Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неминуемое - штурм - приближалось. Но прежде чем броситься вперед, прежде чем начать завершающие операции, следовало испробовать менее насильственный вариант. Воронов 4 января предложил послать 6-й армии ультиматум с предложением сдаться. Довольно долго шло согласование текста ультиматума. Наконец в штабе Донского фронта его перевели на немецкий язык, и группа немцев во главе с Вальтером Ульбрихтом создала необходимое стилистическое звучание. Ставка одобрила текст Воронова. 7 января с 6-й армией был установлен радиоконтакт. 8 января советские войска предложили начать переговоры со своими двумя представителями - майором Смысловым и капитаном Дятленко. Именно они, представляя, соответственно, армейскую разведку и НКВД, были выдвинуты в качестве парламентеров. Их инструктировал начальник штаба Донского фронта генерал Малинин, а затем сам Воронов. Офицеры получили новую форму (снятую с генеральских адъютантов) и на «виллисе» направились к станции Котлубань. С наступлением сумерек батареям было приказано прекратить огонь и на протяжении ночи громкоговорители возвещали о предстоящем визите парламентеров.
Итак, 8 января 6-й армии предложили сложить оружие. Ультиматум был подписан Рокоссовским и Вороновым. Немцам обещалась «почетная сдача»,
«полновесные рационы», «уход за ранеными», «офицеры сохранят личное оружие», «после войны последует репатриация в Германию или любую другую страну». Советские войска остановили войсковые операции и ждали до 10 января.
Утром два парламентера и сержант, который нес белый флаг и трубу отправились к немецким позициям. Пройдя половину дистанции, сержант начал играть на трубе «Внимание, слушают все». До немцев оставалось не более ста метров, когда прозвучали выстрелы, и парламентеры вынуждены были укрыться. Они попытались еще раз и с тем же успехом. Стреляли явно не на поражение, но знать давали недвусмысленно. Парламентеров утешил генерал-полковник Воронов: «Ситуация такова, что просить должны они у нас, а не мы у них. Поддадим немцам жару, сами будут умолять зачитать им наши условия». Парламентеры были нимало удивлены, получив за свою неудачную попытку по ордену Красной Звезды. Его давали минимум за подбитый танк.
Удалась лишь вторая попытка. С белым флагом, сделанным из единственной в округе простыни командира 96-й дивизии, орденоносные парламентеры пошли вперед и остановились за двадцать метров до немецких позиций. Сержант дул в трубу, а немцы искали офицеров. «У нас письмо вашему командующему». Двое советских офицеров и сержант пересекли линию фронта. В карманах у них уже приготовлены были повязки, которыми им завязали глаза, и они были доставлены под белым флагом на германский контрольный пункт. Парламентерам развязали глаза только в блиндаже, где было холодно, а в углу стояли два мешка с уже испортившимся зерном. Они вручили предложение Рокоссовского некоему капитану Виллигу. Тем, кто сложит оружие, гарантировалось возвращение после окончания войны домой, в Германию. Солдаты сохранят свои личные вещи. Офицерам будет оставлено даже холодное оружие. «Все офицеры и солдаты, которые сдадутся, немедленно получат пищевой рацион. Раненые, больные и обмороженные получат медицинскую помощь». На размышления давались сутки. Негативный ответ означал уничтожение. Это предложение Паулюс передал Гитлеру и запросил «свободы действий».
Сержант Сидоров, который играл прежде на трубе, а по пути часто падал на скользких местах, достал папиросы «Люкс», специально выданные перед заданием. Он попросил перевести, что участвовал в трех войнах, но никогда еще не видел более миролюбивой кампании. Однако прибывший от Паулюса полковник был мрачен. «Вам следует завязать глаза и пройти обратно на передовую. Там вы получите свои пистолеты. Пакет оставьте себе, я не имею права принимать решение». На передовой парламентерам развязали глаза и они вернулись к своим. Начальник дивизионной разведки тотчас же попросил «трубадура» Сидорова обозначить схему немецких огневых точек, и тот быстро испещрил фронтовую карту.
Истекал срок советского ультиматума. Гитлер приказал держаться.
Немцы вспоминают о сталинградских условиях в это время. «Каждому в день раздавалось от двадцати до тридцати патронов с приказом использовать их только для отражения атаки. Рацион хлеба был снижен с 120 до 70 грамм - один ломоть. Воду добывали из талого снега.
Килограмм картофеля делился на пятнадцать человек. Мяса не было; мы съели наших лошадей еще до Рождества». Давка около улетающих самолетов была значительной. «Пришел лейтенант люфтваффе и сказал, что самолет перегружен и двадцать человек должны выйти. Начался страшный шум, все кричали в один голос: один кричал, что он летит по приказу штаба армии, другой - что он из СС и везет важные партийные документы; многие кричали о своих семьях, о том, что их дети были покалечены во время бомбардировок германских городов, и так далее. Только те, кто лежал на носилках, молчали, но их ужас был написан на их лицах». Для значительного, растущего числа германских военнослужащих дорога домой начиналась вот так: «Я пошел в ту часть здания, где лежали тяжелораненые и где было относительно спокойно - многие потеряли сознание, многие умерли. Одного из них я сбросил с носилок. Я сделал три выстрела в мою левую ногу и лег на носилки. Я потерял сознание.
Было темно и боль была ужасной. В помещении было ни огонька. Я продолжал говорить себе: «Это продлится час или два, и мы полетим».
Прошло два дня и кровь вокруг моей раны затвердела, но я старался не привлекать ничьего внимания. Двое лежащих рядом умерли. Но - о радость, они начали нас грузить». Однако пришел врач и увидел следы пороха вокруг раны и пришел к выводу, что имеет дело с самострелом - за это на Восточном фронте следовала смертная казнь. Его бросили в подвал Универмага, началась гангрена ноги, и русский врач после капитуляции спас немцу жизнь, отрезав ногу до бедра.
На горизонте «Сатурн» 22 декабря Ставка заслушивала оперативный план командующего Воронежским фронтом Голикова. Ему была поставлена задача наступления между Воронежем и Кантемировкой. Он предполагал синхронизированное наступление трех колонн, успех которых означал подступ в середине января к Украине. Северная группа - 40-я армия генерала Москаленко - двигалась на Алексеевку, где она должна была соединиться с южной группой (3-я танковая армия Рыбалко). По центру же шел генерал-майор Жуков во главе 18-го стрелкового корпуса. Москаленко завершил свое планирование к 25 декабря. Планы проверял сам «большой» Жуков, к которому позднее присоединился Василевский, а также генерал В.Д.
Иванов из оперативного отдела Генерального штаба. Жуков добивался тщательного предусмотрения мельчайших деталей. Он был свиреп в следовании всем мерам предосторожности. Войска соблюдали все средства маскировки. В результате самолеты противника не сумели разглядеть масштабных приготовлений наших войск. Венгерские командиры докладывали, что ничего особенного на фронте не происходит. Советские войска перемещались ночью, мешали снежные метели.
На Ростов советские войска устремились с северо-востока (Юго-Западный фронт Ватутина), с востока (Южный фронт - так с 1 января назывался прежний Сталинградский фронт), юго-востока (Северокавказский фронт) и юга (Закавказский фронт). Основная задача была поручена в конце декабря 1942 года Закавказскому фронту - выход на Краснодар - Тихорецк - и Южному фронту, движение на Сальск - Тихорецк; после занятия этих позиций оба фронта штурмовали Ростов. Тогда германская группа армий «А» попадет в подлинный переплет.
Для реализации этих планов Южный фронт запросил 300 новых танков. 4 января ставка пообещала 150. Во исполнение этих планов 2-я гвардейская армия Малиновского и 51-я армия Труфанова вышли 11 января 1943 года к реке Маныч между ее устьем и железнодорожной станцией Пролетарская. Малиновский рассчитывал, что он бросит на ростовское направление на предварительном (отдаленном) этапе прежде всего 3-й гвардейский корпус; а 2-й и 6-й механизированные корпуса и 98-ю стрелковую дивизию выдвинет уже непосредственно для боев за Батайск и Ростов. Ротмистров получил распоряжение захватить плацдарм на южном берегу Маныча к утру 17 января и, если обстоятельства окажутся благоприятными и вера в удачу не ослабеет, броситься на Ростов.
Но Закавказский фронт, несмотря на все предпринимаемые усилия, так и не смог пробиться к Тихорецку. Закавказские дивизии трудового и битого генерала Петрова (Одесса, Севастополь) замедлили свой ход еще в грязи предгорий, им было еще очень далеко до Краснодара. 20 января Петров доложил Василевскому, что взятие Краснодара в сложившихся погодных и стратегических обстоятельствах не представляется возможным.
Не менее важным оказалось и то, что Первая германская танковая армия ощутила холод военного поражения и заметно ощетинилась. Да и Манштейн теперь знал замысел советского командования и не мог беспечно оставлять 1-ю танковую армию слишком далеко в предгорьях. Важным обстоятельством было и то, что она наладила «оперативную кооперацию» с 4-й танковой армией. После этой координации представить себе попадание 1-й танковой армии немцев в непробиваемое окружение стало весьма трудно, месяцем раньше этот вариант развития событий имел реалистические черты.
- Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов - История Европы