой, меня бы поставили в известность. Объясните, пожалуйста, почему меня не поставили в известность? Ваши открытия могли бы пролить свет…
— Потому что эксперимент — не ваше дело, — отрезал генерал, — Потому что он засекречен.
— Пусть так, — возразил Аллен, — но это может оказаться важным, вы должны были…
— Успокойтесь, джентльмены, — сказал президент, — Приношу вам свои извинения. Моя вина, проболтался. — Он посмотрел на Аллена. — Но вы ничего не слышали, разумеется.
— Конечно, господин президент. Я никогда не слышал того, что вы только что сказали.
